Чтобы спастись, он проглотил несколько алюминиевых ложек (в надежде, что его вывезут в тюремную больницу). Его вывозили, но потом опять возвращали. И каждый раз он, по его словам, слышал, что ничего не докажет и что долго не протянет.

Константин Долгих (фото сделано на воле, предоставлено семьей покойного)

«Я лишена возможности поговорить с сыном по телефону с тех пор, как он дал показания о пытках, — пишет мать Амирова. — Я не могу отправить ему передачку. Я не могу получить сведения о здоровье сына, хотя он дал письменное согласие на то, чтобы медицинскую информацию о нем сообщали мне и Андрею Бабушкину».

Бабушкин послал несколько запросов по Амирову. Эстафету после смерти выдающегося правозащитника подхватила автор этих строк. За подписью главы СПЧ Валерия Фадеева пришло обращение во ФСИН с просьбой перевести Марселя в другой регион (по нашим сведениям, он в плохом состоянии, истощен, есть риск внезапной смерти). И вот получили ответ: оснований нет.

Одно из писем от Марселя, переданное им через адвоката, датировано 21 июня 2022 года. Он пишет про ИК № 6: «На меня вновь оказывают тотальное психологическое давление. Меня глушат музыкой[32]. Сотрудники[33] требуют от меня признать на предстоящем суде 306-ю статью. Они надеются, что доведут меня до самоубийства».

Кировские тюремные медики подали в суд на Марселя и взыскали с него 1432 рубля 6 копеек (во столько оценили материальный ущерб от актов членовредительства — бинты, вата и т. д.).

Единственный аргумент против Марселя, который я слышала из уст тюремщиков: «Да он же убийца, рецидивист». Да, Амирова приговорили к 14 годам лишения свободы. И это понятно: преступление должно быть наказано. Но как бы ужасно ни было то, что совершал человек, никто не может приговорить его к пыткам. Марселя в итоге осудили по статье 306 УК, приговорили к 1,5 года и отправили в ту же колонию, на пытки в которой он жаловался.

Борьба с экстремистским и запрещенным в России движением АУЕ обернулась неожиданным скандалом. Впервые в истории современной России в 2022 году суд признал, что тюремщики сами используют криминальную субкультуру и деление заключенных на касты и что это — психологическая пытка.

«Кто по жизни?» — думаете, это фраза исключительно из лексикона «смотрящих»? Ошибаетесь! Ровно такой же вопрос фигурирует в… официальных документах сотрудников УФСИН по Кировской области. Давая характеристику конкретному арестанту, кировские надзиратели пишут в своих бумагах — «по жизни он такой-то». А еще они официально присваивают «низкий неформальный статус».

Все это доказал в суде бывший сенатор Совета Федерации, кандидат юридических наук Константин Цыбко, который отбывал наказание в кировских колониях (и испытал все на себе). Ему удалось сделать невозможное — собрать и задокументировать доказательства того, что тюремщики признают приоритет обычаев криминальной субкультуры над российским законодательством.

В 2022 году в России было возбуждено несколько десятков уголовных дел, связанных с запрещенным в РФ движением АУЕ. Их фигуранты — некие «положенцы», «смотрящие» и просто заключенные «отрицательной направленности». Казалось бы, хорошо, что правоохранители борются с криминальной субкультурой. В реальности же сотрудники ФСИН в отдельных регионах не только не борются с ней, но и активно ее используют в целях «перевоспитания» осужденных. Причем происходит такое в так называемых «красных» колониях, где порядки наводит исключительно администрация.

Для начала небольшой ликбез для тех читателей, кто не искушен в вопросах криминального мира и не подвержен тюремной романтике. Итак, с советских времен тюрьмы делились на «красные» и «черные»: в первых «рулит» администрация, во вторых — криминал. В «красных» осужденные живут якобы по закону, а в «черных» — по понятиям. Но мудрые эксперты (из числа как бывших сотрудников, так и осужденных) скажут, что деление это давно стало условным.

