— После того как заканчивалась обычная смена, сотрудники отключали видеокамеры и мы работали до темноты, — говорит Анна, которая, к слову, пенсионерка и вообще могла бы не работать на законных основаниях. — Но с этим, слава Богу, вроде бы покончено. По крайней мере я больше о таких фактах не знаю. Но я все время с тех пор в отряде строгих условий…

Вот что, по ее словам, произошло после публикации. Ее вызвала к себе в кабинет одна из сотрудниц, схватила за шею, кричала: «Что ты наделала?!» Другая ее остановила словами: «Не надо, убьешь ее!» И посыпались взыскания (до этого в течение шести лет не было ни одного, только поощрения). К Анне перестали пускать адвоката.

— Здесь можно говорить о репрессиях за критику, — уверен Андрей Бабушкин. — Сомневаюсь в законности содержания Анны в отряде строгих условий. Поразило, что Гайдуковой полгода не разрешали ходить к парикмахеру. Говорили ей, что она не заслужила.

Хорошее в этой истории только то, что переработки, судя по всему, действительно прекратились (члены СПЧ обошли все цеха, проверили журналы выдачи ножниц). Так что Гайдукова, выходит, страдает не зря.

Бывшая глава Ассоциации женщин-предпринимателей в России, экс-член Общественной палаты РФ Людмила Качалова когда-то вела рабочие встречи с Ангелой Меркель (на одном из фото обе улыбаются и выказывают явную симпатию друг к другу). Сейчас на ней вместо белого делового костюма зеленая тюремная роба. Качалова за решеткой уже 10 лет, получила срок за организацию убийства своей предшественницы. В день нашего визита у нее был 65-летний юбилей…

При колонии есть дом ребенка, причем весьма неплохой.

— Но нам разрешают быть с ребенком только до трех месяцев, а потом мы должны выходить на работу. Это правда, что декретный отпуск всего три месяца?

Нет, неправда. Этот же вопрос нам задавали другие мамы. Судя по их словам, сотрудники колоний настаивают, что декретный отпуск заканчивается именно через три месяца. Если отказываешься — лишаешься возможности проживать с ребенком.

Женщины наперебой рассказывают о своих бедах. У одной в солнечном сплетении выросла шишка, вывозили в больницу, но диагноз ей никак не установят. Другая слепнет, а вместо лечения ей указывают на то, что якобы на воле употребляла запрещенные вещества (мол, это из-за них теперь проблемы с глазами)…

Осужденная на приеме у членов СПЧ Андрея Бабушкина и Евы Меркачёвой

Большинство обращений касаются самого места отбывания наказания. По новому закону осужденный может один раз за время отсидки просить о переводе туда, где проживают его родственники. Такие заявления, по нашим данным, написали около 200 тысяч арестантов по всей стране. Они ждут и волнуются.

— У меня трое малолетних детей в Липецкой области, — говорит женщина. — Они там живут с моими родственниками.

— У меня из близких осталась только свекровь, она живет в Башкирии, и возможности приехать сюда, за 1200 км, у нее нет, — добавляет вторая.

Таких историй десятки.

А закончить хочется хоть чем-то позитивным. После визита представителей СПЧ членам местного ОНК разрешили беседовать с осужденными наедине и без видеорегистратора. Руководство стало доводить до женщин нормативы труда и их оценки, так что теперь швеи-арестанты, по идее, понимают, почему кто-то получает 15 000 в месяц, а кто-то 300 рублей. Значит, все наши проверки — не напрасный труд.

Саратовская областная туберкулезная больница № 1 стала синонимом слова «пытки». После публикации видео избиений и сексуального насилия (в том числе швабрами) возбуждено больше десятка уголовных дел, которые расследуются центральным аппаратом СКР. В СИЗО оказались начальник тюремной больницы Павел Гаценко и его заместитель Сергей Мальцев. Возможно, за ними последуют другие тюремщики. Покинули свои посты саратовские прокуроры, в том числе заместитель прокурора области. Во многих тюремных учреждениях региона сейчас неспокойно, и потребуется немало сил и времени, чтобы обстановка стабилизовалась. Но по-прежнему уже, пожалуй, никогда не будет.

