Теодор принёс из комода тонкую верёвку. Сделал несколько сложных узлов под ключицами Миры, между грудями, выше пупка и на его уровне. Затем связал узлы у лобка, оставив между ними петельки и выемки, и продел в них верёвку. На бёдрах он навязал такие же узлы, пропустил верёвку между ног, и, проведя её через всю спину, закрепил сзади.

Мира наблюдала за Теодором, почти не мигая. Совершенство, погружённое в своё занятие. Недосягаемое совершенство. Мимолётная жажда овладеть этими вечно сжатыми в сосредоточенности губами заставила Миру сократить мышцы таза. Шарики внутри неё снова дали о себе знать. Она застонала, когда её резко приподняли за верёвки.

– Ох, твои колени, – сказал Теодор. – Плохи дела. Нам нужно остановиться.

– Нет! Всё в порядке.

Мире было плевать, что стряслось с её коленями. Рывок, поднявший её с пола, привёл в движение шарики в ней, а верёвки удачно впились между ног. Меньше всего Мире хотелось закончить сессию вот так. Она бы всё отдала, чтобы к ней прикоснулись сейчас. Вполне определённо прикоснулись.

Теодор усадил Миру на кушетку и первым делом развязал ей руки.

– Сейчас я тебя освобожу. Больно?

Упав на спину, Мира выгнулась, запрокинула голову. Её рот приоткрылся в беззвучном крике. Бёдра дёрнулись вверх, задрожали, поддались навстречу верёвкам. Так, чтобы её края вонзались туда, где их хотелось чувствовать сейчас сильнее всего. По венам разливался огонь, а пространство вокруг заискрилось, Мира извивалась, словно её ласкали, а не развязывали. Она задвигала бёдрами, начав ёрзать, даже не скрывая этого. Заметив, что она делает, Теодор отодвинул верёвки между ног Миры в стороны. Теперь они просто стягивали ноги и больше не тёрли. Мире хотелось взвыть от разочарования. Теодор продолжил ослаблять остальные узлы. Под кожей от них оставались полосы. Мира снова заёрзала, подтянула колено, хотя знала, что уже не вернёт ускользнувший от неё источник удовольствия. Теодор замер и поднял взгляд. Скулящий звук, полный бесстыдной мольбы, вырвался из груди Миры. Она не хотела просить дать ей кончить, зная, что ничего не получит. Это против правил. Это почти секс. Но она просто не могла притворяться.

Теодор навис над ней. Он не шевелился какое-то время, а затем его рука вдруг опустилась вниз. Большой палец пробрался между нежными складками кожи и, остановившись на чувствительной точке, начал сладко гладить её. Мира поддалась навстречу руке. Внимательный взгляд наблюдал за ней, по-новому поблёскивая. Мира вцепилась в предплечья Теодора, как в перекладины своей клетки. По телу разлилось знакомое тепло. Сладкая судорога удовольствия, и Миру потянуло, заволокло в его глубину. Одним рывком она приподнялась на локтях и, схватив Теодора за голову, столкнулась с его губами в поцелуе. Крепком, порывистом, на грани неотступности.

Нехватка кислорода заставила Миру оторваться, но едва вдохнув, она снова прижалась к желанному рту. Губы Теодора шевельнулись. Он стал мягко целовать в ответ.

Почему нужно дышать? Почему лёгкие такие маленькие? Мире пришлось сделать ещё пару глотков воздуха перед тем, как она вновь ткнулась языком в губы Теодора. Те тут же приоткрылись.

Голос разума вопил под черепной коробкой, поэтому Мира отстранилась, прижала в растерянности тыльную сторону ладони к пылающему рту.

– Прости. Прости. Не знаю, что на меня нашло, я не собиралась так делать…

Теодор убрал с её плеч волосы.

– Не волнуйся, Мира. Всё хорошо.

Остальные ослабленные узлы он срезал уже ножницам.

– Твои колени… Подожди, я скоро.

Мира села, взглянув на свои колени. Их украшали бордовые разводы прилившей крови.

Теодор вернулся с влажным полотенцем и халатом. Опустившись перед Мирой на пол, он приложил полотенце к ссадинам. Мира натянула на плечи халат.

– Твоя кожа такая нежная. Буквально лишнюю минуту нельзя её испытывать. Прости. Я должен был лучше за этим следить.

– Ничего. И ты извини ещё раз. Правда всё нормально?

Теодор заглянул под полотенце.

– Не очень. Но всё пройдёт к утру.

– Я не об этом. Я тебя… поцеловала.

Теодор усмехнулся.