— И в «красных», и в «черных» есть касты, — рассказывает в прошлом сотрудник системы ФСИН Николай М. — Вот они в порядке убывания авторитета: «положенцы», «смотрящие», «блатные», «мужики», «шныри», «обиженные». Представители самой низшей касты находятся в униженном положении, в том числе они не могут есть за одним столом со всеми или пользоваться общей раковиной и даже санузлом.

«Так было раньше, но такого не может быть сегодня!» — хочется воскликнуть в ответ. Но, увы, материалы уникального судебного дела, о котором пойдет речь, подтверждают иное. А еще они свидетельствуют: администрация тюремного учреждения взаимодействует с представителями более авторитетной касты и указывает им, кого следует определять в низшую.

Вот выдержка из опроса свидетеля Петра Синева (отбывал наказание в Кировской ИК № 11) на историческом суде против сотрудников ФСИН, который состоялся в июле 2022 года:

«…— Кто решает, что человек стал "обиженным"?

— Технически происходит так. Администрация учреждения сообщает блатным, что в карантине находится новый осужденный с такой-то статьей, у него такое-то дело, и когда он придет в отряд, до него надо донести, как ему жить и что у него имеются определенные ограничения.

— Какие еще способы существуют, чтобы сделать человека "обиженным"?

— Прямой физический контакт с такими лицами. Например, взять продукты у "обиженного" означает стать таким же. Либо облить мочой.

— Совершить такое действие (облить мочой осужденного) может любой осужденный?

— Нет. Иначе тот, кто на это пойдет, тоже пострадает.

— Надо иметь определенный статус, чтобы позволить такие действия?

— Да. Более того, нужно, чтобы о данных намерениях были в курсе лица выше по статусу. Это обсуждается коллегиально. <…>

— Все, кто проходит по статье "Изнасилование", становятся "обиженными"?

— Нет. Можно договориться с "положенцем" в колонии, если осужденный администрации чем-то интересен.

— Так называемые блатные могут отказать администрации?

— Нет.

— Администрация может манипулировать ситуацией, определить, кто будет "обиженным"?

— Да.

— Насколько мучительно находиться в статусе "обиженного"?

— На таких осужденных оказывается тяжелейшее психологическое давление. И физически им тяжело, поскольку они выполняют самые трудные работы. С ними нельзя разговаривать и контактировать.

— Такой осужденный может зайти на кухню?

— Нет.

— Можно ли применить к "обиженному" сексуальное насилие?

— В первую очередь для этого "обиженные" и существуют.

— "Обиженный" и другие классы пользуются одной посудой?

— Нет. Все отдельно.

— Посуда — собственность администрации?

— Собственность колонии.

— Чем отличается посуда осужденных разных каст?

— Она отличается цветом. Также имеется отдельное окно для получения "обиженными" еды в столовой.

— То есть администрация колонии за государственные деньги приобретает отдельную посуду для "обиженных"?

— Да.

— Прошу обратить внимание суда, что за бюджетные деньги поддерживается незаконная в России система градации людей в колониях! В больнице, столовой сотрудники соблюдали данную градацию?

— Соблюдали. При посещении магазина, медчасти, стоматолога "обиженные" идут в последнюю очередь. Сотрудники и сами это соблюдали, и сообщали другим осужденным, мол, имейте в виду — вот этот теперь "обиженный"…»

Кроме живых рассказов в деле есть документы. Один из них — справка оперативного сотрудника, где напротив фамилии осужденного черным по белому стоит запись: «По жизни под вопросом». То есть оперативник тем самым фиксирует, что статус осужденного не установлен, под вопросом. И администрация имеет возможность определить этот статус и донести через приближенных активистов эту установку осужденным. Человек, получивший такое определение администрации, находится в постоянно подвешенном состоянии и за любое ослушание может быть переведен решением администрации в «шныри» или «обиженные».