Начав с обмена мыслями на расстоянии, загубленном кролике и мертвом раке, Нова добралась до своего прошлого. Она говорила с воодушевлением, и если раньше Луве сомневался в правдивости ее рассказов, то теперь сомнения исчезли. Ему казалось, что Нова не сознает, что говорит с ним. Она как будто обращалась к Мерси.

Вместе со своим братом Налле и его приятелями, Алексом и Фадде, Нова улизнула на вечеринку в честь сезона раков; там она выкурила свой первый косяк и выпила в одиночку литр белого вина.

– На следующем празднике раков лило как из ведра. – Нова перепрыгнула через год. – Но мне уже не надо было убегать тайком, потому что мама с Юсси смирились с тем, что я пью. Главное – чтобы я не напивалась до потери сознания.

В год, когда ей исполнилось тринадцать, Нова переспала с Алексом и Фадде. Через год на ее счету было еще девять или десять парней, она даже согласилась на секс с Алексом и Фадде одновременно.

– К следующей вечеринке, к своим пятнадцати годам, я перепробовала все… Гашиш и алкоголь, дурь и экстази, рогипнол, спайс, даже виагру.

Луве задумался. Нова отсчитывала свои первые годы знакомства с веществами, избрав вехами вечеринки в честь сезона раков; ясно, что первые издевательства над животными тесно связаны для нее с первым опытом употребления алкоголя и наркотиков, с первым сексуальным опытом. “Раковые” вечеринки стали для Новы символом издевательства над зверями, символом злоупотребления, она подсознательно выбрала рассказывать свою историю именно так.

– Я все реже думала про Петера… про Повелителя кукол. Я его почти забыла. Как будто во все это вляпалась другая Нова. Я же уже не малявка была, у меня грудь выросла больше маминой… Я даже подумывала, не начать ли мне продавать свои фотографии. Мне бы точно хорошо платили, и потом, все равно всю работу я делала сама. Я и фотограф, и актриса, и режиссер, да вообще все, и несправедливо, что деньги берет себе кто-то другой. Но мне смелости не хватило… Я решила, что лучше просто забыть всю эту историю.

Дальше Нова рассказала, что Юсси, в попытке пополнить свой в общем и целом несуществующий бюджет, стал гнать самогон, а мать покончила с астрологией, разуверившись в ней. “Слишком многие Девы вели себя совсем не как Девы”, – заметила Нова.

Празднества в квартире продолжались, народу прибывало много, и самого разнообразного, в первую очередь благодаря маленькому бизнесу Юсси, а также тому, что Нова завела собственный бизнес. Большинство клиентов были мужчинами в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, и если не считать самогона, в центре всего стояла она.

Нова рассказала, как в первый раз занималась сексом за деньги. Было больно, она жалобно поскуливала, но тот мужчина все равно сказал, что было изумительно хорошо.

Что он заметил: ей тоже понравилось.

После этого Нова просто решила думать, что ей нравится. То есть приняла решение стать актрисой; она сразу поняла, что у нее неплохо получается. У Новы, у которой никогда ничего не получалось хорошо, которая должна была пойти в девятый класс и провалила все экзамены, кроме английского.

– Конечно, надо постанывать, но самое главное – это глубоко дышать, чтобы покраснеть, а еще делать вид, что ты их прямо вот как хочешь.

Луве понял: с клиентами все должно выглядеть так, будто она всю жизнь ждала только их и больше никого.

– Потом они говорили, что никогда в жизни так не возбуждались, и можно было свернуться у них под боком, сделаться маленькой и робко прошептать, что и ты чувствовала то же самое.

Луве кажется, что он все понимает.

Я стану, какой захочешь.

Наслаждение таилось в самом выступлении; Нова была как спортсменка, которая без устали тренируется, чтобы получить наконец награду, далеко опередив всех и одержав победу. Вот что было для Новы главным стимулом.

Мужчины видели ее. Признавали и одобряли ее, а она поощряла их.

Я стану, какой захочешь.

