Легкое, как ребенок.

Вытащив спасенного на поверхность, Мерси увидела, что это Нонсо. Младший из близнецов, тот, что родился почти на час позже, с чуть неправильным лицом и одной почкой, поменьше ростом, чем брат. Нонсо, который со стаканом воды в руках скакал по кровати Мерси, облил ее, и она дала ему затрещину. Нонсо, который любил подольше поспать по утрам и который научился считать быстрее брата.

Кашляет водой, но жив. Мерси подняла его голову над водой и поплыла на спине.

Она не знала, долго ли плыть, но понимала, что плывет в правильном направлении, потому что слышала, как волны плещут о камни. Глаза жгло от соленой воды, но вот она ушиблась пятками о твердое и острое, о камни на дне; измученная, Мерси упала на песок, чувствуя, как под спасательным жилетом бьется сердце брата.

Жилет был распорот. Мерси увидела, что он набит газетной бумагой.

Все, кто приплатил за спасательные жилеты, набитые турецкими газетами, камнем пошли на дно.

Из тех, кто не умел плавать, уцелел только Нонсо.

Второго брата Мерси – того, что был крепче, Рами, того, что был часом старше, поглотила глубина. Так же, как маму.

Папа спасся, он вылез на каменистый берег через десять минут после Мерси и Нонсо.

Он то вопил и рыдал, то прижимал их к себе и говорил, как любит их.

Он трясся от холода.

Он их упустил.

Он видел, как они исчезают.

Когда их подобрал греческий траулер, Нонсо начал кашлять. У него внутри как будто забулькало, лицо сначала покраснело, потом посинело.

Нонсо сравнялся возрастом со своим старшим братом.

Он появился на свет на час позже – и успел прожить этот час.

Вода задушила Нонсо уже на берегу. Старые рыбаки плакали, когда в самосской гавани через весь пирс несли маленький труп.

Мерси знала, что горе – как море. Высокие волны сменяются мелкой рябью, но море никогда не успокаивается.

Как чудесно было взлетать все выше! Все стало таким маленьким.

Внизу, под ним, солнце отражалось от морской поверхности, и Икару оно виделось небом, море стало небом. И когда Икар начал падать, ему казалось, что он поднимается вверх.

Суровая Кэти Бейтс из “Долорес Клейборн”, подумал Кевин.

Женщина, которая одиннадцать месяцев была психотерапевтом Фрейи Линдхольм и контактным лицом интерната, производила впечатление опытного психолога. Она сидела в кресле, в котором недавно помещался Луве Мартинсон. На столе лежала история болезни Фрейи: журнал в пять сантиметров толщиной.

– Когда вы видели Фрейю в последний раз перед исчезновением, вы не заметили ничего необычного? – спросил Кевин.

Женщина подалась вперед, утвердила локти на столе и сцепила перед лицом пальцы маленьких, но сильных рук. Жест, выражающий смирение, как во время молитвы – или, как сейчас, демонстрирующий: она здесь главная.

– Кое-какие новые препараты из тех, что продаются через интернет, я упустила, – призналась она, – а заметить физические признаки наркотического опьянения трудно. Могу предположить, что она сидела на каких-то успокоительных. Была, я бы сказала, опасно умиротворенной.

– И что это означает?

– Ты думаешь, что человеку полегчало, что наступил прогресс – и вдруг он лишает себя жизни. Распознать такое состояние очень нелегко. И лишь когда человек уже покончил с собой, задним числом понимаешь, что им манипулировали.

– Что-нибудь еще заставляет вас думать, что Фрейя совершила самоубийство?

Женщина как будто встревожилась.

– Голод, – сказала она.

– Не понял?

– “Голод” – это рок-группа, которая призывает своих фанатов покончить с собой. Фрейя их боготворила.

Кевин знал об этой группе понаслышке, но с музыкой знаком не был. Он подумал и сказал:

– Если я правильно понял, Фрейя рассказывала вам, что принимала участие в съемках порнофильмов. Что именно она говорила?

