Артур медленно подошел и ладонями обхватил стальные прутья, приближаясь лицом к решетке. Совершенно молча оглядел мой облик, делая для себя какие-то выводы, на что я ведомая словно на ниточке потянулось к нему с другой стороны клетки.

- Соскучился по мне? Признайся? - как и ожидалось Артур всем видом продемонстрировал холодное спокойствие и контроль над эмоциями.

 Какая-то малая часть меня по-прежнему настойчиво и глупо желала ударить его побольнее? Не одной мне страдать будучи запертой в страшных казематах.  Поэтому я обхватила его руки, державшие жерди, и погладила нежно каждый его палец. И мысленно взмолилась, чтобы он отреагировал.

Нет ответа. Тишина. Словно замер. Внутренне в очередной замерз и покрылся коркой льда, за которой не видно прежнего Артура.

Желая добить, я решила действовать настойчивее.  Провела пальцами дорожки по его крупным венам, распирающим кожу каждой из кистей. Ощущая твердость и силу. Наслаждаясь этим ощущением власти над его телом.

- А я соскучилась. Заходи ко мне в камеру. Поиграем в нашу любимую игру? - кивнула головой в бок, указав на огромную площадь мои новых личных «покоев», любезно предложенных шейхом.

Даже на подобную провокацию и игривый взгляд я получила всего лишь мысленную затрещину. Для подтверждения своего уже озвученного решения убрать меня из своей жизни, он отнял руки от жердей, не разрешая к себе прикасаться и гладить. А раньше предоставлял мне неограниченный доступ на прикосновения. Только Мне давал подобное право. А теперь забирал.

Всё у нас "теперь" по-другому.

Я устало усмехнулась и отпустила жерди, тоже отходя вглубь камеры. Скрываясь в тени и выстраивая более длинную стену. Восстанавливая душевное спокойствие.

Веселый тон быстро сменила на такой же равнодушный, как и у Артура:

- Зачем пришел? Увидеть меня убитой и раздавленной? Может быть плачущей или склонившейся к твоим ногам? Или слезно умоляющей пощадить меня и не наказывать? Тогда спешу огорчить. Ты забыл, с кем имеешь дело, дорогой муж!!!

 Каждый раз, когда издевательски произносила слово «муж» я ощущала, как лезвие полосует сердце. Я как мазохистка делала себе больно и наслаждалась болью в груди. Дьявол… при виде все такого же равнодушного Артура неожиданно унизительно защипали веки и голос мой дрогнул, подвел меня в ответственный момент, показав врагу мои переживания:

- Говори, зачем пришел? Понаблюдать за моим наказанием!? Говори! Не молчи! - накричала, отчего старуха еще больше навострилась и начала прислушиваться к нашему разговору. Поэтому пришлось успокоиться и вернуться ближе к жердям.

 - Я теперь не достойна даже твоих слов!?

Хвала пескам! Ожил. Челюсти расслабились. Губы разъединились, складывая буквы в слова:

- Я посчитал нужным сказать тебе это лично. Завтра я с сыновьями выхожу на тринадцатую землю. На  время путешествия ты останешься здесь, поскольку твоему слову нельзя верить и при нашем отбытии, проигнорировав мой приказ, ты безусловно направишься за Азаматом. В результате, нарвешься на неприятности.

В поход с сыновьями...? А я останусь здесь гнить?

Мы ведь собирались вместе пойти в поход? Потому что не хотели разлучаться на столь долгий срок. В лучшем случае путешествие займет по времени месяц туда, месяц обратно и неизвестно сколько займут насущие дела на тринадцатой земле. А вдруг начнутся песчаные бури или иные природные опасные явления? Время в разлуке еще сильнее возрастет. И как я буду без Азамата? С ума сходить каждый день от беспокойства?

Он хотел меня взять с собой! Он обещал!

Отчаяние и паника, как та самая песчаная буря поднялась из глубин и захлестнула в прочные тиски. Дышать тяжело, руки, как у старухи затряслись и вновь вцепились в решетку. Огненный лоб прислонила к ледяным жердям и с силой надавила на них, так словно намеревалась протиснуть лицо между двумя прутьями и прорваться к Артуру. При виде любимого палача выплеснулся неожиданно сильный прилив злости, способный вырвать прутья. Если не вырвать, то согнуть и дать мне выйти из заточения.

«Не смей со мной так поступать! Не смей!

