— У нас все равны, — говорит генерал. — Здесь нет званий и должностей.

Бывший замначальника питерской полиции генерал Иван Абакумов оказался в карантинной камере вместе с тремя соседями, один из которых адвокат. Сокамерники ему выделили верхнюю «шконку» у окна. И матрас ему достался нормальный (вообще беда СИЗО — плохие, тоненькие, сбившиеся матрасы).

— Приятная атмосфера, — улыбается он. — Я за 40 лет службы чего только не видел. Меня тюрьмой не напугать. Кормят отлично.

— Я закрываю глаза и представляю, что сейчас открою их и увижу, что я дома, — говорит генерал ФСО Игорь Васильев, который уже больше недели в СИЗО. — Как легко сейчас сажают людей, которые всю жизнь служили…

— Воздуха!

— Трудно дышать, откройте форточку в коридор!

— Позовите врача, дайте лекарств!

Эти возгласы слышны в стенах всех столичных СИЗО. Заключенные в переполненных камерах изнывают от духоты. Некоторые теряют сознание. И все это на фоне странной эпидемии простуды (тесты на коронавирус не делают даже тем, у кого кашель и температура, фактически нет лекарств). Хуже всего ситуация в СИЗО № 4, известном как «Медведь». Здесь самый большой перелимит: почти 600 «лишних» арестантов. Заключенные спят на полу или по очереди, многим не хватает не только матрасов, но и подушек.

Именно в «Медведе» сегодня самый, скажем так, необычный состав заключенных: в прошлом священники и полицейские, сотрудники ФСБ и председатели судов… Многие в прошлом были идеологами или же просто были частью системы.

Вторник, 23 августа 2022 года. В СИЗО № 4 содержится 2292 заключенных, и это притом что изолятор рассчитан на 1730 мест.

— Ставим дополнительные кровати, даем раскладушки, — говорит сопровождающий сотрудник. — Но люди все равно спят на лавках или на полу.

Мы идем по коридору одного из корпусов. Почти в каждой камере на полу кто-то лежит, и это уже расценивается тут, можно сказать, как ситуация в порядке вещей. Если на полу двое-трое или больше, стараются камеру расселить. Но в итоге заключенные с баулами зачастую напрасно переезжают из камеры в камеру, потому что нигде особенно не лучше. «Вчера перевели в камеру, где для меня нашлась кровать, но сегодня туда добавили еще двоих, и я снова без спального места, сплю в порядке очереди», — такие истории рассказывают заключенные.

На днях сюда доставили из «Кремлевского централа» экс-замминистра МЧС Андрея Гуровича. Он выглядит бодро, но видно, что пребывает в недоумении. После «Кремлевского централа», где все нормы соблюдаются, «Медведь» может показаться диким изолятором.

— Нас доставили сюда сразу человек 20, — рассказывает Гурович. — Когда стали выдавать матрасы и подушки, оказалось, что те закончились…

Гуровичу матрас все-таки достался, но такой, что на нем спать невозможно. А подушку он сделал своими руками: набил наволочку личными вещами.

Если вы думаете, что не везет только новичкам, то ошибаетесь. Мы заглянули в камеру к генералу ФСО РФ (в прошлом начальнику службы инженерно-технического обеспечения ведомства) Игорю Васильеву. Как был у него худой матрас месяц назад, так и остался (хотя мы просили заменить). Однако это показывает, что в СИЗО не делают исключения ни для кого и что ситуация с вещевым обеспечением в целом плачевная.

В одной из камер на полу мы нашли человека, который спал на половинке матраса. Вторая половина так истрепалась, что от нее остались только нитки. Видели мы и матрасы, которые представляют собой просто связанные между собой клочья синтепона. Как на этом можно спать — непонятно.

Но заключенным не до матрасов. Они уже не обращают внимания на тараканов и крыс (впрочем, тех стало меньше после того, как по распоряжению начальника мусор из СИЗО стали вывозить не раз в неделю, а через день). Сидельцам не до этих «мелочей». Им бы выжить в жару.

