– Все как-то слишком просто, – сказал я.

Ратон развеселился.

– Просто тебе? Попробуй как-нибудь сюда с группой пятидесятых прийти, я посмотрю как тебе будет просто. С кладбища летать замучаетесь.

Босс ждал нас у мельницы, сидел возле забора, кряхтел, глодал чью-то ногу. Здоровый такой детина, при подтяжках, под которыми белые ребра просвечивали из подгнившей плоти. Босс посмотрел на нас вытекшими глазами, и мне стало очень не по себе. Но ничего, терпеть можно, особенно если он прекратит так зыркать. Быстренько поведав нам о том, как на мельницу легло проклятье, (ничего интересного, заехал сюда богатый крестьянин зерно помолоть, золотом похвастался, хозяин и работники не удержались, смололи хвастуна в красную муку, а кошель забрали), босс посетовал, что теперь вечно обречен быть при этой мельнице, «пока свет стоит». Отбросив недогрызенную ногу, босс покряхтел к мельнице, повозился там, полязгал чем-то, и мельница заработала, закрутилась с натужным скрипом.

– Давай, – толкнул меня Ратон в бок, – полезай!

Я подошел к мельнице, залез на стоящую там бочку, подождал, пока одна из решетчатых, обтянутых драной холстиной лопастей подъедет ближе, прыгнул, уцепился, повис. Вспомнил совет про змею и пролез в одну из дыр в полотне между перекладинами, ухватился руками за брусья. Внизу творилось прекрасное. Ратон стоял, глядя на меня, спиною к боссу, а босс с хряканьем лупил его кулачищем по голове, на что Ратон, мне показалось, вообще не реагировал.

– Все? Закрепился? Крутись теперь! Я его пока не трогаю.

Босс от обиды стукнул Ратона сразу двумя кулаками, так что варлок даже слегка пошатнулся.

Мельница крутилась бесконечно медленно, что было не слишком удивительно, так как никакого ветра не было, бесконечные поля пшеницы стояли совершенно неподвижно. Как я, однако, уже высоко. И как же страшно! Потные руки скользят по брусьям, я же сейчас упаду! Мне нужно держаться, держаться изо всех сил. Какие же хилые брусья, как все жутко скрипит…сейчас это крыло просто отвалится, я прямо чувствую, как оно отрывается под моим весом! Господи, кто-нибудь, сделайте что-нибудь, заберите меня отсюда!!!! Лоскут парусины хлопнул меня по лицу, и я завизжал. Мокрые от пота руки сорвались со ставших бесконечно скользкими деревяшек, я попытался дернуться, чтобы вцепиться во что-то другое, провалился по пояс в дыру и повис вниз головой над бесконечно далекой землей. Орал я так, что даже у самого уши заложило. Дергался всем телом, как червяк, и непременно бы выпал из крыла, если бы не застрял, запутавшись ногами в обрешетке.

«Получено достижение «Гроза мельниц»

– Готово!? – крикнул Ратон

– Да, – слабым голосом отозвался я.

Страх чуть-чуть отступил, так как земля была уже близко. Ратон нанес мельнику несколько быстрых ударов жезлом, и мельница со страшным грохотом обрушилась, я упал головой в землю, сверху по мне хряпнуло брусом, и от жизни осталось пять единиц.

Сопротивление страху +1

– Нужно было спрыгивать, – сказал Ратон, помогая мне вылезти из-под груды обломков. – На вот, восстанови силы. – он протянул мне кусок чего-то мокрого, липкого и пахнущего плесенью.

– Это что? – в ужасе спросил я.

– Обычный сыр, чего ты так орешь? Осталось пол-головки от завтрака.

После всех этих заросших грибами мертвяков именно сыра с плесенью мне хотелось меньше всего, но я послушно стал жевать, наблюдая как медленно заполняется полоска жизней.

***

– Ну а что, ты думал я буду за тебя всю работу выполнять? – спросил Ратон, – теперь самому придется постараться.

– Но как? Как это вообще можно сделать?

Мы стояли у края понехского карьера. Я смотрел на вереницу каменных столбов разной высоты, которые пересекали карьер от одного края до другого. Не то, чтобы они были очень высокими, самый длинный метра четыре, не больше, – но как?!

– Как все, – пожал плечами Ратон, – прыгаешь с одного на другой и не падаешь. Вообще это даже весело, если втянешься. У меня, например этот титул есть.

Ратон покопался в своих настройках и выпятил грудь. Я моргнул.

