— Конечно, — и обратилась к Марине с улыбкой: — Очень приятно.

Переступив порог гимназии, я незримо окунулась в далекое забытое детство. В вестибюле пока еще было тихо, вахтерша нас встретила, спросила куда мы, записала фамилии, имена в журнал и показала рукой направление. Шли уроки, за дверьми кабинетов доносились голоса. Женские, мужские, детские.

Я прислушивалась к ним, попутно читая таблички. Кабинет географии – контурные карты, путешествия в воображении по разным странам мира. Кабинет истории – другие карты, путешествия по разным цивилизациям в прошлое. Кабинет математики с вечными дробями и уравнениями, еще один литературы – Гоголь, Лермонтов, Стендаль и Дюма, Шекспир и Данте Алигьери...

Перебежки из кабинета в кабинет на переменах. Веселье, разговоры и даже срывы уроков. Вот как сейчас в кабинете информатики дети галдят так, что не слышно учителя. Что они там узнают из нового?

Мы дошли до приемной. Секретарша увидела нас и быстро скрылась у своей начальницы. Я же наблюдала. Меня интересовала Марина. Та вся поникла и съежилась, словно это она – Марина Филин — нашкодила и вызвали ее родителей. Удивительно. Проходят годы, люди взрослеют, но, оказавшись перед дверями директора школы, превращаются снова в детей. О чем это может говорить? О запуганности и беспомощности в жизни? Страхе получить наказание? Внутреннем инфантилизме, когда ты подсознательно жертва, а за тебя все решают? Такой простой тест, но не все его проходят на взрослость, перед вышестоящими людьми начинают заискивать, стараются понравиться, робеют из-за неуверенности в себе. Забывают о своем достоинстве, самоуважении, потому что себя боятся. Не любят.

— Анна Васильевна ждет, — нас наконец пригласили.

Я зашла в кабинет директора последней. Первым был Макс, следом за ним, почти прячась за широкой спиной, проследовала Марина Филин. После приветствия и знакомства с немолодой, но привлекательной женщиной в строгой квадратной оправе, начался разговор. Вел Максим, взяв на себя функции отца и защитника Пети.

— Меня беспокоит ситуация, связанная с учеником вашей школы. Он учится в пятом «Б» и подвергается травле. Его фамилия Филин, звать Петя. Рядом со мной его мать.

— Первый раз слышу об этом. В нашей гимназии травля недопустима. Мы строго пресекаем подобное, — тут же отреагировала директор. – Поэтому мы бы знали.

— Теперь вы знаете. Петр не хочет посещать школу. Он причиняет себе различные травмы. Недавно порезал себе руки лезвием бритвы. Так? – спросил Макс уже у Марины.

— Так — так, — закивала та, стала жаловаться: – Еще неуравновешенный какой-то. Кричит на нас, что мы его не понимаем. Не любим. Учиться не хочет. А мы для него все. Нужна школьная форма — купили. Тетради тоже купили. Ручки. Находим деньги всегда. Возраст, может, у него переходный?

Причем тут возраст, еще и переходный? Я даже поморщилась, когда услышала, но тирада матери возымела эффект. Вызов классного руководителя, завуча приоткрыл новый ворох проблем. У Пети снизилась успеваемость по всем предметам, он прогуливал уроки, иногда совсем в школу не приходил. Учителя пытались с ним разговаривать, дозваниваться до родителей, но, само собой, у них не получалось, что было вовсе не удивительно.

— Вы полагаете, мальчика травят? – спросила директор у Макса. – Но у детей всегда бывают конфликты. Это абсолютно нормально.

— Именно травят. Вот список фамилий учащихся, кто делает это постоянно. Петю унижают, иногда бьют. Запугивают угрозами, смеются над ним. Это длится на протяжении нескольких месяцев, и никто не замечает.

Перегляды директора с завучем, классным руководителем подсказали, что они постараются уйти от ответственности. Буллинг надо еще доказать, а кто будет этим тут заниматься? Никто не видел, никто не виноват, мальчик сам не пришел, не пожаловался.

