— Тогда ты все еще будешь со мной, детка, я готов согласиться, — сказал мне Бенни.

Я с надеждой оглянулась на него.

— Но, просто хочу сказать, — продолжил он, — это может быть нездорово.

И мои надежды рухнули.

— А теперь просто ешь, милая, — настаивал он. — И скажи мне, нравится ли тебе твоя новая работа. Расскажи о своей новой квартире. А я расскажу тебе, как Чикаго пережил настоящее землетрясение, устроенное ма, когда Мэнни подарил Селе бриллиант, который она так хотела от «Тиффани», а не фамильное кольцо тети Мэри, которое, даже я парень, не разбирающийся в ювелирных украшениях, понимаю, что оно — настоящее уродство в заднице.

Я хихикнула, глядя на Бенни.

Затем отправила чипс в рот.

После этого рассказала ему о своей работе, о своем новом месте жительства и слушала его рассказ о его семье.

* * *

— Я много езжу по работе, — заявила я.

Это было после ужина и после минимальной уборки, самой утомительной частью которой было отнести все чипсы обратно на кухню. Мы с Беном вернулись на диван, но устроились по-другому.

Я — на спине, а Бен — на мне.

Как только он устроил меня в такое положение, я решила, что хотела бы жить, дышать, спать и есть в таком положении, если смогу.

— Я понял, ты живешь в Браунсбурге и приезжаешь сюда, — сказал Бен с усмешкой, его руки, как они делали с тех пор, как он уложил меня на спину, блуждали.

— Я хочу сказать, что обычно я уезжаю по крайней мере раз в две недели. Я набираю мили для часто летающих пассажиров.

Это превратило ухмылку в улыбку.

Я потеряла его улыбку, когда он опустил голову, чтобы его губы могли коснуться моей шеи, где он пробормотал:

— Звучит многообещающе.

— Да, — тихо сказала я, решив, что мне не нравится, когда мои руки лежат на его спине поверх футболки.

Я запустила их под его футболку, затем вверх по коже.

Лучше.

— Что у нас на завтра? — спросил он мне в шею.

— Две встречи, — ответила я ему на ухо. — Потом я должна была лететь обратно. Но моя секретарша перенесла рейс на воскресный.

— Превосходно, — пробормотал он.

Я замолчала, когда его блуждающая рука прошлась по моей заднице.

Но мой разум застыл, когда он прошептал мне в кожу:

— Что тебя так напугало?

Я понимала, о чем он спрашивал, и испугалась, потому что у меня не было ответа.

Он поднял голову и посмотрел на меня сверху вниз.

— Что напугало тебя в тот день в ванной, детка?

— Не знаю, — прошептала я.

Его голова наклонилась в сторону, рука переместилась с моей задницы вверх по боку, обвившись вокруг моей шеи, а большой палец начал поглаживать мой подбородок.

Как только он успокаивающе прикоснулся ко мне, спросил:

— Не знаешь?!

— Тереза тогда пришла, — тихо ответила я.

Его челюсть затвердела.

Я крепче обняла его.

— Не вини ее.

— Она не должна вот так вваливаться ко мне домой, в курсе она, что у меня там женщина или нет. Тем более, что знала, что ты была здесь.

— Это не ее вина, — настаивала я.

— Ладно, может, и нет, — сдался он. — Но дело не в этом. Я тридцатипятилетний мужчина, и моя мама заходит ко мне, кричит, поднимаясь по лестнице, когда моя разгоряченная женщина лежит в моей постели, а дверь спальни открыта? Она все испортила, начиная с того, что пришла, не предупредив.

Вроде так и было.

И так делать не очень любезно со стороны Терезы.

— Больше она так делать не будет, — заявил Бен.

— Держу пари, что нет, — пробормотала я.

— Так что насчет того, что ее появление вызвало у тебя такой страх? — спросил он.

Я покачала головой.

— Не знаю. Может просто… просто… — Я искала подходящее слово, пытаясь объяснить. Проблема заключалась в том, что я была не уверена, что нашла причину. — Просто мы делали следующий шаг, большой шаг. Появилась Тереза, напомнив мне, что я потеряла и получила назад, и я испугалась. Например, взбесилась в стиле Фрэнки, раздувая из этого огромную проблему, занимаясь глупым дерьмом, которое причиняет людям боль.

