— В любом случае, Фрэнки, я парикмахер. Нетрудно найти работу по укладке волос, — сказала она мне. — И все мои клиенты умирают от желания заполучить меня обратно. Я имею в виду, я не думала так быстро возвращаться к работе, но… А моя мама будет присматривать за Евой. Мама была не большой поклонницей Энцо, но она обожает Еву. И это круто, что ты позвонила, чтобы поинтересоваться как я, но все будет хорошо.

Евой, кстати, звали Домино. Папа первым добрался до свидетельства о рождении и назвал ее тем именем, которым хотел. Именем, которое Крисси сказала ему, по ее словам, нельзя было неправильно истолковать, она ни за что на свете не назовет свою дочь Домино.

Это не было началом их конца, но это определенно (и неудивительно) было фактом.

Второе имя моей младшей сестры было Ева, так ее назвала Крисси и хотела, чтобы все остальные тоже называли ее так.

Ева была очень хорошенькой, но, как ни странно, я прониклась симпатией к Минни.

Об этом Крисси я не сообщила.

Просто молча восхищалась ее мужеством, сказав, что всегда рядом, насколько могла, пока жила в Бурге, но буду чаще помогать, когда вернусь в Чикаго.

Она поблагодарила меня, сказала, чтобы я заглянула познакомиться с Евой, когда снова буду дома, и пообещала прислать мне фотографии моей новорожденной сестры. После того как мы повесили трубку, она выполнила свое обещание примерно за наносекунду, отправив мне пятнадцать фотографий.

Пятнадцать.

Ева была очаровательна.

Даже Бенни так решил.

Очень легко оступиться, но так трудно подняться снова.

И, услышав приветствие моей сестры, я поняла, что мне следовало подкрепиться еще одним пончиком (или двумя), прежде чем переходить к самому сложному.

— Нэт… — начала я, но меня прервали.

— Вокруг меня происходит достаточно дерьма, мне не нужно еще и твое.

— Пожалуйста, выслушай меня

— Он ударил меня, — огрызнулась она.

Должна была признать, что мне не понравилось, даже зная Нэт, должна была признать, что она, вероятно, не оставила ему выбора.

Нуждаясь в дозе его поддержке, я посмотрела через стойку туда, где Бенни развалился на диване, положив ноги на мой кофейный столик с включенным телевизором, там шла игра, но его глаза были прикованы ко мне.

И на этот раз я почувствовала успокоение.

— Кэт сказала мне, что ты ударила его миской, — вставила я.

— Это была не миска, а ваза. И он заслужил это.

Боже. Это моя сестра.

Я покачала головой и посмотрела на столешницу, спрашивая:

— Он заслужил, потому что ты изменяла ему, и он наконец-то порвал с тобой?

— Ладно, ты не поняла, что я не нуждаюсь в твоих нотациях? — резко спросила она.

— Тебе не приходило в голову, что ты лишаешь меня возможности обсуждать это с тобой, потому что я говорю правду?

— И что же это такое, о мудрая Фрэнки, что, по-твоему, ты хочешь, чтобы я поняла? — ехидно ответила она.

Я привыкла к ехидству Нэт и научилась игнорировать его, возвращать или вмешиваться другим способом.

Это было достаточно важно для меня — найти другой способ.

Поэтому, когда я ответила, я сделала это тихо.

— Образ женщины, которая влюблена в мужчину, с которым эта женщина поступила неправильно.

Нэт промолчала.

Я продолжила:

— Дэйви хороший человек, и он любит тебя. Он этого не заслуживает, Нэт. И каким бы хреновым ни было наше воспитание, я знаю, что где-то глубоко внутри ты прекрасно это понимаешь.

— Значит, он может меня бить? — спросила она.

— Он сорвался и сделал это, чтобы причинить тебе боль, или сделал потому, что у него не было выбора?

— А это важно?

— Ну, если ты живешь в черно-белом мире, то нет. Это не имеет значения. Но если ты ударила его вазой по голове, он получил сотрясение мозга, потерял самообладание, как я знаю, ты часто теряешь самообладание, так что он сделал это в целях самообороны, это довольно серо. Так что нет. Он должен тебя бить. Но если ты издеваешься над ним, и у него нет выбора, кроме как есть твое дерьмо или применить физическую силу, чтобы отделаться от тебя, то да.

Моя сестра ничего не ответила.

