— Сейчас встану. — Прогрохотал он мне в кожу.

— А я еще вздремну, — ответила я.

— Мм. — Его тихое бормотание прокатилось дрожью по моей шее, скользнувшей вниз по позвоночнику, мои руки задвигались по интригующим бугоркам и ложбинкам его спины.

Его губы скользнули вверх по моей шее, и я почувствовала, как его язык коснулся моего подбородка.

Я закрыла глаза, опуская руки ниже под его футболку и двигаясь вверх, желая исследовать его бугорки и ложбинки, кожа к коже.

Так было намного лучше. Его кожа была теплой и мягкой, бугорки и ложбинки завораживали.

Пока я беспрепятственно исследовала его грудь, одна из рук Бенни скользнула к моей заднице и обхватила ее.

Я сжала губы, чтобы подавить свое собственное «мм».

Но его губы приблизились к моему уху, и он прошептал:

— Мне нравятся твои прикосновения, детка, и нравятся они слишком сильно. Прекрати это сейчас же.

Я почувствовала разочарование, как только его рука сжала мою задницу, прежде чем переместиться к ложбинке на спине, и он оторвал голову от моего уха. Я открыла глаза, встретившись с ним глазами.

— Если доктор даст добро, мы продолжим, — тихо произнес он. — Если нет, мы будем ждать. Ожидание того стоит, знай, когда мы продолжим, оно того стоит.

Все еще сонная и слегка возбужденная, потому что я впервые исследовала тело Бенни, у меня не хватило духу не выпалить:

— Ты даже утром выглядишь потрясающе.

Он ухмыльнулся, глаза стали ласковыми, сексуальными, полными обещаний, сказав:

— Я всегда потрясающий, детка.

Из-за его высокомерия моей ласковости хватило ровно на три минуты, я прищурилась, глядя на него.

— Неужели? — Спросила я.

— Черт возьми, да, — ответил он, все еще ухмыляясь.

Прежде чем я успела возразить, он наклонил голову, прикоснулся губами к моим и отстранился.

— Поспи. Я быстро схожу в душ. Я разбужу тебя, когда тебе нужно будет собираться.

Сказав это, он еще раз прикоснулся к моим губам, убрал руки и скатился с кровати.

Но пока он все это проделывал, я пришла к выводу, что ни за что не смогу спать с голым Бенни в душе, находящимся в соседней комнате.

И все же я уютно устроилась под одеялом. Осторожно подтянув колени ближе к животу и все еще не чувствуя боли, улеглась поудобнее, закрыла глаза и прислушалась к шуму воды.

И почувствовала, как на губах медленно расплывается улыбка.

Улыбка исчезла, когда ворвались другие мысли.

Я не просыпалась в мужских объятиях уже больше семи лет, последними мужскими объятиями, в которых я проснулась, были объятия Винни.

Винни, как и Бенни, любил обниматься во время сна. Ему нравился контакт. Он всякий раз не упускал возможности дотронуться, как только мог — наяву, во сне, физически, словесно, даже давал мне знать, что думает обо мне, когда занимался своими делами. Иногда он приходил домой с цветами. Или приносил маленький сладкий подарок просто так. Или посылал открытку с любовным посланием. Винни потом смеялся над тем, что написал на открытке, но мы оба знали, что он правда имел в виду эти слова, когда писал, и поэтому это было очень сладким.

Когда он начал работать на Сэла, постепенно превращаясь в того, кем стал, «в состоявшегося мужчину», эти маленькие радости начали уменьшаться. Не физическая его привязанность ко мне. Словесная привязанность, подарки и открытки.

Понятно, что больно умные парни, пока изучали науку Сэла (определенно те, кто ее проходил) не должны были делать сладких милых подарков своей женщине. Очевидно, эти больно умные парни не должны были проявлять слабости даже по отношению к своей женщине. Очевидно, эти больно умные парни считали, что делать подобные вещи для любимой женщины — это слабость, в то время как женщина, которую он любил, думала обратное.

Трещина между нами стала образовываться еще тогда, когда он попытался предложить отцу сделать франчайзинг с пиццерией, я пыталась его отговорить (а он не слушал)…

Трещина становилась все глубже каждый раз, когда он совершал очередной безрассудный поступок, и я пыталась ему объяснить его безрассудство (а он не слушал).…

Трещина стала между нами еще больше, когда он связался с Сэлом…

Она и разлучила нас.