«Прыгун Ратон16»

– Давай-давай, приступай, – Ратон расстелил на земле носовой платок и принялся выкладывать на него сыр, хлеб, бутылку – все для пикника. Наверное, в жизни он на диете, наверное, толстый очень.

Часа через два я уже был весь в синяках и шишках, но дошел только до четырнадцатого столба из сорока. Идею я в принципе понял, а вот исполнение пока хромало. Тут важно было не столько высоко или далеко прыгать, сколько тщательно примериваться. Маленькие округлые навершия столбов требовали точного приземления, а сами столбы были такими гладкими, что уцепиться в полете за столб и залезть на него было невозможно – ты позорно съезжал задом в щебенку. Ратона я к тому моменту ненавидел больше, чем всех моих здешних врагов, вместе взятых: уверен, если бы он не пялился на меня и не отпускал язвительных комментариев – я бы уже давно разобрался с проклятыми столбами. Так, поворачиваем левую ногу еще на пять сантиметров левее, правую сгибаем в колене, отталкиваемся, летим, есть! Теперь главное не потерять равновесие. Не падаем, не падаем, держимся… Разворачиваемся вправо…

– Нет, ну ты видел, а?! Без единой помарки, сорок прыжков один за другим, идеально же! – я запихнул в пасть последний бутерброд.

– Ага, – сказал Ратон, поглядывая на часы, – во-первых – прыжков только тридцать девять, это столбов – сорок. А во-вторых, ты тут, наверное, еще один рекорд поставил, по скорости прохождения.

– Что, правда?!

– Правда. Четыре часа убить на эту ерунду! А нам еще пять титулов брать, между прочим. Так, давай сообразим, что мы еще успеем сегодня.

***

– Что, просто прокатиться на карусельке?

Мы стояли на ярмарочной площади Лоди и смотрели на безупречно каноничную, идеальную карусель: золотистые лошадки в цветах, красно-белый навес, огоньки мигают, шарманка тренькает. Правда, чего-то на ней никто не катается.

– Я бы сказал, что тебе делать, но я понятия не имею, что тебе выпадет. Ты либо провалишь задание, либо выполнишь, попытка всего одна на персонажа, на всю его жизнь. Попробуй, вдруг повезет.

Колокольчики зазвенели тише, а карусель начала замедляться – не остановилась совсем, но вращающийся круг замедлил ход. Я протянул глянцевитый билет сторожу в фуражке и тужурке. Сторож отстегнул бархатный канат, я шагнул на карусель и сел на первую попавшуюся деревянную лошадь в пунцовых ромашках. Шарманка опять заиграла громче, и карусель стала набирать ход. Тут моя лошадь отделилась от помоста и легкими скачками понеслась через площадь, кажется, не касаясь земли. Городской пейзаж куда-то исчез, дома и лавки Лоди сменились кущами голубых кустов, серый камень мостовой обернулся зеленым разнотравьем, пестрящим мелкими цветами. В воздухе разлился аромат ванили.

Похоже, я опять на изнанке мира, – подумал я. – Ваниль – верный признак. В пещере точно пахло ванилью. Да и на дне Данера, и в болоте – там, конечно, много чем еще пахло, но ваниль точно была. А уж кто пропах ванилью насквозь – так это моя покровительница, и, ручаюсь, это опять ее штучки.

Лошадь остановилась на бережке неприлично синей речки – такого цвета воду дети рисуют. Голубой кустарник обильно рос по ее берегам, он цвел крошечными белыми цветами, лошадка встала у кустов, как вкопанная, и я с нее слез – видимо, нужно было что-то делать. Вот только что? Я потрогал пальцами воду – вроде, настоящая и пальцев не окрашивает. Тут раздалось хлопанье крыльев, и у меня над головой слаженной эскадрильей пролетел клин больших белых птиц, кажется, лебедей или гусей – я не очень различаю. Косяк просыпался с неба на берег, где-то за кустами послышались смех, шуршанье, плеск воды. Я полез сквозь кусты.

На берегу стояли раздетые девушки. То есть, совсем раздетые. Некоторые из них уже со смехом бежали в воду и ныряли. Я почувствовал, что у меня горят щеки – не то, чтобы я был такой уж застенчивый, но, понимаете, это как-то очень неожиданно, когда живешь себе, живешь, а потом видишь столько голых женщин сразу. И вообще для кого тут набедренные и нагрудные повязки придуманы, спрашивается?