— А ну пусти девушку! Давай, побыстрее, парень.

Сердце от радости запрыгало сильно-сильно, я даже побоялась, что оно выпрыгнет из грудной клетки и счастливо убежит куда подальше. Дядя Насух, слава Богу! Думала, что уже больше, чем тогда на набережной, я никогда не буду ему рада, но сегодня был поставлен новый рекорд. Он крикнул Али на английском, поэтому тот реально тормознул и даже обернулся на голос. Я напряглась и с трудом подняла голову, которая уже знатно затекла, пока висела внизу. Хорошо, что я вышла на улицу с пучком на голове, а не то подмела бы все дорожки своими волосами. О чем я только думаю в этот момент? Проблем что ли других нет у меня? Дядя Насух с завидной скоростью для человека в его возрасте, бежал в нашу сторону, и я мысленно благодарила его ещё и ещё, нет, слова благодарности к этому человеку никогда не закончатся. Вот как тут не верить в высшие силы, когда они посылают в трудные минуты мне таких важных людей?

— Что ещё, отец? — Али и не думает выпускать меня из своих рук, но игнорировать старшего по возрасту ему не позволяет воспитание, — я ещё вчера предупредил, что девушку заберу, она будет находиться рядом со мной, пока я не решу обратное.

— Еще чего, — старик прокашлялся, прочищая горло, вижу, как сильно он запыхался пока бежал в нашу сторону, — я обещал ей помощь и защиту, так что пока она не решит обратное, она останется в моем доме и на этом точка! — Голос старика я впервые слышу таким строгим, даже самой стало боязно, — давай выпускай её, иначе за себя не ручаюсь, — он грозится кулаком, вызывая на моем лице довольную улыбочку.

Меня насквозь пробирает гордостью за этого смелого мужчину, а ещё окутывает нежной шалью защищённости кем-то очень родным, кем-то вроде отца. И хотя вся ситуация со стороны выглядит жутко забавной, Али все же ничего не остаётся, как под пристальным взглядом Насуха сдаться и опустить меня на землю, предусмотрительно поправив на мне задранную кверху рубашку и выбившиеся из тугого пучка непослушные прядки волос. Какая забота, ворчу про себя.

— Идём, дочка, — старик протягивает мне руку и когда я вкладываю свою в его, ведёт за собой в сторону дома, — а ты чего встал, как истукан? — Оборачивается к замершему в одной позе Али, провожающего нас задумчивым взглядом сощуренных глаз, — иди за нами, посмотрим, что ты там из себя представляешь и можно ли тебе доверить нашу дочку.

Что?! Я в шоке стреляю глазами то на Али, то на дядю Насуха. Как это? Но встрять в разговор и открыто вступить в спор с пожилым мужчиной не решаюсь. Ему значит виднее. Только теперь уже Али смотрит на меня победный взглядом, а на губах отплясывает довольное танго одна из его самых хитрых ухмылок. Ага, классно, веселись, чего уж там.

Я закипала вместе с чайником на плите. Это что же получается? Разговор не для женских ушей? Дискриминация чистой воды! Дело в том, что стоило нам только переступить порог дома, как дядя Насух сразу же отправил меня на кухню приготовь всем чай, а сам вместе с Али удалился в гостиную. А ничего, что предметом их разговора являюсь я? Ладно, делаем глубокий, размеренный вдох и долгий, медленный премедленный выдох, с которым выбрасываем накопавшееся в лёгких напряжение куда подальше. Старику лучше знать, как правильнее в нашем случае поступить, я ему во всем доверяю. Да и что уж тут лукавить, Али, кажется, я тоже доверяю. Вспоминаю его трепетные прикосновения к моей коже, лёгкий, щекочущий шёпот возле уха, и меня сразу же окатывает ушатом обжигающего кипятка, а ватные ноги непослушно подкашиваются. Облокачиваюсь на столешницу позади себя, стараясь удержать шаткое равновесие и совсем не замечаю солонку под руками, моя оплошность! Случайно цепляю её, и она звонко разбивается об кафельный пол, разлетаясь на множество блестящих осколков. Супер, просто вверх самоконтроля и невозмутимости!

— Дочка?! Все хорошо у тебя? — Слышу из гостиной взволнованный крик дяди Насуха, — давай, неси чай, милая.

