Юта положила конверты на сушилку, за неимением другого места стоящую в коридоре, как будто собиралась просмотреть их позже. Прежде чем шагнуть в гостиную, она неуверенно обернулась.
Корт прикрыл за собой дверь. Его лицо и фигура были напряжены. Он внимательно прислушивался к звукам. Правая рука была заведена за спину, где, как знала Юта, под одеждой прятался чехол с ножом — одним из тех, что предназначались для метания.
Постояв минуту в тёмном коридоре, мужчина кивнул, и Юта вошла в гостиную. Всё было в точности таким же, как когда она была здесь в последний раз.
В квартире царил беспорядок. Кажется, каждая вещь была не на месте. На полу было негде ступить из-за битого стекла от настольной лампы и стакана, смахнутого со столика. Журналы и подшивки газет со статьями Юты валялись вперемежку с мятой одеждой и горшками с засохшими цветами.
У Юты сжалось сердце при виде того, что сотворили с её квартирой. Как будто целью людей, побывавших здесь, было не найти кого-то, а устроить в квартире как можно больший разгром.
Но сквозь нагромождение сваленных в центре гостиной выпотрошенных ящиков, диванных подушек, покрывшихся пылью книг по астрономии, и осколков битого стекла она всё ещё видела то единственное место в мире, где всегда тепло и уютно, где тебя ждут люди, которые любят, где можно спрятаться от невзгод и бед, которые непременно обойдут это место стороной — она видела дом.
Юта перевела взгляд на свой рабочий стол. Здесь было проведено столько бессонных ночей и выпито столько чашек кофе, что хватило бы утопить целую флотилию. Столешница была пуста — все бумаги Юты были свалены на пол, а монитор компьютера варварски разбит, зияя чёрным провалом, как будто из него только что вылупился «чужой».
Юта сделала осторожный шажок в гостиную, как будто пересекая невидимую черту. Ступив внутрь, она перестала быть сторонним наблюдателем, словно подсматривающим за чужой жизнью сквозь замочную скважину. Она снова стала частью мира, в котором жила так долго и который теперь был безвозвратно разрушен.
Юта знала: когда она пересечёт эту черту, для неё уже не будет пути назад.
Не глядя под ноги, запинаясь о разбросанные на полу вещи, Юта прошла в центр гостиной. Она растерянно осматривалась по сторонам, как будто забыла что-то очень важное, но никак не могла вспомнить, что.
Ей показалось, что боковым зрением она увидела силуэт. Силуэт мужчины, сидевшего на табуретке возле письменного стола, согнувшись вопросительным знаком. Монитор его компьютера был включен, мигая таблицами и формулами. На столе лежали чертежи и вырванные из блокнота листы с математическими расчётами. А подо всем — огромная карта звёздного неба, свисавшая одним краем со стола.
Мужчина рылся в стопке бумаг и невесть откуда взявшихся здесь чеках на обед из университетской столовой, пока не нашёл огрызок карандаша, сточенного настолько, что едва можно было удержать в пальцах. Он поправил сползшие на край носа очки и записал очередную формулу на обратной стороне чека.
Юта улыбнулась при виде него. Она потянулась к силуэту, но он выскользнул из её рук, растворившись в неподвижном воздухе, как тень растворяется под прямыми лучами солнца.
Корт стоял позади Юты в коридоре. Он не хотел мешать девушке предаваться воспоминаниям. Он слишком хорошо понимал, что иногда человеку нужно остаться с ними наедине.
Юта неуверенно застыла посередине комнаты, как будто не знала, что делать дальше. Её тонкий силуэт обтекали потоки солнечного света, лившегося через неплотно прикрытую бежевую штору. Солнечный зайчик, отскочив от зеркала, запутался в каштановых волосах, завязанных в небрежный «хвост».
Юта казалась призраком, возвратившимся в дом, в котором когда-то жил. Но вместо привычного домашнего уюта встретившим лишь запустение и одиночество. Время безвозвратно утекло сквозь невесомые прозрачные пальцы, его уже не вернуть. И теперь призраку остаётся лишь бродить среди развалин былой жизни, тихо плача под звуки воды, капающей из недокрученного крана.