Я больше не контролировала голос и эмоции и то, что старуха подслушивала не замечала. Теперь уже все равно:

- Ты позволишь этой суке разъединить нас!? Ты ее наказал и убил, но она все равно добилась своей цели и разъединила нас! Не оставляй меня здесь! Не отбирай сына! Не поступай со мной так! Когда ты простишь меня, то может оказатся уже слишком поздно!  И тогда уже я не смогу простить тебя.  Понимаешь!?

 Он внимательно дослушал мою гневную речь, после чего развернулся.

Затем пошел твердой походкой вдоль камер. Без каких-либо внутренних сомнений и сожалений. Ниразу не остановился, чтобы посмотреть на меня, прижавшуюся к жердям.  Ни повел плечом, ни развернулся, ни приостановился.  От ощущения беспомощности сжались легкие и время от времени не хватало воздуха. Душно. Здесь стало нечем дышать. Где мой воздух? Чем дышать?

В тот миг весь мир для меня полыхнул кровавыми красками ярости и я потеряла контроль над собой.

- Ненавижу! Ненавижу! Открой меня! Выпусти! - шарахнула ладонями по жердям, вызывая мощнейший грохот и вибрацию в камере. - Отдай сына!

Еще и еще раз повторила удары уже кулаками, а не ладонями, отчего раздавался более сильный звон и более мощная отдача.  Руки тоже получали огромную боль, как и решетки. Вот теперь я полностью подтвердила свое прозвище "безумная".

Я била ладонями о стальные прутья, каждый раз при ударе чувствуя парализующую боль, расползающуюся от кончиков пальцев вниз по кистям и локтям. Несмотря на нее я продолжала ударять по жердям.

Тем самым я пыталась достучаться до шейха в прямом смысле слова, а криком - разбудит, раздразнить. А еще столь примитивным образом я вымещала всю накопленную ярость, боль и отчаяние. Постоянная боль в кулаках не давала мне сдохнуть от отчаянии, не позволяла опуститься на колени и горько заплакать. Я била долго и упорно о жерди, а вскоре перешла на стены, пока кожа на костяшках не треснула, орошая мазками крови стену. Постепенно. С каждым ударом всё больше и больше рисовались кровавые узоры.

Как он смел предавать меня!? Как смел отталкивать!?

- Эй, безумная, прекрати вопить. Он уже ушел и не слышит тебя! Что за мужик? - голос старухи вырвал  из того безумия и я очнулась в камере, при этом дыша как в заключительный раз. Несмотря на холод в подвале, я насквозь пропиталась мерзким потом и чувствовала себя грязно. Мерзко. Преданной.

Моя ярость постепенно стихла, успокоилась и улеглась внутри. После чего я смогла обессиленно опуститься на свою солому.

***

На следующий день я эмоционально выдохлась. Ночью заснула сидя, проснулась в таком же положении. Утром на знакомого охранника, принесшего завтрак, не отреагировала. На его вопросы молчала, на щелканье пальцев возле лица не моргала.

Обреченный на поражение охранник оставил меня в покое, а безумная старуха в кои-то веке серьезно поинтересовалась:

- Эй, безумная, что за странный мужчина приходил к тебе?

К дьяволу тебя, старуха. Я не посчитала нужным повернуться к ее камере, ибо хватит разговоров. Уже наговорилась.  Накричалась за последнюю ночь в казематах, настолько, что осипла. Мое горло драло со страшной силы.

Примерно в обед я расслышала очередные шаги по подвалу, но, потеряв веру во что-то хорошее, просто сидела всё в той же позе, разглядывая пол. Первым делом замаячило белое платье и на этот раздражающий в темноте цвет я повернулась. Удивить сильнее вряд ли возможно. Подобного человека сложно представить в мрачных казематах. Клара в красивом белом платье, с кучей драгоценностей на шее и запястьях, с элегантной прической. Всё это настолько выбивалось из общей атмосферы уныния и серости камер, что казалось вымыслом. Плодом помутневшегося рассудка.

Клара зашла в камеру крайне аккуратно, придерживая платье, чтобы не запачкать. Первые секунды она просто с ужасом рассматривала обстановку, но надо отдать должное, вскоре собралась с силами и улыбнулась. Правда криво и совсем не искренне, но и этого достаточно. Даже нашла сил запачкать свое платье и присесть рядом со мной на соломку.