Имант шел не спеша. Торопиться некуда: воскресенье. А чуть впереди шагал плечистый парень в хорошо подогнанной, отутюженной форме офицера торгового флота. Он бы не обратил на парня никакого внимания, как и на других прохожих, шедших навстречу или обгонявших его, если бы моряк не сошел на той же трамвайной остановке и если бы не следовал той же дорогой, что и он. И все время впереди.

За Гризинькалном моряк принялся изучать номерные знаки с правой стороны улицы Пернавас. Остановившись перед домом Иманта, незнакомец, поколебавшись немного, решительно вошел во двор и толкнул дверь, вначале подняв глаза на дощечку, где были проставлены номера всех квартир подъезда. Имант шел следом, чувствуя что-то вроде азарта — интересно, что будет дальше.

Незнакомец поднимался по лестнице. Второй этаж, третий, четвертый… Еще снизу Имант заметил: моряк изучает дверь его квартиры. Тот довольно долго раздумывал, прежде чем позвонить. И поскольку никто не открыл, постучал — сначала тихо, потом погромче.

«Наверно, ко мне», — подумал Имант, взбираясь на свой этаж. Моряк посторонился, при этом они смерили друг друга изучающими взглядами. Незнакомец оказался румяным крепышом с тонкой талией и длинными ногами. Фуражку с крабом он для форса сдвинул набекрень, впрочем, самую малость, чтоб все было по форме. Поверх нейлоновой сорочки черный галстук с готовым узлом — это Имант сразу отметил, сам носил такие: канители с ними меньше. Кроме того, гость был надушен, — видимо, прямо из парикмахерской.

Имант переложил сетку с картошкой в другую руку, не спеша нащупал в кармане ключи, отпер дверь. «Сейчас что-нибудь спросит», — промелькнуло у него в голове, но моряк ни о чем не спросил, позволил затворить дверь, а сам остался на лестнице. «Все равно позвонит», — с досадой подумал Имант: он собирался проиграть пластинки, как обычно это делал по возвращении из магазина.

Теткина квартира состояла из крошечной кухни и комнаты. Тетка взяла к себе Иманта из деревни после войны, когда он остался круглым сиротой. На кухне холостяцкий беспорядок: немытая посуда с огрызками, объедками, тряпки, полотенца в самых неожиданных местах, и все покрыто слоем пыли. Тетка уехала погостить к родным, приходилось самому заниматься хозяйством. «Скорее бы возвращалась», — с грустью подумал Имант. Кое-как сдвинув в кучу посуду, прикрыл ее старыми газетами. Вошел в комнату, распахнул окно. «Сейчас позвонит», — решил он. И в самом деле, над дверью зазвенел звонок.

Очутившись на кухне, моряк огляделся, пригладил ладонью волосы. Они у него были светлые, непослушные, а из-под ресниц, почти белых, настороженно глядели серые глаза.

— Я могу видеть Иманта Цемита? — проговорил он, переминаясь с ноги на ногу.

— Это я, — ответил Имант. — Прошу сюда, в комнату. Извините за беспорядок, но тетка в отъезде и вообще… — Тут он махнул рукой, словно отказываясь от дальнейших объяснений.

— Юрис Томаринь, — представился моряк, добавив шутливо: — по батюшке Петрович!

Но хозяин про себя отметил, что веселость наигранная, гостю сейчас не до шуток. Они обменялись рукопожатием, и моряк почему-то долго не отпускал руку Иманта, хотя тот и пытался ее высвободить, а когда это не удалось, хозяин вымучил глуповатую улыбку и произнес, через силу скрывая раздражение:

— Да вы садитесь!

Молодой человек, назвавшийся Томаринем, присел на стул, сначала проведя по сиденью ладонью, будто смахивая пыль, потом подтянул обе брючины, чтобы не помялась отутюженная складка. «Видно, и сам он такой — без изъяна, без пятнышка», — подумал Имант, ощутив еще большую неприязнь к незнакомцу. Людей, лишенных недостатков, он считал притворщиками, о человеке же всегда судил по первому впечатлению.

— Отличная погода, — сказал Имант, желая нарушить затянувшееся молчание.

— Погодка хороша! — поспешил согласиться моряк, радуясь возможности начать разговор. — Но дождик бы не помешал. А то сохнет все…

Имант отошел к окну, повернувшись к гостю спиной. Во дворе играли дети. У горизонта ползли темные тучи, в открывшиеся кое-где прозоры пробивались лучезарные столбы света.