Вентиляция в большинстве камер не работает, многие окна открыть невозможно (решетки двойные, располагаются с внешней и с внутренней стороны стекла и наглухо заварены). Единственное спасение — распахивать форточки (или, как их еще называют, «кормушки») в дверях камер. Но есть нюансы. Если напротив стена, то никакого движения воздуха особенно не происходит. А если напротив другие камеры, то некоторые заключенные начинают перекрикиваться между собой. Самые «гуттаперчевые» просовываются в эти окошки до пояса. В итоге сотрудники вынуждены «кормушки» закрывать.

В двери очередной камеры стучат:

— Откройте окно, мы задыхаемся!

— А зачем вы перекрикивались? — строго спрашивает сотрудник. — Это межкамерная связь!

— Это не мы, это из другой камеры, а закрыли нас! Откройте, у нас человеку уже плохо!

И примерно такие диалоги на каждом этаже.

— Лучше пусть они перекрикиваются, чем сознание теряют от жары, — говорим мы (проверку проводили с членом ОНК Москвы Любовью Волковой).

Сотрудники с этим, в принципе, соглашаются. Но им ведь надо и за порядком следить.

Во многих камерах есть больные. Люди кашляют, жалуются на плохое самочувствие.

— У нас вся камера болеет, — говорят заключенные в камере № 625. — Рвота, температура, кашель. С трудом нам принесли несколько таблеток ацетилсалициловой кислоты и активированного угля.

С лекарствами в «Медведе» плохо, как, впрочем, и во всех других СИЗО Москвы. Заключенные жалуются, что им не дают даже элементарных препаратов. При этом медики боятся признаться нам, что дела с медикаментами обстоят настолько печально. Самые совестливые просто молчат в ответ на вопрос «Почему вы не даете людям таблеток?».

Новые ПВР предусматривают возможность покупки лекарств за деньги заключенного. Процедура такая: если у арестанта есть сумма на лицевом счету и ему выписали рецепт, то он подает заявление на имя начальника СИЗО и администрация учреждения покупает нужные препараты. Так вот, до сих пор эта новая практика не введена, судя по всему, нигде. Я не встретила ни одного арестанта, который бы похвалился, что ему купили медикаменты вот таким образом. И все это на фоне, повторюсь, катастрофической ситуации с запасом препаратов в самом СИЗО.

— Из нашей камеры человека на суд вывезли с температурой, — говорят заключенные. — Дали таблетку и написали в справке, что он может участвовать в заседании. А если у него коронавирус?

Тесты на ковид в СИЗО есть, но делают их только тем, кого отправляют на этап. Ни у одного из тех, кто нам жаловался на признаки гриппа или простуды, тест не взяли. Впрочем, и медики, и заключенные считают, что это уже неактуально.

— Ну найдут ковид у половины сидельцев СИЗО, посадят на карантин, и что? — говорит арестант с медицинским образованием. — Сейчас ковид уже не так страшен, как грипп. А ввести могут такие ограничительные меры, что мы опять останемся без посылок, свиданий и т. д. Никто этого не хочет. Не надо тестов, пусть просто дадут лекарств.

В одной из камер, рассчитанной на четверых, замечаем пятого, т. е. «лишнего» человека. Ему соорудили нары у самой двери. Открываешь — и сразу упираешься в его ноги. Заключенный тяжело болен, а такие условия и духота для него равны смертному приговору. Не повезло и сокамерникам, которые наблюдают его страдания 24 часа в сутки.

— У меня туберкулез кишечника и СПИД, — говорит мужчина. — Я был освобожден судом из СИЗО по Постановлению Правительства № 3[9]. А потом был приговор по статье 228 «Наркотики», дали четыре года и снова арестовали в зале суда.

Его арест — это почти что абсурд. Дело в том, что перечень болезней, препятствующих содержанию под стражей (утвержден ПП № 3), куда более строгий, чем перечень недугов, с которыми нельзя отбывать наказание (прописан в ПП № 54). И если человека освободили по первому, то он точно подпадает и под второй. Так зачем его мучить?

Как бы то ни было, теперь заключенному нужно пройти несколько этапов, чтобы добиться освобождения через суд. Займет это не меньше трех месяцев, которых у него, возможно, нет. В любом случае в СИЗО его права нарушаются, поскольку не соблюдены нормативы жилой площади.