— Простите за опоздание, господин Лестер, раньше просто не получилось.
— Это я должен просить у вас прощения. Но речь идет о вашем друге. В «Лебеде» мне сказали, что вы приходили к нему вечером первого марта.
— Нет, просто Ричард Бельски говорил мне о вашей дружбе с Лайлесом, догадаться было нетрудно.
Поникон достала сигареты, закурила.
— А вы, оказывается, проницательный человек! У Питера была действительно я. Столько времени прошло, а я до сих пор не могу найти себе места. Поэтому-то испугалась, когда вы позвонили мне. Уже почти полгода у меня такое чувство, что за мной постоянно следят. Тогда Питер отдал мне пленку. Наверное, за ней охотятся. А у меня нет сил больше жить в страхе. Пленка со мной — возьмите ее, пожалуйста.
Вернувшись домой, Майкл раскрыл сверток.
«Дональду Элбосту, конгрессмену США». Далее — почтовый адрес…
Майкл распечатал пакет, высыпал на стол его содержимое — десять миникассет, двенадцать коробок с пленкой. На каждой коробке, видимо Лайлесом, было написано: «Осторожно, пленка не проявлена!» В пакете лежало также десятка два вырванных из блокнота листов — письмо Элбосту.
«Дорогой конгрессмен! Вам пишет журналист и телеоператор Питер Лайлес. В прошлом году вы принимали меня в Нью-Йорке, и я рассказывал о своих планах снять фильм об операциях ЦРУ в Таиланде, в частности о его роли в поддержании напряженности в районе таиландо-кампучийской границы. Вы заинтересовались этим и обещали свое содействие в продвижении фильма на телевидение. Тогда я не смог сообщить вам многих подробностей. Хочу сделать это сейчас, поскольку не уверен, что встречусь с вами.
В Таиланде у меня есть хороший «контакт» — некто Чарн, кхмер по национальности, отличный оператор. Четыре года он был моим ассистентом в Кампучии. В марте семьдесят пятого, незадолго до падения Пномпеня, он поехал снимать фильм в район боевых действий и не вернулся. Все думали, что он погиб.
И вот в прошлом году, приехав в Таиланд для съемок фильма о лагерях кампучийских беженцев, я встретил там Чарна. В лагере он находился свыше трех лет и никак не мог оттуда вырваться.
Чарн рассказал мне, что попал в плен к «красным кхмерам». Они приняли его за шпиона, зверски пытали, хотели повесить. Но ему чудом удалось бежать. Несколько недель Чарн скрывался в джунглях, но потом его снова схватили полпотовцы. Он выдал себя за бежавшего из Пномпеня рабочего, назвался чужим именем. Его включили в колонну горожан, которых перегоняли из Пномпеня для работ в деревню. Там, в «трудовой коммуне», Чарн и прожил свыше двух лет. Как-то раз во время работы на рисовом поле он, воспользовавшись потасовкой пленников «коммуны» с охраной, бежал. Несколько дней ночами он шел к таиландской границе, днем прятался в джунглях. Так он и оказался в лагере для кампучийских беженцев, в окрестностях Араньяпратета.
Тогда я сказал Чарну, что сделаю все возможное, чтобы вызволить его оттуда. Пойду в посольство, дам письменное подтверждение, что он долгое время работал на американскую телекомпанию. И ему могут предоставить гражданство США. Но Чарн отказался. Он не хотел ехать в Америку без денег. У него был план, реализовав который можно получить большие деньги. Но осуществить задуманное он мог только с моей помощью.
Дело в том, что в районе границы какой-то американский врач-чудак открыл клинику для душевнобольных кампучийцев. До Чарна дошли сведения о том, что это не совсем обычная клиника. Вместо душевнобольных там содержатся боевики из числа полпотовцев для выполнения секретных заданий. Чарн подозревал, что всем этим заправляет ЦРУ. Больше он ничего не знал, ему даже не было известно, где находится эта клиника. Чарн сказал, что попробует проникнуть туда, снять там фильм и записать ведущиеся разговоры, и, если речь идет действительно о «крыше» ЦРУ, мы могли заработать на этом хорошие деньги. Не знаю как, Чарн в конце концов устроился в эту клинику подсобным рабочим.
Он попросил, чтобы я купил портативный магнитофон, несколько микрофонов, провода, две небольшие кинокамеры, кассеты и пленки. Все остальное он сделает сам. Оборудует «глазки» для камер и «гнезда» для микрофонов и начнет снимать. Я не сомневался в успехе. Чарн был непревзойденным специалистом, вряд ли кто другой лучше мог отснять фильм скрытой камерой.
Через несколько дней я передал ему все необходимое. Я должен был изыскать возможности реализации фильма в Штатах, заручиться поддержкой заинтересованных лиц. О том, когда мне нужно приехать в Таиланд, он сообщит письмом. На этом мы с тш расстались.