Юта протянула руку, словно хотела дотянуться до чего-то, видимого только ей, но остановилась, не закончив движения. Её маленькая узкая рука опустилась вниз, медленно сжимаясь в кулак.
— Я должна была быть на его месте.
Она говорила сама с собой, будто забыла, что Корт тоже находится здесь. Сперва тихо и как-то пугающе отстранённо. Но постепенно её голос окреп, прорываясь истеричными нотками, пока Юта не начала кричать:
— Это всё моя вина! Я должна была быть на его месте! Почему всё это случилось именно со мной?! В чём я виновата?!
Корт боялся, что этот момент может настать. Стеклянный колпак, под которым она держала свои чувства, дал трещину, а затем разлетелся вдребезги. Но у каждого свой способ пережить потерю близкого человека.
Корт нашёл утешение в совершении одного и того же ритуала. Целый год он жил, не позволяя себе думать о том, что произошло шестнадцать лет назад. Пряча свои истинные эмоции, старательно отводя взгляд от себя самого. Но в один единственный день в году — день смерти Энрига — он позволял себе помнить, позволял скорбеть. Он говорил с другом так, словно тот был жив и мог его слышать. Наверное, со стороны это выглядело так, будто Корт сошёл с ума.
Так что не ему судить Юту. Если ей нужно плакать и кричать, крушить всё вокруг — пусть. Он не собирался её останавливать. Он лишь хотел дать ей понять, что она не обязана проходить через этот кошмар одна.
Корт подошёл к Юте, чтобы напомнить, что он рядом. Но когда он коснулся её руки, она посмотрела на него так, будто не узнавала. Она с силой оттолкнула Корта, покачнувшись при этом, как будто её не держали ноги. А в следующую секунду осела на пол, как механическая кукла на шарнирах, у которой внезапно кончился завод.
Упав, Юта уже не пыталась подняться. Она поранила руку об один из осколков, валявшихся на полу. Но она не замечала этого. Неловко сидя на полу, она обхватила себя руками, как будто пыталась удержать. На кофте остались кровавые следы.
— Юта, у тебя кровь, — негромко окликнул девушку Корт. Он стоял в шаге от неё.
Она не ответила.
— Ты поранилась.
Он подошёл и опустился на колени рядом с ней. Юта снова не отреагировала. Она смотрела перед собой, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча что-то, как умалишённая.
Корт не мог смотреть на неё без боли. Юта, которую он знал, всегда была стойкой и непоколебимой. В точности знала, чего хотела, и шла к своей цели, несмотря ни на какие преграды. Имея на своей стороне лишь идеализм и упрямство, которого хватило бы на десятерых, эта совсем ещё юная девушка сумела совершить невозможное.
Корт был единственным изгоем почти за целое столетие, сумевшим добраться из Лиатраса до подземного города атлургов. Но Юта первой за всю историю обоих народов сумела проделать обратный путь. И теперь при виде неё, такой потерянной и жалкой, его сердце разбивалось на части.
Может, поэтому ему самому никогда не приходила в голову мысль вернуться. Потому что он понимал: если однажды город тебя отверг, то возвращаться тебе уже некуда.
Корт обнял Юту за плечи, в то время как она продолжала раскачиваться. Он прижимал её к груди так сильно, как только мог, пока она дрожала. Он гладил её по растрепавшимся волосам и шептал, что всё будет хорошо, пока она плакала и цеплялась за него. Его рубашка пропиталась её слезами и кровью из пораненной ладони.
Постепенно Юта успокоилась, обмякнув в его руках. Некоторое время она не шевелилась. Корт только чувствовал на своей коже её тяжёлое горячее дыхание через промокшую от слёз ткань рубашки. Потом Юта медленно отстранилась.
Корт неохотно отпустил её, не уверенный в том, что приступ не повторится. Но Юта уже взяла себя в руки. Не глядя на Корта, она вытерла слёзы и только тогда заметила, что поранилась. Переведя взгляд на одежду Корта, Юта смущённо пробормотала:
— Прости, я испортила твою рубашку. Я посмотрю, во что тебе переодеться.