– Дикая, – он сосредоточил на ней успокаивающий взгляд. – Всё в порядке. Я понимаю, почему ты это сделала.

Даже Мира не понимала. Ей казалось, она просто хотела этого с тех пор, как впервые переступила порог дома Теодора.

– Ты привыкла так проявлять себя в моменты близости и ярких пиков удовольствия. Просто тело так работает, – пояснил он.

Слава богу он нашёл этому удовлетворяющее его объяснение! Мире не хотелось повторения позапрошлой встречи, а именно того, чем она кончилась.

– Позволишь, я выну шарики? Или лучше сама?

– Ты.

Теодор хитро улыбнулся.

– Я тебе доверяю, – озвучила Мира причину. Не надо хихикать тут!

– Хорошо. Двигайся ближе к краю кушетки и разведи ноги.

Он сразу же встал с пола, чтобы Мире не пришлось раздвигать ноги прямо перед его лицом. Сессия окончена, а значит, ему не позволены лишний взгляд на клиентку или лишнее прикосновение. Потянув за оставшийся между нежных складок хвостик игрушки, Теодор осторожно извлёк шарики и убрал в карман. Это было уже не так приятно – он почти не дотронулся к Мире.

– Сейчас. Принесу новое полотенце.

Вернувшись, Теодор сел рядом и снова занялся её коленями. Как только он закончил, Мира обняла его руку, на случай, если он надумает сбежать. Но Теодор начал разглаживать её волосы, пытаясь вернуть их в изначальную причёску. Неудачные попытки его забавляли. Этот этап, когда они с Теодором просто разговаривали, уже будучи сами собой, нравился Мире не меньше сессий. Теперь, когда всё заканчивалось, её не смущали воспоминания о том, чем они занимались. Она доверяла: Теодор не думает о ней плохо. Не думает о том, что считанные минуты назад она была уязвима перед ним.

– Почему-то здесь я чувствую себя другой. Но мне от этого хорошо, – призналась Мира.

– Иногда самое большое облегчение – побыть кем-то другим. А иногда наоборот – наконец-то стать собой. Смотря чего тебе не хватает.

– Ты бываешь собой в эти моменты или наоборот?

Теодор подумал, стоит ли отвечать, и всё же ответил:

– Скорее, я как ты. В эти моменты я бываю кем-то другим, кто мне тоже нравится.

Сэндвичи в кафетерии университета как обычно выглядели паршиво. Хуже здесь только кофе: отвратительнее помоев ещё поискать. Мира никогда не обедала в этом месте. Сегодня же прийти сюда её просто уговорили.

– Я такая голодная, – Ева откусила от булочки большой кусок и подкинула ещё парочку сахарных рогаликов на свой поднос. – Ты ничего не возьмёшь?

За компанию Мира купила батончик гранолы. Они с Евой сели за свободный стол у окна, выходящего во двор университета.

– Итак, подруга, скажи честно, что происходит?

Вопрос Миру насторожил.

– Ты о чём?

– У тебя всё в порядке?

– А почему бы и нет?

Прожевав, Ева откинулась на спинку стула.

– Ты часто исчезаешь и что-то недоговариваешь, и это не даёт мне покоя. Я понимаю, новый парень, ты увлеклась, тут не до друзей. Но, знаешь… это пугает.

Возражать было бы глупо. Всё так: по вечерам пятниц Мира пропадала, потому что чересчур увлеклась парнем. Только о деталях подруга не догадывалась, предположив, будто у Миры новый роман. Тем лучше.

– А с Барнсом что? – спросила Ева.

Мира терялась с ответом. Нужно что-то сказать, не сболтнув лишнего, но и исключить последующие вопросы.

– С чего ты взяла, что я не с ним?

– Элементарно, Ватсон. Вокруг мистера душнилы столько таинственности не наводилось. Мы трепались о бедняге без зазрения совести.

– Сдаюсь. Ты меня раскусила. С Барнсом в самом деле покончено. Я теперь провожу время с другим человеком.

К счастью, на подробностях Ева не настаивала. Лишь просканировала Миру взглядом.

– Так всё хорошо?

– Да. Конечно.

– Если всё под контролем, то окей, я не лезу не в своё дело. Просто волнуюсь. Так ведь оно всегда и происходит. Сначала ты забываешь о друзьях. Почти не выходишь на связь, не обсуждаешь ни с кем подробности личной жизни. А потом у мусорных баков находят твой труп. Ведь ты связалась с больным уродом, и никто вовремя не забил тревогу. Когда копы будут меня опрашивать, что я им скажу? «Офицер, я понятия не имею, что творилось с ней в последнее время…»