— Я вас слушаю, — сказал он, потеряв терпение.

Моряк поднялся со стула, Имант догадался об этом по легкому скрипу. Внизу две девочки крутили веревочку, третья прыгала.

— Во-первых, я должен начать с извинения, что ворвался к вам, человеку совершенно незнакомому. Но другого выхода нет: завтра в полдень мы уходим в Атлантику. Так что прошу извинить. Шаг этот был для меня нелегким, но я надеюсь, вы меня поймете правильно.

— Да.

Девочки поменялись местами, теперь прыгала одна из тех, что прежде крутила веревку.

— Я понимаю, насколько это необычно… Видите ли, у нас есть общая знакомая. Вы ведь знаете Илгу?

— Какую Илгу?

— Илгу Приеде. Она говорила, вы были с нею дружны. Еще до нашего знакомства. Она о вас рассказывала много хорошего.

— А!

Не отрываясь от окна, Имант улыбнулся, припомнив что-то приятное, хоть и далекое. И он продолжал улыбаться своим мыслям, фазу просветлевшим, потому что они были об Илге. «Сначала ты был такой славный, — говорила она незадолго до того, как они навсегда расстались. — Казался родным и близким, а потом словно тебя подменили, я перестала тебя узнавать, ты стал чужим, внешне тот же, а внутри все другое». Да, милая была девочка, впрочем, чересчур наивная. Он вспомнил, как однажды, проходя по скверу, ему показалось, будто на скамейке сидит Илга с каким-то моряком. Но они сидели в стороне, мог и обознаться. Значит, все-таки Илга. И моряк тот самый…

— Да, я знаю Илгу Приеде, — сказал он, отвернувшись от окна. — С какой стати это вас интересует?

Видя замешательство гостя, Имант почувствовал нечто вроде злорадства. Желая им всласть насладиться, Имант, не дав собеседнику слова сказать, перевел разговор на другое:

— Может, послушаем музыку? Мне посчастливилось достать концерт для скрипки Бетховена. По всей Риге за ним гонялся. Еще кое-что купил. Но вы-то, наверное, не любитель подобной музыки. Для вас она «не тяни кота за хвост», а? Что ж, может, так оно и есть. Очень даже возможно.

Гость выхватил из кармана белоснежный, аккуратно сложенный платок, вытер вспотевший лоб.

Имант поднял крышку радиолы, достал из конверта пластинку, осмотрел с обеих сторон, положил на проигрыватель, осторожно опустил иглу. Сам уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Моряк стоял молча по другую сторону стола и глядел на него большими глазами. У него был такой вид, будто он заблудился в лесу.

— Итак, я знаю Илгу Приеде. Ну и что? — холодно спросил Имант Цемит.

— Может, я не вовремя пришел?

— Нет, отчего же, говорите, я слушаю.

— Хорошо, — сказал моряк, — раз уж я здесь… — Он подтянул поближе стул, сел, а фуражку, которую до сих пор не выпускал из рук, положил на стол. Радиола надрывалась, и ему приходилось чуть ли не криком кричать, чтобы быть услышанным: — Мы с Илгой дружим давно. По правде сказать, это больше, чем дружба.

— Вот как? — вставил Имант, вновь приводя моряка в замешательство, — он сразу замолчал. И тут в соседней квартире кто-то постучал в стену. Хозяин вскочил с кресла.

— Это меня к телефону. Скоро вернусь. Послушайте пока музыку. Извините!

Сосед Миша смотрел футбол по телевизору. Миша был рабочим какого-то там высшего разряда, а в прежнее время — трубачом военного оркестра. После семейных осложнений жил один. Он сидел в пижаме у столика, на котором стояли бутылка пива и стакан. Телефонная трубка лежала рядом с бутылкой.

Иманту ответил незнакомый женский голос, звучал он нежно и вкрадчиво. С места в карьер, завязалась беседа, болтали всякий вздор, а Имант про себя гадал, кому же мог принадлежать этот голос.

— Кто говорит? — не выдержав, спросил он напрямик, однако незнакомка, усмехнувшись, ответила: «А ты отгадай!» Иманту надоела эта игра, и он в сердцах бросил трубку.

— Так кто звонил? — спросил Миша. — Илга? Валия, Рута? Или кто?