Его внимание полностью сосредоточилось на мне, а голос стал странно осторожным, когда он спросил:

— Когда ты в последний раз так психовала в стиле Фрэнки?

— Я делаю это постоянно, — ответила я ему. — Ты это знаешь.

— Нет, детка. Когда ты в последний раз психовала в стиле Фрэнки, причиняя людям боль?

Я закрыла рот и задумалась.

— Когда, Фрэнки? — настаивал он.

Я открыла рот.

— Я… я думаю, не знаю.

— Может в прошлом? — Спросил он.

Было ли в прошлом?

Я тоже об этом думала.

— Не знаю, — призналась я.

— Тогда почему ты это сказала?

Почему я сказала?

О мой Бог.

Я посмотрела ему в глаза и прошептала:

— Не знаю.

— Да, — прошептал он в ответ.

— Ты — единственная семья, которая у меня когда-либо была, Бенни, — сказала я, все еще шепотом. — Единственная хорошая. Единственная настоящая. Однажды я потеряла тебя. Всех вас. Я просто… запаниковала. Это была паника, милый. Я не психовала. Я сходила с ума, я пребывала в шоке.

— Видел твою панику и шок, — сообщил он мне. — Даже, бл*дь, чувствовал.

— О Боже, — выдохнула я. — Мне так жаль.

— Мне тоже, но я не сожалею, что увидел их и почувствовал. Извини, но ты даже не попыталась разобраться, я мог бы понять, смогу ли помочь тебе пройти через них.

На это я ничего не сказала.

Бенни сказал:

— Если паника и шок снова появятся, Фрэнки, нужно, чтобы ты их не запихивала в себя еще глубже, а выпустила, чтобы они подняли голову, тогда ты сможешь добраться до них, чтобы найти способ справиться с ними, по крайней мере, чтобы ты была ни одна, и я мог бы присмотреть за тобой.

— Что, если я не смогу этого сделать? — нерешительно спросила я.

— Не знаю, cara. Вот почему ты должна делать то, что должна делать, выпустить их наружу.

Я решила визуализировать, медитировать, добывать кристаллы и талисманы — все, что мне может понадобиться, чтобы не запихивать эти важные вещи так глубоко, чтобы снова не облажаться. Не говоря уже о том, что я больше не испытывала той паники, потому что это было не веселое дело. И последнее, не заставлять Бенни почувствовать ее еще раз.

Его большой палец, скользящий по моим губам, отвлек меня от моих мыслей, и я снова сосредоточилась на нем, он мягко сказал:

— Знаешь, ты не похожа на свою мать.

Я закрыла глаза.

— Детка, даже до того, как ты переспала с Винни, казалось, что ты не была частью своей семьи, — продолжил он. — Все так говорили.

Я открыла глаза.

— Энцо-младший — крутой и забавный, — сказал мне Бен. — Он не напивается. У него есть шестое чувство, когда дело доходит до определения местонахождения прекрасного пола. И он бросил бы все, если бы тебе понадобилось прикрыть спину. Но я знаю, что одна из вещей, которую он бросил бы — это свою женщину, даже если бы она была в центре своего собственного дерьма, чтобы он мог вернуть свою сестру. Он игрок. Ему под тридцать, и он все еще говорит глупости, когда видит толстушку, от чего выглядит полным придурком. И он лучший из той команды, которую ты называешь своей семьей.

— Он и Дино, — ответила я ему.

— Дино — аномалия, доказательство того, что тебя не подменили в больнице, потому что у него твоя кровь, и он хороший парень. Но он хороший парень, потому что он выбрался из той передряги, в которой ты росла. Ты же выбралась, благодаря настоящему чуду.

От его слов у меня перехватило дыхание, когда я посмотрела ему в глаза.

— Ты так думаешь?

— Черт возьми, да, — ответил он. — Говорят, Нэт вернулась к Дэйви, и с тех пор она переспала с двумя другими парнями, он просто еще не знает о них. Она также потеряла работу и нашла другую с тех пор, как мы видели ее в последний раз, говорят, что она подалась в танцы.

О, черт. Это было нехорошо. Это означало, деньги, много мужчин и не очень много одежды.