— Впечатляет!

— А меню у них нет?

— Фу не любит меню. Он здесь вроде психолога и вычисляет, кому какая еда подойдёт. Он наверняка распознал в тебе желторотика и не предложит ничего слишком вызывающего. Я знаю, как с ним обращаться.

— Не обязательно так опекать меня, Хилди.

Я потянулась через стол и тронула собеседницу за руку:

— Я вижу, что ты повзрослела, Бренда. Ты и выглядишь, и ведёшь себя иначе. Но здесь лучше положись на меня, дружок. Китайцы едят такие вещи, о которых ты и знать бы не захотела.

Подошёл Фу, неся миски с рисом и свой знаменитый остро-кислый суп, и я вступила с ним в лёгкую перепалку: постаралась отговорить его предлагать Бренде "Чоу Мейн"[72] и убедить, что мне снова хочется хунаньской говядины, хотя я уже заказывала её не далее чем три недели назад. Он ретировался в кухню, задержавшись, чтобы принять похвалу от двух других посетителей малого зала. На спине его куртки был вышит великолепный дракон.

— И часто тебе так приходится?

— Каждый день. Мне это нравится, Бренда. Помнишь, что ты говорила мне о друзьях? Мои друзья здесь. Я влилась в сообщество.

Она кивнула и решила оставить эту тему. Попробовала суп, ей понравилось, и мы обсудили его, а потом перешли ко второй части Танца Воссоединения — воспоминаниям о старых добрых временах. Не то чтобы эти времена были такими уж древними — со времени нашего знакомства ещё не прошло и года — но мне та жизнь казалась прошлой. Мы посмеялись над Верховным Перцером в его персональном мини-храме, а узнав, как отлетела пуговица с винтажного техасского жилета Уолтера, Бренда расхохоталась во всё горло. И поделилась со мной скандальными новостями о некоторых моих бывших коллегах.

Принесли наш заказ, но тщетно Бренда искала вилку. Она увидела у меня палочки, храбро взяла свои и благополучно уронила большой кусок мяса себе на колени.

— Фу! — окликнула я. — Нам тут нужна вилка.

Он стремительно пришаркал и погрозил нам пальцем:

— Не-не-не-не! Очень извиняй, Хилди, но это китая ресторан. Не иметь вилка.

— Я тозе осень извиняйса, — передразнила я и положила салфетку на стол. — Но без вильки не кусяем, — и начала вставать.

Он грозно взглянул на нас, жестом усадил меня обратно и умчался.

— Не надо было из-за меня… — шепнула Бренда, перегнувшись через стол. Я шикнула на неё, и мы дождались возвращения Фу. Он подошёл, тщательно натирая салфеткой серебряную вилку, и аккуратно положил её рядом с тарелкой Бренды.

— И ещё, Фу, — произнесла я, — сбавь-ка слегка обороты. Бренда туристка, но она и моя подруга.

Он ещё мгновение сохранял сердитое выражение лица, потом улыбнулся и расслабился:

— Ладно, Хилди. А с говядиной поосторожнее! Я предупредил пожарную команду, они наготове. Приятно познакомиться, Бренда.

Она проводила Фу глазами до кухни, потом схватила вилку, набила рот и, жуя, подивилась:

— Чего я не могу понять, так это почему люди хотят так жить.

— Как это, так?

— Сама знаешь. Вести себя глупо. Он мог бы держать ресторан снаружи, и ради этого ему не пришлось бы картавить.

— Ему и здесь картавить не обязательно, Бренда. Руководство парка требует только соответствующей одежды и никого не заставляет вживаться в роль. Фу делает это сам, ради забавы. Кстати сказать, он лишь наполовину китаец. Говорил мне, что без пластической операции выглядел бы не более восточным человеком, чем я. Но он любит готовить и у него хорошо получается. И ему нравится здесь.

— Полагаю, мне просто не дано этого постичь.

— Представь себе, что это круглосуточный бал-маскарад.

— И всё равно я не… Я имею в виду, что могло бы заставить человека здесь поселиться? Такое впечатление, что большинство здешних просто не справились бы с жизнью снар… — она осеклась и покраснела. — Извини, Хилди.

