Шейху неведом страх обычных смертных и поэтому  на смертельный бой он направлялся подобно женщинам на светский вечер.

- Они напуганы, - пояснила очевидные вещи тому, кто лишен подобной эмоции. Время от времени я поглаживала  худые безжизненные пальцы сына, а краем глаза ненарочно фиксировала процесс раздевания мужчины.

- А ты - обычная женщина была не напугана? Мне следует уволить всех членов армии и нанять тебя единственную в качестве моего оруженосца?

Попытка разрядить обстановку удалась, вызвала непроизвольный смех. Просто я слишком счастлива, что Азамат за месяц не умер и появилась слабая надежда на улучшение.

- С твоей стороны было очень жестоко привязать меня к своему мечу. Я еще долго не смогу нормально двигать руками.

Подняла конечность строго вертикально, а потом расслабила и охотно показала, как та без сил с характерным шлепком плюхнулась обратно на одеяла.

- Уверен. Уже завтра будешь прыгать по палатке и махать мечом, - мрачное предположение еще больше развеселило.

Я не ослышалась? Меня похвалили? Дважды? Очень странно и необычно слышать это из уст самого неласкового мужчины, которого я когда-либо встречала.

- Ты...тоже бываешь… неплох… - буркнула в подушку. Это максимальная похвала, на которую я была пока способна из себя выдавить.

Впервые за долгое время я чувствовала себя…себя… защищенной. Какое противоречивое чувство  неожиданно возникло, когда я оказалась здесь.  Столько дней не могла нормально спать, а сейчас сон медленно захватывал разум, прикрывал мои уставшие веки. За стенами палатки наконец-то стало оживленно, хоть и причина выхода людей весьма печальна. Крик, шепот, плач, хрипящий кашель с кровью, предсмертные стоны. В любой момент могут напасть притаившиеся мятежники, а я настолько расслаблена рядом с Артуром и Азаматом, что готова доверчиво заснуть и доверить охрану себя и сына шейху...

Всего  на секунду прикрыла глаза, скрестив пальцы с сыном, и под грозный голос Артура, вибрирующий в каждой клетке моего организма, мгновенно заснула…

***

В темноте ночью я, к сожалению, не разглядела сына и только на утро на левой стороне спящего личика обнаружила глубокие "рытвины". Будто неизвестный моральный урод вырезал кожу тупым ножом, не ровно, без душно, а потом обратно наизнанку пришил уродливо и криво. Глубокие рытвины покрыли не только лоб и щеку, но и веко, отчего казалось что кровавая гематома полностью залепила глаз. Возник страх и тяжелое сомнение насчет того, сможет ли Азамат видеть левым глазом? Еще два дня нервной тишины и слепой веры в лучшее, а потом красные пески смилостивились. Возможно услышали мои молитвы и просьбы. Или простили нас - грешных рабов.

На третий день Азамат раскрыл сонные глаза и заворочался. Будто проспал ночь, а не целый месяц. Сладко зевнул на радость мне и потянулся, лежа клубком между мной и Артуром. Обнаружив нас рядом с собой, удивленно захлопал ресницами, ведь впервые просыпался и рядом со мной, и рядом с отцом, защищенный нашими телами со всех сторон.

В тот день он не заметил того, как мы слишком молчаливо и пристально наблюдали за его пробуждением. За новым рождением. Именно так я восприняла его пробуждение. Артур подарил моему сыну новую жизнь и мне до конца дней с ним не расплатиться.

Я не хотела омрачать радость от его пробуждения и потому первые дни не давала ему посмотреть на себя. Благо зеркал в лагере мало, но однажды только на пять минут вышла по делам и не уследила, как он тайком  выскочил на улицу поиграть со знакомой девочкой. А она… она завизжала, увидев его лицо. Прогнала его с горькими словами:

- Фуууу! Уйди! Фу, безобразный!

 Она сказала моему сыну «фу»!  Как мерзкой псине!

Азамат такой растерянный прибежал, не поняв в чем дело, тогда же пришлось сознаться и дать проклятое зеркало.  Тяжело не иметь возможности исправить свои ошибки, а просто наблюдать, как он рукавом агрессивно стирает унизительные жалкие слезы при виде своего лица.

Чтобы было легче спрятать свою слабость, я прижала его лицом к груди, чувствуя как дрожат худенькие плечи. И саму в тот момент задушили слезы.