До ОТБ-1 от центра Саратова примерно час езды на машине. Больницу окружает пустырь (то, что осталось от промышленной зоны). Кругом, кажется, ни души. Территория больницы обнесена высоченным забором с рядами колючей проволоки. Виднеются вышки, слышен лай собак.

Оказавшись на территории Саратовской ОТБ-1, испытываешь примерно то же, что чувствуют люди на пепелище. Адский огонь (осужденные называли больницу чистилищем, где даже дьяволы учатся молиться) погас, но сам воздух пропитан воспоминаниями о нем. Перед нами руины того, что считали тюремным концлагерем. Под ними похоронены останки человеческой гордости.

Вход в Саратовскую ОТБ-1

Среди «обломков» мы искали и чудо надежды, и признаки выжившего безумия, которому нельзя дать вырасти до масштабов прежнего чудовища.

Территория боли и ужаса (так ее называли в прошлом) начинается с КПП. По словам подвергшихся пыткам осужденных, они чувствовали атмосферу концлагеря, как только автозак въезжал за ворота.

Больница большая, многопрофильная. Она состоит из десятка зданий, в основном трехэтажных кирпичных. Сначала вы попадаете в общую зону, а потом, чуть левее, будет еще один КПП и вход в два отделения — бывшее 8-е ТЛО[20] (его переименовали) и психиатрическое. Именно эти места указывают как пыточные. Это своего рода тюрьма в тюрьме, потому что больные осужденные, свободно передвигающиеся по общей зоне, не могут сюда попасть. Впрочем, никто из них об этом не сожалеет, а каждого, кого туда отводили, провожали как на заклание.

Представьте узкую дорожку. Слева небольшое одноэтажное строение. Это психиатрическое отделение. Сейчас там около 50 человек (всего в больнице 344 пациента). Про это отделение рассказывали самое разное. Например, что людей там долго держали привязанными к кроватям и кололи им препараты, подавляющие чувство воли. Некоторые палаты-камеры в плачевном состоянии, с потолка свисает штукатурка.

Людей, которые были бы связаны и подвергались мукам, мы так и не увидели. Но это не значит, что их там не было. Судя по показаниям пациентов, были и всего-то месяц назад. Вообще вся эта пыточная система действовала вплоть до октября этого года, когда было принято решение об увольнении Гаценко и Мальцева. Эти два имени мы услышим еще много раз.

Туберкулезное отделение больше не называется 8-е ТЛО. На двери написано «1К». Входят сюда через низенькое зеленое крылечко, само здание одноэтажное, похоже на вытянутый прямоугольник.

Осужденные рассказывали, что пытали их в разных помещениях этого 8-го ТЛО (так его и называют по старинке). Включали на полную громкость музыкальный центр, чтобы не было слышно криков. Источник «садистской музыки» мы не увидели, скорее всего, оборудование было изъято в рамках следствия. Швабры, электрошокеры, ведра и прочий инвентарь, который использовался для пыток и насилия, тоже изъяли.

Одним из главных вещдоков являются сами палаты.

— Я уничтожал улики по приказу заместителя по безопасности и оперативной работе Салова[21], — говорит заключенный Н., который проходит потерпевшим по делу о пытках и свидетелем по делу о превышении должностных полномочий руководителями ОТБ. — Я приехал в больницу с аппендицитом, но после операции меня оставили тут, работаю в строительной бригаде. Я ведь строитель. Было приказано отодрать покрытия с пола, на которых оставались остатки биологических жидкостей — кровь, сперма, пот. Потом эти материалы вывозили вместе с навозом (видимо, чтобы запахи убить) на тракторе за пределы ОТБ. Но часть была спрятана. Я знал где. Отдали на днях два мешка с материалами представителю СК.