— Эм… — нервно запинаюсь, — все в порядке, да, случайно споткнулась просто, — брезгливо морщусь новой порции, хоть и не серьёзного, но очередного своего вранья, — сейчас приберусь и приду…

Пришлось на ракетной скорости брать себя в руки, убирать рассыпанные повсюду мелкие осколки, и разливать ароматный чай со специями по выставленным на железном подносе чашкам в мелкий сиреневый цветочек.

— ….да, сынок, все верно, — доносится до моих ушей вежливый голос дяди, — не против вашего общения с дочкой Настей, — Али на этих словах незаметно дёргает меня за руку и хитро подмигивает, а меня распирает вылить на него чашку с чаем. Сынок? Я не ослушалась? Острая иголка ревностно воткнулась в моё девичье сердце, этот противный турок своим диким обоянием покоряет сердца всех, кто с ним пересекается. Как можно спокойнее вручаю ему его чашку. Он незамедлительно делает глоток и, может мне показалось, но с трудом сдерживает отвращение. Я что, настолько плоха в кулинарии и даже чай нормально заварить не могу? Принюхиваюсь к своей порции, но вроде бы пахнет довольно-таки приятно, чего он тогда морщится? Обидно, знаете ли.

— Но девочка будет жить с нами, в этом доме, пока сама не решит уйти от нас, — отпивая горячий чай, продолжает ровным голосом дядя. Улыбка Али заметно сползает, стирая собой самодовольное выражение лица, возвращая ему привычное его серьёзное.

— Хорошо, — согласно кивает мужчина с чёрными омутами вместо глаз, специально не смотрю в них, боясь не выплыть и навсегда там потонуть, — я приму любое ваше решение, — косится в мою сторону, и я почему-то ни капли не верю в искренность его слов. Что он задумал, интересно? — Только перед своим уходом, разрешите еще раз поговорить с Настей… наедине? Все будет в рамках приличия, обещаю, — расплывается в обезоруживающей улыбке, которая странно сочетается с грозным взглядом его пронзительных глаз. Точно что-то задумал! Не хочу я говорить с ним наедине. Над головой сверкает импровизированная моим сознанием красная кнопка, предупреждающая об высоком уровне опасности.

— Ладно, сынок, пусть будет по-твоему, — соглашается дядя, меня, конечно же, никто не догадался спросить.

— Спасибо, папа Насух, — Али поднимается со своего места и уважительно целует руку довольному собой старику.

— Дочка, вы можете поговорить в твоей комнате, покажи дорогу.

Я киваю. Ага, снова все решили за меня, Господи, это когда-нибудь закончится? Внутри все кипит от негодования, но я по-прежнему стараюсь держать себя в руках. Насколько же меня хватит?

— Ну что, моя маленькая, сладкая львица, где находится твоя комната? — Еле слышно шепчет Али мне в затылок. Знает ведь, что дядя его уже не слышит и не видит, пользуется своим положением. Зараза.

— Прошу, — едко улыбаясь, открываю дверь в комнату и жестом приглашаю войти внутрь. Самое интересное, я же на самом деле привыкла считать этот дом и эту комнату своими. Хорошо это или плохо, еще не могу решить, время покажет.

Он заходит первым, медленно оглядывается по сторонам, словно тут и правда моя личная комната с моими личными вещами, которая может рассказать о своей хозяйке важные подробности. Нет, здесь все чужое, но я нагло посчитала своим. Следом за ним захожу и я. Али перекидывает через меня руку и быстро прикрывает дверцу. Как предусмотрительно.

— Смотри, Али, — набираюсь решимости и начинаю разговор первая, — спасибо за твою помощь и участие в моей судьбе, правда, я этого никогда не забуду, но дальше я справлюсь сама, если мои документы находятся у тебя, отдай, пожалуйста, и на этом распрощаемся, хорошо? Я не поеду с тобой в дом твоих родителей, не уговаривай даже!

— Так значит, да? Ладно, — поднимает перед собой руки в извиняющимся жесте, — я признаю, что притащить тебя к ним в дом было идиотской ошибкой, я как придурок рассчитывал на общее прошлое, но… — он хмурится, проводит рукой по волосам цвета непроглядной ночи и мне стоит больших усилий, чтобы не повторить его жест, — но ты действительно считаешь, что в безопасности здесь? А ты в курсе того, что ублюдочные псы твоего дражайшего супруга вынюхивают каждый твой след?