Если даже часть того, что они рассказывают, правда, то в колонии из осужденных делают маньяков, которые рано или поздно освободятся и будут нести угрозу всем нам. Они отомстят обществу за то, что оно это допустило.

Про кировскую колонию № 6, расположенную в поселке Восточный Омутнинского района, давно ходили самые страшные слухи. Ее называли не просто одной из самых жестоких, а пыточной. Говорили: «Чтобы попасть сюда, надо заслужить». Имеется в виду, что отправляют сюда людей специально на «ломку» (речь не только о представителях криминального мира, но и обо всех тех, кто не признавал свою вину на суде и следствии). Многие заключенные предпочитали совершить членовредительство, чтобы не попасть туда.

Во время проверки «Черного дятла» (впереди слева направо — член СПЧ Андрей Бабушкин, начальник колонии, председатель Кировского ОНК)

Но слухи — это одно, а факты — совсем другое. В интернете появлялись видеоинтервью освободившихся людей. Один из них — Петр Чемия — дал официальные показания прокуратуре и рассказал, что пережил, представителям СПЧ. Однако кировские правозащитники в большинстве своем настаивали: колония передовая, там все хорошо и спокойно.

Кому верить? А вдруг и правда отдельные зэки просто «копают» под администрацию? Вдруг для них сама жизнь по такому строгому распорядку — это пытка? Именно это мы, члены СПЧ, и должны были выяснить.

И вот какими данными мы обладали к моменту визита в «Черный дятел».

Официально колония считается градообразующим предприятием, в ней много производств, которые успешно работают. И вообще по многим параметрам эта ИК — передовая, образцово-показательная. Некоторые ее успехи просто феноменальны. Один только факт: трудоустроены 98 % осужденных (всего отбывают наказание 1050 человек). Колония фактически обеспечивает себя сама: зэки пекут хлеб, выращивают овощи и т. д. Начальника колонии считают эффективным менеджером. Про ИК пишут хвалебные статьи, про нее даже показали сюжет в программе «Время».

Неофициально за этим красивым фасадом скрывается концлагерь, где люди не имеют права ни на что, где их воля не просто подавлена — она уничтожается, где их бьют и мучают. «Люди перестают чувствовать себя людьми», — так говорят некоторые освободившиеся.

Насколько все это правда?

У нас был с собой список осужденных, которые, по словам освободившихся, точно подвергались насилию и достигли той точки невозврата, когда могут об этом рассказать. И был список «активистов», которые применяли насилие по заданию администрации.

18 ноября. Мы заходим на территорию, где все чисто и аккуратно настолько, что кажется неестественным. Осужденные, проходя мимо, не поднимают глаз. Из динамика громко раздаются какие-то новости: я слышу — не поверите — что-то про фашистскую Германию. В атмосфере витает ужас. Могу сказать, что, объехав все колонии для пожизненно осужденных, ничего подобного тому, что ощутила в «Черном дятле», раньше не чувствовала. Но оговорюсь: все это очень субъективное.

Начальник колонии, полковник Н., явно нервничает. «Вы ведь журналист», — подчеркивает он. И что? Хотя я его понимаю: одно дело, когда проверяющие подготовят сухой отчет, а другое — опишут происходящее живым языком.

Прогулочные дворики ИК-6

На производство мы не идем — направляемся в медчасть, где смотрим журнал травматизма. Вызываем несколько человек, которые недавно получили травмы. Один из них рассказывает, как пилой отпилил себе фалангу пальца. По словам другого, несколько дней назад его избили в каптерке «активисты». Когда он утром заявил об этом оперативнику, тот решил «дать добавки» — в результате, вероятно, сломал ребра (его отвели на рентген, с результатами не ознакомили до сих пор, жалуется на сильные боли).

— Оперативник сказал, чтобы я говорил, что сам упал. Мне дешевле так и говорить, иначе убьют. Я тут ни на что права не имею. Это третья колония, куда я попал. Такой жестокости нигде больше не видел.