Письмо от Чарна я получил в январе этого года. Он сообщил, что завершил работу и ждет меня в местечке Нонгмако, недалеко от Араньяпратета. Указал, что клинику содержит некто доктор Бергер. Мне пришлось срочно вылететь в Таиланд. В Нонгмако я ездил дважды. Но Чарна там не было. Он пришел только на третий раз. Рассказал, что в клинике нет ни одного душевнобольного. Все «пациенты», а их около сорока, отборные полпотовские солдаты. Иногда их состав обновляется. В «клинике» при помощи Спейса и Иверса, тоже, видимо, кадровых сотрудников ЦРУ, их учат организации диверсий. Бергер часто выезжает в Бангкок. После его возвращения группа сразу же уходит на задание. Вывозят их обычно ранним утром на автобусе, переодетых во вьетнамскую или кампучийскую форму. Они нападают на деревни, грабят, убивают жителей, взрывают мосты и плотины, сжигают рисорушки, уничтожают зерно. Несколько раз подходили к границе и били из минометов по лагерям кампучийских беженцев. Одним словом, эта группа создана ЦРУ для осуществления операций в приграничных районах с целью сохранения напряженности между Таиландом, Кампучией и Вьетнамом. Не случайно все эти операции таиландская и иностранная печать приписала потом вьетнамским и кампучийским войскам.
Чарн сумел заснять, как Бергер дает инструкции, как «пациенты» переодеваются в чужую форму, делят награбленное. Он записал на пленку многие их разговоры.
Но нужно было обязательно заснять одну из операций, без этого фильм был бы неполным. Такую съемку должен был провести я.
Чарн сказал, что в этот день утром Бергер вернулся из Бангкока. Ему удалось подслушать, как тот объявил своим помощникам, что на следующий день на рассвете группа должна напасть на деревню Лопан, в десяти километрах от Нонгмако, у самой границы. Чарн объяснил мне, как туда проехать, сказал, чтобы я ночью установил там камеры, а потом вернулся к клинике. Утром нужно заснять, как из ворот выезжает автобус и проследить за ним. А уж потом снять фильм об их налете на деревню.
Чарн достал пленки и кассеты и передал их мне. Я предложил ему бежать в тот же день вместе со мной, но он отказался. Его исчезновение насторожит Бергера, и тот может отменить операцию. Тогда фильм не получится. Из клиники ему было очень трудно вырваться, еле-еле удалось отпроситься в монастырь. До этого его не пускали, всегда находили срочную работу. Поэтому он и не смог выйти ко мне на встречу раньше. Чарн рассчитывал, что на следующий день его тоже отпустят. С вечера он собирался испортить водяную помпу и попросить, чтобы утром его отпустили в лавку купить для нее новые детали. На этом мы распрощались, договорившись, что встретимся на следующий день утром на том же месте.
Поздно вечером я подъехал к деревне Лопан. В ней было не больше десяти дворов, рядом кусты и несколько деревьев. На отшибе стоял старый амбар. Большие щели делали съемку вполне возможной без каких-либо дополнительных отверстий. Потом нашел удобное место в кустах, откуда можно было снимать с близкого расстояния, если бы это понадобилось. Затем вернулся в Нонгмако и занял место за большим поваленным деревом напротив «клиники» Бергера. Камера была заряжена самой высокочувствительной пленкой.
Автобус выехал из ворот, когда еще было почти темно. Сняв нужные мне кадры, я на значительном расстоянии последовал за автобусом на мотоцикле. Вскоре он остановился примерно в километре от деревни. Было уже совсем светло, и я без труда заснял, как из автобуса вышли полпотовцы и шеренгой двинулись через кустарник по направлению к деревне. Все они были одеты во вьетнамскую форму.
Когда бергеровские «пациенты» подошли к деревне, я уже был в амбаре. Трудно описать, что устроили бандиты в этой маленькой, жалкой деревушке. Я надеюсь, кадры моего фильма могут хоть в какой-то степени передать весь этот кошмар. Они убивали всех жителей: женщин, стариков, детей.
Повсюду слышались крики, горели дома. Мне удалось заснять, как один полпотовец специально бросил на землю пробковый вьетнамский шлем со звездой. Когда крики и стоны затихли, бергеровские бандиты вновь построились в шеренгу и поспешно покинули деревню.
Не помню, как я собрал свою аппаратуру, как добрался до мотоцикла. Теперь нужно было увозить Чарна. Но он так и не пришел на встречу со мной.
По дороге домой я думал о том, что же могло произойти. Скорее всего, Бергер и его компания поняли, что мы задумали. Возможно, вчера нас видели вместе, кто-то мог засечь и мои передвижения на мотоцикле. В том, что Чарн не выдаст меня, я был почти уверен. Не такой он человек. Но Бергер, видимо, понял, что ему грозит разоблачение.
Я только что вернулся в Бангкок. Из отеля позвонил жене. А затем позвонили и мне. Леон Моберг, агент ЦРУ, выдающий себя за бизнесмена, это я хорошо знаю еще по Пномпеню.
Моберг стал требовать, чтобы я отдал ему фильм о «клинике» и магнитофонные пленки, обещал даже за них деньги. Теперь я убедился, что Чарн в их руках — его пытали и он в конце концов не выдержал. Моберг сообщил некоторые вещи, известные только Чарну и мне. От него они и узнали, где я остановился.
Кончилось тем, что Моберг пригласил меня для переговоров в один из баров. Я сказал, что пленки надежно спрятаны у моих друзей и получить я их смогу только завтра! Нужно выиграть время, попытаться на следующий день все же улететь в Штаты.
Это взбесило Моберга. Он сказал, что если я не приду к десяти вечера, Чарн будет уничтожен. Теперь я не мог не согласиться на эту встречу. Но прежде должен был отправить все материалы вам. Я связался с надежным человеком и через несколько минут все пленки и это письмо были у него.
Если мне не суждено остаться в живых, а вам удастся протолкнуть фильм на телевидение и получить за него деньги, передайте их за вычетом расходов моей жене Джулии. Я сделал все это ради нее.
Искренне ваш, Питер Лайлес.