Война навсегда осталась с Гадриэлем. Подорвавшись на растяжке, он погиб на войне одной, а возродившись стал возглавлять другую, нескончаемую. Ужасы прошлой жизни уже не жгли душу, Гадриэль давно научился с ними справляться, но лежа на больничной койке он снова плыл по реке кошмарных воспоминаний, пробудившихся взрывом. В прошлый раз с похожими ранениями и кишками наружу он умер где-то в Афгане. В этот выжил, но получил слишком много ранений. У судьбы определено имелось чувство юмора, и оно, судя по всему, было черное.

Бесчисленные осколки, утыкавшие лицо и тело беллатора, сделали его похожим на дикобраза и поддержали специфичное чувство юмора судьбы. Как и все остальное. Одежда Гадриэля была порвана, тело подпалено, а в лёгкие затесались осколки рёбер. Из правой ноги торчала кость, правая рука была оторвана, еще и пальцев на ней не хватало. Зато голова и шея были вроде как ничего (не считая осколочных ранений), чего не скажешь о животе. Взрыв привел к разрыву брюшной стенки, так что внутренности Гадриэля в очередной раз лежали снаружи.

Несколько часов, не оценивший подобного

юмора, беллатор пребывал в пограничном состоянии. Команда лекарей растила ему новые органы, восстанавливала старые и возвращала все на свои места. Поломанные кости и ребра сращивали, а опаленные участки ткани заживляли. Недостающие пальцы возвращали на правую руку, а ее приделывали владельцу. Из обезображенного тела вынимали бесчисленные осколки и наращивали сгоревшие волосы. А когда большая часть повреждений была устранена, Гадриэля вернули в сознание и начался процесс кустодиамской регенерации.

Очнувшись среди ночи после затяжного кошмара, в котором он снова оказался на войне, Гадриэль почувствовал боль. Шла она из разных источников. Ныла права перебинтована рука. Зудела под гипсом правая нога, еще пару часов назад представлявшая из себя кровавое месиво. А голова и вовсе напоминала Хиросиму, в которой все было в руинах.

Второе, что почувствовал пришедший в себя бонум — запах знакомых духов, который сложно было спутать с другими. Только одна девушка питала такую любовь к неординарным ароматам Ямамото. Гадриэль решил, что еще не отошел от снадобий, ведь ее точно здесь быть не может, и чтобы развеять наваждение, позвал ее по имени.

Она подошла, но наваждение осталось.

— Ты как? — поинтересовалась заспанная девушка. Взгляд ее покрасневших и припухших глаз остановился на лице воина. На забинтованное тело она старалась не смотреть.

— Сносно. — значительно приукрасил правду Гадриэль. А после задал волнующий его вопрос: — Что здесь делаешь?

— Решила вечером по лесу прогуляться, чтобы спалось лучше и на Заставу набрела. Решила заодно и тебя проведать. — сообщила очень далёкую от реальности версию девушка.

Лиза не собиралась рассказывать Гадриэлю, что среди ночи поперлась в напичканный тварями лес для того, чтобы поговорить с волшебным оленем и попросить его снова помочь Мэшу. И тем более не призналась бы в том, что наткнулась на каких-то светящихся чудиков, который напугали ее так, что она припустила со скоростью Усейна Болта, да не в ту сторону. Вот и оказалась не у коттеджа, а у Заставы, где решила переждать ночь, потому что желание шататься по лесу у неё испарилось.

Лиза хорошо знала, что Гадриэль будет докапываться до правды, которую ей раскрывать не хотелось, потому решила сменить ход беседы:

— На входе, правда, возникли трудности, но я та ещё врунишка. История про нашу с тобой страсть прокатила не только в поезде, но и здесь, так что использовала я ее не зря. А вот в операционную к тебе я заперлась очень даже зря. — тут девушка замолчала, нервно сглотнула и отвернулась.

— Сначала я подумала, что ты умер. — тихо призналась Лиза, вспомнив, как Гадриэль лежал с внутренностями наружу. — На качка этого всего в шрамах наорала. Обвинила его в твоей смерти, и, насколько помню, ударила его пару раз. Пару-тройку раз. Потом еще с десяток. И только потом позволила вставить ему слово и сообщить, что через пару часов операцию закончится и ты придёшь у себя. После, разумеется, Витиум выпроводил меня из операционной в эту палату и попросить поспать хоть немного.

— Остальные?

— В порядке. В соседних палатах лежат или уже выписались и вернулись к своим обязанностям. Сильнее всех досталось тебе. У Вара пострадали глаза и останется парочка шрамов, но для ваших врачей, возвращающих с того света, не составит труда его подлатать. Тем более у него есть персональный врач в лице Селены, который хорошо за ним ухаживает.

Гадриэль облегченно кивнул. Разговаривать было трудно и все необходимое он уже выяснил, но у него оставалось еще одно дело. Он попросил Лизу наклониться и прошептал на ухо ей три слова.

По щекам девушки потекли слезы, и она сжала руку воина. Гадриэль с трудом улыбнулся. Вот теперь он был спокоен, хоть его картина произошедшего была далеко не полной.

Но Лиза не собиралась становиться гонцом, приносящим дурные вести, тем более о состоянии конкретно малумов и Карро беллатор и не спрашивал. Лиза просто болтала без умолку и развлекала Гадриэля всякими дурацкими историями из своего журналистского прошлого и травила гоночные байки до тех пор, пока не постучали в дверь.

Навестить лучшего друга пришел Вар. Выглядел он уже лучше, но темные очки оставил. Он не меньше Гадриэля удивился появлению Лизы, ведь был уверен в том, что она спит в своей кровати в соседней с ним комнате.

Поняв, что ее время вышло, а темное время уже закончилось, Лиза пожелала Гадриэлю скорейшего выздоровления и отправилась обратно в коттедж, отказавшись от услуг перемещения. Ей не нравилось путешествовать способом, заставляющим проститься с едой.

Добравшись до коттеджа, Лиза первым делом побежала к спящему Мэшу, но его в комнате не оказалось. Девушка испугалась, что он расстроился из-за ее ночного побега, но записка от малума ее успокоила.

На идеально заправленной кровати лежал тетрадный листик с нарисованным сердечком и надписью «Лучше Слай».

Сложив записку трясущимися руками, Лиза убрала ее в карман джинсов и поднялась к себе в комнату. Она не знала, как скоро вернётся Мэшер, но к его появлению хотела выглядеть идеально. Девушка приняла душ, смыв с себя больничные запахи, уложила волосы, сделала легкий макияж и в своих самых лучших рваных джинсах и черной футболке спустилась на кухню, где обнаружила Селену.

Увидев лучшую подругу в одиночестве, Лиза обрадовалась тому, что наконец-то сможет поговорить с ней наедине и предложила:

— Раз уж мы с тобой в кои веки остались вдвоем, то предлагаю устроить девичник.

— Я только за. — Селена похлопала в ладоши. — Если честно, я устала и рада этому неожиданному выходному. Тяжело приплетаться домой ближе к ночи, лишь бы только поспать, а потом снова учится, учиться и еще раз учиться. Быть будущей стратерой — это, конечно, почетно и куда лучше, чем быть мертвой, но я скучаю по нашей обычной жизни и простым девчачьим посиделкам.

— Как тебе идея бесед по душам под мороженное? — Лиза достала из морозилки парочку упаковок Баскин Робинса, которые появились там благодаря Мэшеру. Только он заполнял холодильник ее любимыми продуктами.

— Идеально! — Селена растянулась в улыбке. — Я уже лет сто не ела мороженого. Наверно, с тех самых пор, как все это началось.

— Я тоже. — призналась Лиза. — Иногда мне кажется, что все наши весёлые вечера и книжные посиделки были в какой-то другой жизни и вообще не с нами. В этой же остались только проблемы, и сыплются они одна за одной.

— И когда тебе кажется, что вроде бы все разрешилось, наваливается ещё какая-нибудь напасть или привет горячий передают. — Селена вспомнила последний разговор с мамой.

— Валентина Викторовна снова звонила и говорила, что ты бессовестная дочь и позоришь ее «голубую кровь», а вот Кати мать любит и на руках носит? — Лиза быстро поняла о каком горячем привете идёт речь. — Что она купила своей маман на этот раз: скрипку Страдивари или домик в Провансе?