…Говорят, живут же люди В этом самом Голливуде И в Париже!.. Но — не будем: Пусть болтают куркули! Кстати, те, с кем я был в «Каме», Оказались мужиками: Не махали кулаками — Улыбнулись и ушли. И пошли летать в столице Нежилые небылицы: Молодицы — не девицы — Словно деньгами сорят, — В подворотнях, где потише, И в мансардах, возле крыши, И в местах еще повыше — Разговоры говорят. Люблю тебя сейчас Люблю тебя сейчас не тайно — напоказ, — Не после и не до в лучах твоих сгораю; Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас, А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю. В прошедшем — «я любил» — печальнее могил. Все нежное во мне бескрылит и стреножит, — Хотя поэт поэтов говорил: «Я вас любил: любовь еще, быть может…» Так говорят о брошенном, отцветшем, И в этом жалость есть и снисходительность. Как к свергнутому с трона королю, Есть в этом сожаленье об ушедшем, Стремленье, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к «я люблю». Люблю тебя теперь — без пятен, без потерь. Мой век стоит сейчас — я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь — Я прошлым не дышу и будущим не брежу. Приду и вброд и вплавь к тебе — хоть обезглавь! — С цепями на ногах и с гирями по пуду, — Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду». Есть горечь в этом «буду», как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступленья про запас, Бесцветный яд на самом дне стакана И, словно настоящему пощечина, — Сомненье в том, что «я люблю» сейчас. Смотрю французский сон с обилием времен, Где в будущем — не так, и в прошлом — по-другому. К позорному столбу я пригвожден, К барьеру вызван я — языковому. Ах, разность в языках, — не положенье — крах! Но выход мы вдвоем поищем — и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах— И в будущем, и в прошлом настоящем. * * * Когда я отпою и отыграю, Где кончу я, на чем — не угадать? Но лишь одно наверное я знаю: Мне будет не хотеться умирать! Посажен на литую цепь почета, И звенья славы мне не по зубам… Эй, кто стучит в дубовые ворота Костяшками по кованым скобам!.. Ответа нет, — но там стоят, я знаю. Кому не так страшны цепные псы. Но вот над изгородью замечаю Знакомый серп отточенной косы… Я перетру серебряный ошейник И золотую цепь перегрызу, Перемахну забор, ворвусь в репейник. Порву бока — и выбегу в грозу! * * * Я скачу позади на полслова, На нерезвом коне, без щита, — Я похож не на ратника злого, А скорее — на злого шута. Бывало, вырывался я на корпус, Уверенно, как сам великий князь. Клонясь вперед — не падая, не горбясь, А именно намеренно клонясь. Но из седла меня однажды выбили — Копьем поддели, сбоку подскакав, — И надо мной, лежащим, лошадь вздыбили, И надругались, плетью приласкав. Рядом всадники с гиканьем диким Копья целили в месиво тел. Ах дурак я, что с князем великим Поравняться в осанке хотел! Меня на поле битвы не ищите — Я отстранен от всяких ратных дел, — Кольчугу унесли — я беззащитен Для зуботычин, дротиков и стрел. Зазубрен мой топор, и руки скручены. Ложусь на сбитый наскоро настил. Пожизненно до битвы недопущенный За то, что раз бестактность допустил. Назван я перед ратью двуликим — И топтать меня можно и сечь. Но взойдет и над князем великим Окровавленный кованый меч!.. Встаю я, отряхаюсь от навоза, Худые руки сторожу кручу. Беру коня плохого из обоза. Кромсаю ребра — и вперед скачу. Влечу я в битву звонкую да манкую — Я не могу, чтоб это без меня, — И поступлюсь я княжеской осанкою, И если надо — то сойду с коня! Я не успел (Тоска по романтике) Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе И силюсь разорваться на куски. Придав своей, тоске значенье скорби, Но сохранив загадочность тоски… Свет Новый не единожды открыт, А Старый весь разбили на квадраты, К ногам упали тайны пирамид, К чертям пошли гусары и пираты. Пришла пора всезнающих невежд, Все выстроено в стройные шеренги, За новые идеи платят деньги — И больше нет на «эврику» надежд. Все мои скалы ветры гладко выбрили — Я опоздал ломать себя на них: Всё золото мое в Клондайке выбрали. Мой черный флаг в безветрии поник. Под илом сгнили сказочные струги, И могикан последних замели. Мои контрабандистские фелюги Худые ребра сушат на мели. Висят кинжалы добрые в углу Так плотно в ножнах, что не втиснусь между. Смоленый плот — последнюю надежду— Волна в щепы разбила об скалу. Вон из рядов мои партнеры выбыли — У них сбылись гаданья и мечты: Все крупные очки они повыбили — И за собою подожгли мосты. Азартных игр теперь наперечет. Авантюристов всех мастей и рангов… По прериям пасут домашний скот — Там кони пародируют мустангов. И состоялись все мои дуэли, Где б я почел участие за честь. Там вызвать и явиться — всё успели. Всё предпочли, что можно предпочесть. Спокойно обошлись без нашей помощи Все те, кто дело сделали мое, — И по щекам отхлестанные сволочи Бессовестно ушли в небытиё. Я не успел произнести: «К барьеру!» — А я за залп в Дантеса все отдам. Что мне осталось — разве красть химеру С туманного собора Нотр-Дам?! В других веках, годах и месяцах Все женщины мои отжить успели, — Позанимали все мои постели, Где б я хотел любить — и так, и в снах. Захвачены все мои одра смертные — Будь это снег, трава иль простыня, — Заплаканные сестры милосердия В госпиталях обмыли не меня. Мои друзья ушли сквозь решето — Им всем досталась Лета или Прана, — Естественною смертию — никто, Все — противоестественно и рано. Иные жизнь закончили свою — Не осознав вины, не скинув платья, — И, выкрикнув хвалу, а не проклятья, Беззлобно чашу выпили сию. Другие — знали, ведали и прочее, — Но все они на взлете, в нужный год— Отплавали, отпели, отпророчили… Я не успел — я прозевал свой взлет. |