Поэтому я настаивала:

— А у него был выбор?

Она хранила молчание.

— Наталья, у него был выбор?

— Я никогда не думала, что Дэйви может меня ударить.

Я замерла от ее слов и от того, как она их произнесла. Все, кроме моей головы, которую я подняла, устремив взгляд на Бенни, который все еще наблюдал за мной.

По ее голосу я поняла, что ей было больно, вероятно, не физически, а эмоционально.

Нэт не выказывала особых эмоций. Она была копией Нинетт, умноженной на тысячу. Единственное, всегда хотела делать то, что хотела, и ничего, что могло бы остановить ее хотение. Но это совсем не означало, что она была без эмоциональной. Всего лишь означало, что она может с раннего возраста научилась не показывать своих эмоций.

Я сочувствовала своей сестре. Это было следствием ее эгоистичности и глупости, но я знала, что она по-своему любила Дэйви. И поскольку Нэт была зациклена полностью на себе, потребовалось бы чудо, заставить ее увидеть дальше своего «я» и свою роль в этой чертовой сцене.

Мне пришлось заставить свои губы зашевелиться, когда произнесла:

— Нэт, милая, пожалуйста, пожалуйста, послушай. Кэт и Арт пришли в себя и строят семью. Они уже давно не пьют. Они работали с семейным консультантом, чтобы прийти в себя перед тем, как завести ребенка. У меня есть Бенни, и я счастлива. Он добр ко мне, и мне с ним очень хорошо. Я научилась жить без отца, а Кэт научилась не вести себя как мама. Мы обе счастливы. Теперь тебе пора извлечь из этого урок. Разобраться в себе. Это нехорошо, что ты делаешь с Дэйви. И это действительно нехорошо, то, что случилось с Дэйви прошлой ночью.

— Что бы ты ни говорила, Фрэнки, нет оправдания тому, что твой мужчина тебя ударил.

— Есть ли оправдание тому, что женщина ударила своего мужчину? — Выстрелила я в ответ.

Она не ответила.

— Ладно, я знаю, ты знаешь, что ответ на это — большое, жирное «нет». Так что теперь скажи мне вот что: это нормально, когда жена постоянно изменяет своему мужу? — Спросила я.

— Ты издеваешься надо мной, Фрэнки, — ответила она.

— Тебе должен это кто-то сказать, Нэт, — ответила я.

— Нет, потому что, видишь ли, его гребаная мать по уши в этом дерьме, и Нинетт по уши в своем дерьме, и телефон, бл*дь, не перестает звонить. Мне нужно поработать сегодня, и мне не нужны лишние проблемы. Ты доставляешь мне проблемы. Так что ты ошибаешься. Мне не нужно твое дерьмо, потому что моя жизнь сейчас и так чертовски дерьмовая, и я не позволю тебе ее еще больше испортить.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но то, что услышала по телефону, не могло быть ничем иным, она повесила трубку.

И все же позвала:

— Нэт? — Но в ответ были гудки.

Я закрыла глаза, отняла телефон от уха и увидела, что она отключилась.

Я оглянулась на Бенни.

— Она повесила трубку.

— Неправильный ответ — «хорошо», но это единственный, который у меня есть, детка.

— Я не знаю, что делать дальше, — сообщила я ему.

— Ничего, — ответил он. — Ты попыталась. Ты дала ей хороший совет, Франческа. Она не слушала. Ты сделала все, что могла, но она не хочет выбираться из своего дерьма. Сейчас для тебя начинается самое трудное, потому что ты должна оставить ее в покое, пусть она барахтается, как хочет.

— С ней живет Нинетт, и это не изменит ничего к лучшему, — напомнила я ему.

— Еще одно последствие. Она впустила свою мать, пусть получает последствия.

— Может, мне стоит позвонить маме и…

Бенни прервал меня, отрезав:

— Даже не думай об этом.

Я закрыла рот. Очевидно, именно с Нинетт Бенни подвел черту под тем, что моя семья «вгрызалась в меня».

— Иди сюда, — приказал он.

— Мне нужно съесть пончик.

— Хорошо. Возьми. И мне один. И тащи свою задницу сюда.

Я стояла на кухне на каблуках, разгребая семейные проблемы, так что мне нужен был перерыв. Это была единственная причина, по которой я не стала спорить с Бенни. Вместо этого взяла коробку с пончиками и пошла в гостиную.