Мне хотелось взять мелкую дрянь на руки, перевернуть и головой в песок воткнуть,  как гвоздь в деревяшку, но останавливало только то, что это маленькая глупая невоспитанная дура не виновата. Это ее мамаша нормально не воспитала!

Азамат впал в агрессивно-равнодушное состояние. Больше не было того активного мальчика. Этот передвигался лениво, не желая что-либо делать, замкнулся в себе. Огонь «детской активности и веселья» потух. Этот мальчик отвечал холодно и грубо, а Артура и вовсе игнорировал и старался не попадаться ему на глазах. Вечером притворялся спящим, когда приходил шейх. То ли избегал его за то, что ему стыдно. Ведь теперь он стал некрасивым принцем, а принц - прекрасное лицо земли? То ли не знаю.  Других причин злости на Артура я не нашла.

Один раз из Азамата все же вырвался вопрос:

- Мам, я останусь уродом? - откуда такие жестокие слова?

- Ты не урод, не говори плохие слова. Обещаю, все женщины будут бегать за тобой, - обняла его щеки ладонями и  попыталась пошутить. - Шрамы украшают мужчину и тебя украсили. Посмотри на своего отца. Его тело и лицо хранят отпечатки многочисленных ранений. На одном лице у него пять видимых шрамов, но это нисколько не портит общего облика, а на теле его невозможно сосчитать точное количество шрамов.  Сколько бы не пыталась, я всегда со счета сбивалась.

Почему-то от моих слов он сильнее озлобился, гневно сбросил мои руки со своего лица и накричал:

- Его шрамы служат доказательством отваги и бесстрашия, а мои о чем будут говорить? - он жестко ткнул себе в заплывший левый глаз пальцем, словно наказывал себя.Еще и еще раз больно уколол пальцев себе в глаз. - Слабак едва не умер от обычной болезни?

В порыве гнева он задел чашу с водой и рванул на выход из палатки и даже не обернулся на зов. Просто не пожелал меня слушать.

От отчаяния у меня опускались руки и впервые я не знала, как достучаться до сына, как найти ключ к его двери, за которой он спрятался.

Артур ни слова не говорил. Молча наблюдал за нами. Иногда хотелось, чтобы он проявил хоть каплю ласки по отношению к Азамату. Поддержал теплыми словами, но это все равно что мечтать, чтобы скала начала петь! Он не способен на ласку.  Артур казалось даже не видел в шрамах никаких проблем и искренне недоумевал, отчего мы грустим и ссоримся.

Целую неделю после пробуждения Азамата, лагерь по-прежнему стоял в пустыне и ждал смерти последних зараженных, чтобы иметь возможность выйти к людям. Оставшиеся выжившие люди уже спокойно общались между собой и чудесным образом красный цветок их уже не трогал. В последний день Артур позвал Азамата на обход армии и было видно, как сын не хотел идти к людям, бросил на меня просящий взгляд, но как бы не было жалко, я напротив поддержала идею.  В их отсутствие я сгрызла ноготь на пальце, протоптала дорожку от одного конца палатки до другого. И когда мое сердце уже устало бить меня в грудную клетку, они, наконец, вернулись.

Возможно у них одинаковые реакции или мысли, поэтому Артур неведомым образом отгадал, как Азамат отреагирует. Я бы никогда не смогла добиться подобного результата. Не знаю, что он придумал или сказал сыну, но это подействовало. Сын впервые после получения шрамов улыбнулся мне. А когда я спросила, что произошло, то меня мягко заткнули и сказали, что это мужской секрет.

- Девчонкам негоже лезть в мужские разборки! - эта фраза явно была скопирована у отца.

А что они задумали, я узнала гораздо позднее. 

POV Лилия

По окончании болезни весь народ, переживший красный цветок, вышел ночью на улицу и наблюдал, как огонь поглощает умерших. Это был самый огромный погребальный костер на моей памяти. Всю ночь горевший в пустыне Красных Песков и видный должно быть из ближайших деревень. Выжившие сидели на песке вокруг костра и непрерывно смотрели, как горели одежды, волосы, кости полуразложившихся трупов. В небо в месте с пеплом взлетали снопы искр. Красивое зрелище, если бы не столь печальное.