Я просто не хотела себе признаваться в этом и сдаваться.

Теперь я это поняла, вынужденная смириться с этим фактом, находясь в постели брата Винни.

И, лежа в постели Бенни после того, как впервые услышала намек на «Доброе утро» от Бенни Бьянки, намек — милый и сексуальный, намек, который, я точно была уверена, в дальнейшем мог стать только больше и лучше, меня поразила одна мысль, что для меня совершенно не имело значения, что я находилась в постели брата Винни. Я вспоминала о том, что у нас с ним было, и о том, почему все пошло наперекосяк. Теперь все разложилось по полочкам. Если бы я жила своей жизнью в течение этих семи лет до того, как меня ранили, чего я как раз и не сделала, то нашла бы мужчину, и по мере того, как постепенно привыкала бы к новому мужчине в моей жизни, эти мысли неизбежно посещали бы меня. И чтобы вернуть себе психическое здоровье и продолжить жить своей жизнью, мне в конце концов пришлось бы смириться с этим вопросом.

Винни был мертв. Я осталась жить. Он сделал свой выбор, я пыталась его отговорить ни один раз (я кричала на него) до посинения, пыталась его свернуть с этого ужасного пути.

Но он остался верен себе.

Сейчас его нет рядом со мной.

Но я есть.

И теперь решила двигаться дальше, и решив, нашла другого мужчину.

И этот мужчина просто случайно оказался его братом.

Вот и все. Вот куда привела меня жизнь. Если я позволю этому произойти и перестану бороться с Бенни, все может быть просто.

Для Бенни все было просто.

И ради Бенни я могла бы найти свой способ сделать это простым.

При этой мысли мои глаза закрылись, а из соседней комнаты доносились звуки воды.

К тому времени, как вода выключилась, я уже спала.

* * *

Я сидела рядом с Беном, пока он парковался перед моим жилым комплексом.

Я сжала губы и продолжала их сжимать, наблюдая, как Мэнни и его подруга выходят из красного «Шевроле Тахо», стоящего перед нами.

Мы должны были с ними встретиться после посещения врача, доктор назвал улучшение моего состояния «удовлетворительным» и повторил то, что сказал в больнице — швы внутри «рассасывающиеся» сами по себе, «клей» снаружи используется в косметических целях, надеюсь, мои рубцы исчезнут или будут едва заметны. Затем он приказал не увеличивать дозу обезболивающих, а принимать их только в том случае, если они мне действительно необходимы, и дал добро на «немного более напряженную деятельность и легкие физические тренировки».

У меня не хватило смелости спросить его, включают ли «легкие физические тренировки» в себя секс, потому что я старалась не думать о сексе с Бенни.

Хотя очень хотела секса с ним. В этом не было никаких сомнений.

Но у меня был в жизни один любовник, и этот любовник делился кое-чем с Бенни, так что он кое-что знал обо мне. Поэтому, если я позволю своим мыслям обдумывать секс с Бенни, скорее всего сойду с ума. Так что я не позволила своим мыслям двигаться в этом направлении.

Сейчас мы находились у моего дома, чтобы забрать мою Z, и мне предстояло пройти еще одно испытане — Мэнни, последний член семьи Бьянки, который провел последние семь лет в лагере не самых больших моих поклонников. В отличие от Бенни (у которого была причина, учитывая, что я первая набросилась на него) и Терезы (которая не хотела плохо думать о своем сыне), у Мэнни не было причин прерывать со мной общение. Но он просто вычеркнул меня из своей жизни.

Я хорошо относилась к нему, можно сказать, что мы с ним сблизились (не так, как с Беном, но мы были близки) и это было больно, потерять всех Бьянки.

Кармелла, их сестра, осталась верна себе. Она была второй по старшинству и рано начала взрослую жизнь, выйдя замуж и родив детей. Будучи девушкой с семьей и детьми, она повзрослела намного быстрее. Она видела, как обстоят дела с Винни-младшим, и была первой позвонившей ему, сказав, если он выберет Сэла, она будет лояльной к нему только на семейных встречах, но в остальном он для нее мертв.