— Не стоит. Ты не так уж далека от истины. Куча людей живут здесь потому, что снаружи устроиться не смогли. Если хочешь, назови их неудачниками. Большинство из них побиты жизнью и сломлены. Но мне они нравятся. Здесь общество меньше давит на человека. А другие прекрасно могут устроиться снаружи, но им там не нравится. Они приходят и уходят, здешняя жизнь — не приговор. Знаю некоторых, кто проводит здесь год-два, чтобы отдохнуть и восстановить силы. Иногда — перед сменой работы.

— Ты поэтому здесь?

— Кое-что здесь под запретом, Бренда: нельзя спрашивать людей, почему они приехали. Кто захочет, сам расскажет.

— Опять я ляпнула что-то не то.

— Пока говоришь со мной, не страшно. Я просто подумала, лучше сама предупрежу тебя, чтобы ты ненароком кого-нибудь не спросила. А вот что тебе ответить… Не знаю. Поначалу мне казалось, что поэтому. А теперь… не знаю.

Она некоторое время смотрела на меня, потом заглянула мне в тарелку и сделала просительный жест вилкой:

— Выглядит аппетитно. Ничего, если возьму кусочек?

Я разрешила — и сама принесла ей из кухни стакан воды. Хунаньская говядина Фу — единственный в Техасе достойный соперник моего огненного чили.

— Так вот, Уолтер дня два-три вопил и ругался по твоему поводу, — поведала Бренда. — Мы все старались держаться от него подальше, но он врывался в отдел новостей, будто ураган, и орал то на одно, то на другое, и мы знали, что на самом деле он злится из-за тебя.

— В отдел новостей? Звучит серьёзно.

— Потом стало ещё хуже.

Мы покончили с горячим, заказали два пива, и Бренда продолжила угощать меня рассказами о своих подвигах в журналистских войнах. Без сомнения, она вела увлекательную жизнь. Мне, со своей стороны, особо нечем было с ней поделиться, разве что забавными короткими заметками о смешных ошибках и оговорках моих учеников да историей о том, как мэр Диллон однажды ранним утром вывалился из "Аламо", споткнулся на крыльце и угодил в водопойное корыто своей лошади. От такого угощения глаза Бренды временами слегка стекленели, но она храбро продолжала улыбаться. В конце концов я заткнулась и позволила ей тараторить дальше.

— Он стал вызывать нас поодиночке, — сообщила она, осушила свой стакан, увидела Фу с кувшином наготове и отрицательно покачала головой. — Он всегда говорил, что речь пойдёт о чём-то другом, но разговор всегда неизменно сводился к тебе: какой подлый приём ты с ним провернула и как он ждёт от нас любых предложений о том, как тебя вернуть. Мы стали под любыми предлогами отказываться от этих аудиенций.

Тогда он дошёл до того, что пообещал откусить голову любому, кто упомянет твоё имя в его присутствии. И мы разом заткнулись, ни слова о тебе. Так до сих пор и остаётся.

— А я подумывала, не заглянуть ли к нему, — произнесла я. — По старой памяти.

Бренда нахмурилась:

— Не думаю, что это удачная мысль, пока рановато. Пережди ещё несколько месяцев. Если только не планируешь вернуться на работу.

Она вопросительно подняла брови, но я потрясла головой, и она не сказала более ничего о том, что, как я полагала, было целью её визита.

Фу принёс небольшой поднос с печеньями счастья и счёт. Бренда разломила своё печенье, пока я выкладывала деньги на поднос.

— "Новая любовь озарит вашу жизнь", — прочла она, взглянула на меня и улыбнулась: — Боюсь, для этого я слишком занята. А ты своё не посмотришь?

— Бренда, эти предсказания Фу пишет сам. И твоё означает, что он мечтает оросить своим соком твои нижние усы.

— Что?

— Он находит тебя сексуально привлекательной и хотел бы с тобой переспать.

Бренда недоверчиво воззрилась на меня, затем взяла моё печенье и разломила. Посмотрела на предсказание и встала. Фу примчался быстрее ветра, помог нам отодвинуть стулья, подал наши шляпы и кланялся до тех пор, пока мы не вышли на улицу.

Снаружи Бренда взглянула на ноготь большого пальца и заторопилась:

— Мне уже пора восвояси, Хилди, но…

Вдруг она хлопнула себя по лбу: