Этот дом существовал здесь более века, и окружающие жители были в основном итало-американскими семьями, чьи родственники жили в этом районе в течение нескольких поколений и не собирались отсюда уезжать.

Как только он купил дом, избавился от своей мощной спортивной машины и пересел на внедорожник.

И в конце концов он унаследовал пиццерию от своего старика.

Он по-прежнему трахал все, что двигалось, но я обратила внимание, что здесь тоже произошли перемены. Я знала некоторых женщин, которых он брал к себе в постель. Я точно знала, когда все перешло от того, чтобы оторваться, к тому, чтобы найти подходящую.

Конечно, у него были моменты, когда он просто хотел потрахаться.

Но Бенни начал движение по пути, который вел к той, кто помог бы ему построить крепкую семью и создать хороший дом.

Винни никогда этого не делал. Винни этот путь не интересовал. Его интересовал только его собственный путь, каким бы темным он ни был, и он потащил меня за собой по этому темному пути.

Проблема была в том, что я позволяла ему меня тащить.

При этой мысли я почувствовала движение и оторвала взгляд от своего тела, увидев входящего Бена. В одной руке он держал пинтовый стакан, наполненный льдом и фиолетовой жидкостью, в другой — маленькую бутылочку с таблетками.

Я приподнялась, чтобы сесть, Бенни подошел к моей стороне кровати. Поставил все на тумбочку и наклонился, чтобы подложить подушки под спину. Когда он закончил, я приподнялась на подушки, а Бен потянулся к бутылочке.

К тому времени, как он протянул мне таблетку, стакан был у меня в руке.

Я приняла лекарство и решила не спорить, когда Бен сел своей задницей на кровать.

— Пицца скоро при будет, — заявил он.

— Хорошо, — ответила я, ставя стакан на тумбочку.

— Прочел рекомендации твоего врача, — сказал он мне, и я посмотрела в его сторону.

Это его не касалось, и он это знал.

Я решила не высказывать раздражение, и не говорить насколько сильно меня это раздражает, поэтому промолчала.

— Хочу, чтобы ты записалась на обследование на следующей неделе. Я поговорю с ма по этому поводу.

Я не хотела, чтобы Тереза занималась моим обследованием. Я вполне способна позвонить по телефону, записаться к своему собственному долбаному врачу.

Я решила не сообщать ему эту информацию.

— Он написал, чтобы ты должна двигаться. Сначала немного, но там написано, чтобы ты вела активный образ.

— Хорошо, — повторила я.

— И еще там написано, что в течение нескольких дней ты не сможешь принимать душ без посторонней помощи.

И снова мы оказались на опасной территории. Опасной для Бенни, потому что он не собирался ступать на эту территорию. Он мог похитить меня (потому что он это уже сделал). Он мог уложить меня в свою постель (потому что он это тоже сделал).

Но он и близко не подойдет ко мне в душе.

— Если ты думаешь… — начала я.

— Не знаю, — оборвал он меня. — Но я хочу, чтобы ма была рядом, когда ты будешь мыться. У меня есть друг, чья женщина перенесла операцию. Они тогда не жили вместе, она вся такая независимая, думает, что сможет все сделать сама, она решила принять душ. Но когда сняла повязку и увидела это дерьмо, испугалась и потеряла сознание. Ударилась головой о ванну. Получила сотрясение мозга и еще одно пребывание в больнице. Итак, ты позволяешь маме помочь тебе и перевязать твою рану. Не хочешь, у тебя есть подружка, я позволю тебе позвонить ей. Если ты не хочешь, чтобы мама или твоя подружка помогали тебе, я не вру, мать твою, Франческа, ты примешь душ с открытой дверью, я буду находиться в этой комнате, а потом перевяжу тебе рану.

Я уже собиралась высказаться, когда меня осенило, что это отличная идея.

Если я позвоню одной из своих подруг, смогу заручиться ее помощью в побеге.

— Я позвоню подруге, — ответила я ему, причем раздраженно, чтобы он не понял мою игру.

— Хорошо, — пробормотал он.

— Ты купил мне тапиоку? — Спросила я.

Его глаза загорелись смехом, и когда это произошло, я вспомнила, как сильно мне это нравилось, отчего задумалась, была ли у меня другая жизнь (другими словами, я принимала более разумные решения в той жизни, которая у меня была), смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к его смеху. Наблюдая, как глаза Бенни Бьянки загораются смехом. Чувствуя, как этот свет сияет на меня, согревая повсюду, даже внутри. Может это когда-нибудь станет привычным.

Но у меня никогда не было такой жизни.

Но я знала, если бы у меня была такая жизнь, если бы мы с Беном провели вместе год или пятьдесят лет, я бы выбрала этот свет. Я бы работала ради него. Я бы трудилась каждый день в течение пятидесяти лет, чтобы увидеть этот свет в глазах Бенни.

И я никогда не привыкну к тому теплу, которое этот свет мне дает.

— Да, — ответил он.

— А вульгарный роман? — Продолжила я.

Еще больше смеха в его глазах и

— Черт возьми, нет.

— Бенни, телевидение и журналы не помогут мне далеко продвинуться.

— Я составлю тебе компанию сегодня вечером, мама и я завтра, не говоря уже о твоей подружке, которая придет помочь тебе принять душ, ты будешь в порядке. Послезавтра я пошлю ма купить тебе немного сладостей. Это будет означать, что она сделает это после того, как пойдет в церковь и поставит свечку в помощь твоей душе, но она сделает это.

Она пойдет. Брешь нужно залатать. Она могла хмуро посматривать на меня, но свечку в церкви бы поставила.

— Я вроде как надеялась, что ты принесешь мне пиццу, оставишь меня в покое и пойдешь смотреть игру вниз, — заметила я.

— Ты ошибаешься, потому что твоя задница спускается по лестнице поужинать со мной за кухонным столом, чтобы ты могла немного размяться. После этого мы смотрим здесь вместе в моей постели телевизор, потому что я знаю тебя. Знаю, что ты, бл*дь, сумасшедшая. Пуля в животе не остановит тебя от того, чтобы выползти в окно. Так что моя задница не будет на диване внизу, пока ты не уснешь.

Он намеревался спать на диване.

Это заставило меня почувствовать облегчение.

И в то же время сожаление.

Я долгое время была одна. Жила одна. Спала одна.

Я знала, что Бен опасен, также понимала, что длительное общение с ним значительно увеличит эту опасность.

Это не изменяло того факта, что на него было трудно не смотреть, наблюдать за его движениями не составляло труда, я получала удовольствие от ссор с ним, и это было далеко не отстойно — просыпаться, прижимаясь щекой к его груди, с его рукой, обнимающей меня, ощущением и его запахом повсюду.

Понятно, что я не только не поделилась этими своими рассуждениями, но и не позволила этим мыслям идти дальше.

Вместо этого я пробормотала:

— Неважно. Пока ты не освободишь меня из плена, я буду действовать так, чтобы избежать лишних неприятностей.

— Ты никогда не предпринимала действий, чтобы избежать неприятностей, — ответил он. — Как правило, ты проделываешь все действия, чтобы отвлечь внимание, чтобы могла осуществить любой вынашиваемый тобой план.

Я сосредоточилась на нем. Сосредоточилась с некоторым раздражением, которое даже не пыталась скрыть, раздражало именно то, что он разгадал мою идею побега.

Он ухмыльнулся моей реакции и продолжил.

— Как я уже сказал, буду откровенен, Фрэнки. Ты должна знать, что я не куплюсь на твое дерьмо. Так что, какую бы подругу ты не пригласила, надеясь, что она поможет тебе сбежать, выбрось это дерьмо из головы. Старушка Замбино видела тебя по телевизору. Она знает, что тебя ранили за семью, и она хочет позаботиться, чтобы тебе ничто не угрожало, и ты спокойно выздоравливала в моем доме. Скорее всего через полсекунды после того, как я поговорил с ней, официально привлекая ее к делу твоего выздоровлении, она разговаривала по телефону со своей бандой, и, клянусь Богом, я видел собственными глазами, как одна из ее женщин в своем «Крайслере» разъезжала по переулку, когда возвращался домой. Ты застряла здесь. Поддайся этому, и все пройдет намного легче.