Терапевт полистала историю болезни. Пять сантиметров бумаги, сотни страниц – и ни намека на то, что же произошло с Фрейей.

Ощущение беспомощности и отчаяния.

– Вот, – объявила терапевт. – Фрейя заговорила об этом всего однажды и выразилась так, дословно… Я несколько раз была флаффером – вроде нормально, но не по мне. Как-то по-извращенски, на самом деле. Почти все девушки иммигрантки, еле понимают по-английски. Однажды мы выехали на какой-то склад, там было много комнат, как бы целая фабрика, и когда я увидела, чем они там занимаются, то сказала “нет”.

Женщина закрыла папку и вздохнула.

Возможно, на этом складе ее и держат, подумал Кевин.

– Как по-вашему, могла Фрейя участвовать в съемках роликов, где снимались Нова и Мерси?

– Не знаю, но не исключено.

Кевин кивнул.

– Насколько близко дружили эти три девочки?

– Трудно сказать. Мне кажется, она больше дружила с Алисой.

– Алиса? Это которую вчера забрал отец?

– Да.

– А насколько хорошие отношения были у Фрейи с Эрканом?

Женщина некоторое время сидела с озадаченным видом, потом ответила:

– С Эрканом у всех девочек хорошие отношения. Даже слишком… Он не учился специально на психотерапевта, и мне кажется, что он с девочками не соблюдает необходимую дистанцию. Есть риск, что он перейдет границу, и тогда дело плохо.

Оно уже плохо, подумал Кевин.

В остальном беседа с терапевтом Фрейи ничего не дала. Все, что знал Кевин, уходя из “Котла” – это что Фрейя, возможно, покончила с собой, что ее ближайшей подружкой в интернате была Алиса Понтен, а также что Фрейя посещала какой-то склад, где снимали порнофильмы, не исключено, что в промышленных масштабах, и может быть, пост в Фейсбуке она написала, сидя именно на этом складе.

Кто-то заказал пиццу, и Кевин утянул кусок. Возможно, не исключено и может быть. Три вызывающие раздражение сестры, подумал он, сидя над куском пиццы.

И еще этот Эркан. Который, по словам терапевта, был в хороших отношениях со всеми девочками.

– Вкусно?

Женщина из полиции Евле села напротив него, и Кевин проглотил последний кусок.

– Эта “Тропикана” вне конкуренции, ничего вкуснее не ел, – признался он. – Самую вкусную пиццу почему-то делают не в Стокгольме… Вы закончили с Эрканом?

– Да, он ваш.

Женщина протянула Кевину какую-то бумагу.

– Список звонков, поступивших ночью на его мобильный. Только что прислали из телефонной компании.

Список оказался не слишком длинным.

Один-единственный телефонный номер. Когда коллега из Евле рассказала, кто абонент, сценарий начал проясняться.

Эркану Джихану Денизу, согласно полученной информации, было тридцать три года, но выглядел он моложе. По улыбке, с которой он встретил Кевина, и не скажешь, что Эркан три часа просидел на допросе.

Высокий, худощавый, широкоплечий парень. Если судить только по внешности, то понятно, почему он пользуется у девочек популярностью. Но Кевин не сразу сумел найти соответствие среди актеров, что случалось с ним нечасто.

Они пожали друг другу руки, Кевин сел на свободный стул и стал рассказывать, что он, в числе прочего, расследует дела, связанные в детской порнографией и сексуальным использованием детей и подростков.

– Наконец-то появился полицейский, который действительно сумеет помочь, – прокомментировал Эркан. – Все остальные считают Нову и Мерси смертельно опасными.

– Действительно сумеет помочь? Что вы имеете в виду?

Эркан улыбнулся.

– Ну, что вы работаете со всяким таким… Короче, что вы понимаете их проблемы.

Кевин ответил ему улыбкой, не выпуская из рук сложенную бумагу с телефонным номером.

– И вы понятия не имеете, куда они делись ночью или где предположительно могут сейчас находиться?

– Если бы я знал – разумеется, сказал бы.

– И тогда вы, говоря вашими словами, смогли бы “действительно помочь”?