Потом еще несколько человек дают понять, что травмы, полученные от избиений сотрудниками и «активистами», проходят по документам как травмы от падений или в простой драке.

Осужденные, которых мы просим привести, отказываются говорить в присутствии администрации и даже местных правозащитников.

«Я расскажу только "президентской комиссии", только вам троим», — это мы слышали не раз. Под гарантии, что после разговора будут помещены в безопасное место, начинают рассказ.

— Пытки тут применяются на разных стадиях, начиная от так называемой приемки, — говорит осужденный с застывшими глазами. — По приезде сюда меня встречал сам начальник колонии. Он назвал имя вора в законе, который якобы передавал привет. Потом меня били. После избиений сотрудники взяли меня за руки и за ноги и окунали головой в таз, где были человеческие испражнения. Один из сотрудников ставил ногу на спину, чтобы я глотал фекалии. После я пытался покончить с собой…

Пытки происходили, по его словам, неоднократно. Вот только некоторые эпизоды, о которых он рассказал: гениталии смазали жгучим гелем, лили на них кипяток, привязывали к столу и т. д.

— «Активисты» (называет имена) снимали трусы, угрожали изнасилованием. Говорили, что привяжут к животу крысу, чтобы она прогрызла внутренности.

— Вы в это верили?

— Конечно. Все эти угрозы я воспринимал как реальные.

— Они надо мной издевались, «опустили», — плачет другой осужденный. — Начальник отряда требует, чтобы я представлялся Жанной Агузаровой. Он меня бьет. Я должен целовать ему подошвы ботинок. Спасите, они меня теперь убьют за то, что я вам все это рассказываю…

— Вот этот «активист» (называет имя), — рассказывает третий осужденный, — раздвигает тем, кого хотят «опустить», ягодицы, а этот (называет имя) делает страшные вещи.

— Бьют практически с первого дня, — говорит очередной осужденный (что важно, его показания фиксирует областной прокурор, который был во время проверки СПЧ в колонии). — Я подвергался самым разным пыткам.

Чтобы не травмировать читателя, опустим все детали. Этот осужденный заявляет, что сотрудники колонии, опасаясь последствий, теперь заставляют его и других пострадавших отказываться от встреч с защитниками. Взамен якобы гарантируют больше не бить. Этим гарантиям некоторые верят. Вот, к примеру, слова заключенного М.:

— Я решил ничего не говорить вам. Было и было. Мне год остался сидеть. В последнее время не трогают — и обещали, что так и дальше будет, если я с вами не буду откровенничать.

Фамилию этого осужденного нам назвал другой уголовник. По его словам, он был свидетелем страшных издевательств над М. Но это право выбора человека: просто забыть все страшное, через что прошел. Также право и других — добиться справедливого разбирательства по каждому перенесенному эпизоду мучений.

Творчество осужденных, отбывающих наказание в колонии «Черный дятел» (фото: ФСИН)

Про пытки тазом с экскрементами, про обливание мочой, про насилие различными инородными предметами, про связывание скотчем, про надевание «шлема» на голову, про кормление фекалиями рассказали еще несколько осужденных. Все они из разных отрядов, в том числе отряда со строгими условиями, где содержатся нарушители. Их рассказы совпадают во многих деталях. Во время повествования осужденные плакали, тряслись — было видно, что они боятся, воспоминания о пытках вызывают у них боль. Никто из них не был похож на фантазера. Осужденные называли одни и те же фамилии сотрудников ИК и «активистов», которые применяли по отношению к ним насилие.

Одновременно три члена СПЧ, эксперты в тюремной теме — Андрей Бабушкин, Игорь Каляпин и я, — приходим к выводу: есть основания полагать, что в колонии систематически практикуются пытки.

Нам очень важно составить психологический портрет «активистов» — осужденных, которые мучают других по заданию администрации. И вот мы с ними общаемся.