– Хотя теперь им приходилось за это платить, – признала она и помолчала, почти застенчиво. – Ни мама, ни Налле понятия не имели о моем шлюханстве, но я подозревала, что Юсси в курсе. Странно, но меня это огорчало… Я сама выбрала быть шлюхой, но должен же он протестовать, показать, что ему не все равно? Все же знают, что быть шлюхой – это полное дно, что парни, которые покупают у него самогон, и меня тоже покупают.

Нова ненадолго отвлеклась, чтобы рассказать про своего брата Бьёрна, которого она все время называла Налле[18], и Луве тут же понял, что тот единственный парень, от которого она ждала поддержки, ее никак не поддержал. Брата вечно не было дома, хотя многие его приятели регулярно захаживали к Юсси. Судя по тому, что рассказывала Нова, брат с сестрой начали отдаляться друг от друга.

– Налле чего только не вытворял. Он же был в Фискисе Bad Boy Number One[19]. И анаболиками приторговывал, и два месяца успел отсидеть за то, что какого-то охранника отлупил, или кто там он был. Всегда при деньгах, и, хотя народ помалкивал, все знали, что за ограблениями всех снобских вилл в Бьёркнэсе и Лэннерсте стоит он. Мама вбила себе в голову, что он вернется домой как раз к вечеринке в честь ловли раков. Но я знала, что не вернется он. Я же его черт знает сколько не видела… Он и правда не пришел. Вечеринка длилась всю ночь, даже к утру не разошлись. В тот день все и пошло к черту… Последний праздник в этой проклятой квартире.

Нова поерзала на стуле. Глаза у нее блестели, голос зазвучал слабо.

– Никто из тех, кто был там, туда больше не вернулся, – сказала она. – И виновата во всем я.

Наконец она замолчала, и оба сидели, глядя в окно.

Но смотреть за окном было не на что. Только бледные сумерки. Луве устал. Рассказ Новы пробудил в нем собственные воспоминания.

Неожиданно на парковку плавно въехала серебристая машина. Остановилась. Мотор замолчал. Мужчина лет сорока вылез из машины, огляделся, словно что-то искал, и после некоторого колебания зашагал к входу.

Луве поднялся, закончил разговор с Новой и отправился встречать незнакомца. Нова скрылась в коридоре, присоединилась к другим девочкам. Мужчина как раз вошел.

Поздоровавшись, он представился: Свен-Улоф Понтен. Папа Алисы.

– Я приехал забрать ее, – объявил он, и Луве ощутил, как по хребту ползет отвратительный холодок.

В глазах Алисиного папы было что-то очень знакомое.

Больное.

Нездоровое.

Неестественное.

Иво Андрич поздоровался, уселся за стол и поправил свою зеленую с белым бейсболку.

“Стокгольмский бейсбольный клуб”, прочитал Кевин, слушая патологоанатома, а тому было что сказать.

– Разговор будет коротким, – начал Андрич. – Картина начинает проясняться.

Странно, но флегматичный выговор боснийца напоминал Кевину норрландский, немного похоже говорят на берегах северных рек, в Онгерманланде.

– Как уже было сказано, мы обнаружили во влагалище девушки следы семенной жидкости, – продолжал Андрич, – а также несколько пятен на одежде. После соития она вымылась с мылом, но оставшегося количества достаточно для проведения ДНК-теста. Посмотрим, как скоро мы получим ответ из лаборатории. У них там сотрудники из-за гриппа валятся один за другим.

– А если совпадений не обнаружится, нам придется прочесать весь северный район, – вставил Лассе. – И начать с тех, кого зовут Улоф.

– Да, что-то в этом роде. – Андрич поскреб подбородок. – Учитывая особо серьезный характер преступления, полагаю, что подобные меры не исключены.

– Особо серьезный характер преступления? То есть не секс за деньги?

Патологоанатом покачал головой.

– Нет, не секс за деньги. Убийство. – Он вскинул руки, словно сдаваясь. – Тара умерла не от падения с высоты, ее задушили. Смерть наступила где-то между одиннадцатью вечера и полуночью. Предположительное орудие – красно-зеленая подушка.