Проблему Пети все это время не замечала и мать. У нее не было ничего, кроме жалоб на его поведение. Больше никакой информации. Она ничего не знала. Вообще. Петр рос, предоставленный сам себе и, конечно, не мог себя защитить в силу возраста и недостатка знаний. Да и как ему приходить за защитой, если стоит заговорить, так сразу начнутся претензии: почему не сказал раньше, почему не можешь постоять за себя, а то и хуже – сделают во всем виноватым.

— Но должна быть причина, которая побуждает других детей так с ним поступать, — пыталась найти правду директор. – Что происходит в классе?

— Они часто кричат, что у Пети мать алкоголичка, а значит он сам как отброс, — произнес Макс, глядя на Марину Филин. – Петя мне говорил, что ему жить больше не хочется. Думает или сбежать, или еще что похуже.

Наступила тишина, но пауза оказалась короткой. Марина окаменела. Она весь разговор чувствовала себя не в своей тарелке, а тут ей совсем стало плохо. Сильно помрачнела лицом, потемнела вся, как грозовая туча, от внезапно накатившего чувства. Похоже, чувства вины. Филин зашарила руками по юбке, залезла в сумку. Наверняка, искала бутылку, даже не сознавая, что делает.

А потом ожила гарнитура. В ней я услышала Настю:

«Макс. У нас проблема. Петюню опять поймали, я пока в кустах наблюдаю. Они меня не видят. Заканчивай там дела. Мне нужна подстраховка. Из школы выйдешь, направо и дальше за угол. Мы там.»

Максим поднялся с места, я сделала тоже самое.

— Пора заканчивать лирику, — сказал он. – Прямо сейчас за школой снова поймали Петра. Думаю, пришло время помочь, а вам увидеть все собственными глазами.

И мы побежали. Да. Все. Не только я и Макс, но и Марина, классный руководитель, грузная, тяжелая завуч и даже директор, как оказалось, на шпильках.

***

Кошкина стояла за кустами карагача и сирени и внимательно слушала. Листва еще позволяла быть вне зоны видимости, что играло Насте на руку. Петя, щупленький, вихрастый пацан, со старым рюкзаком на плечах против восьми человек, заключивших его в полукруг. Компания возрастом чуть постарше. На один год или два. За спиной Пети кусты, но мальчик не знает, что в них поддержка.

Настя внимательно слушала. Вот уже больше недели она каждый день общалась тесно с мальчишкой, уча его уму-разуму. Стала взрослой подружкой, много чего узнала, о многом ему рассказала. И вот настал момент проверки, новая возможность понять, что же у них получилось. Само собой, без поддержки взрослых вряд ли что-то изменится, но все равно для Петра это как мини-экзамен на смелость, достоинство, умение противостоять даже в неравной среде. На будущее пригодится.

— Ну и чего ты уставился? Смотришь на нас, попугай, — вальяжно-нагло протянул заводила. – Глазки вытаращил, алкоголик. Такой же, как твоя мать.

Дружный хохот. Молчание Пети. Настя интуитивно чувствовала его внутреннюю дрожь. Мальчику было страшно в очередной раз столкнуться с насилием, его реакции были понятны. Она сжала руки в кулаки, пытаясь хотя бы мысленно направить Петьке энергию. Поддержать и напомнить.

— Я тебе тут пива нашёл, алкоголик, — произнес заводила, требовательно дернул рукой, и ему сунули в руку банку. – Я туда немного нассал для объёма. А ты это сейчас быстро выпьешь.

Снова хохот. Черноглазый главарь протянул Петру вскрытую банку, найденную где-то в кустах или в урне.

— Бери давай. Пей. Алкоголик.

— Зачем ты это делаешь? – раздался голос Пети. – Зачем меня оскорбляешь?

Конечно, он разволновался! Мальчишеский голос дрожал, и этот факт не мог остаться незамеченным. Вся гоп-компания в очередной раз расхохоталась довольная развлечением и первой реакцией жертвы.

— А я забыл! Ты же филин, — куражился черноглазый пацан, купаясь в восхищении свиты. – Тупая сова. На глобус тебя надо натягивать. Полезешь на глобус, алкаш?

— Почему ты решил, что меня можно натянуть на глобус, Каиси?

Настя мысленно ему зааплодировала. Молодец, пацан! Так держать! На лицах некоторых ребят появилось легкое замешательство. Что-то менялось, но уловить что именно они пока не могли. В замешательство пришел и Каиси. Заводила безобразной компашки.