Даже при переходе в город, они оба продолжали молчать — у них не было сил хотя бы на несколько слов. Слова им и не потребовались, так как почти сразу, понимая друг друга без единого звука, они направились на поиски пищи. До позднего вечера они бродили от одного магазина до другого, проверяя складские помещения и ещё не опустошенные полки. Дело продвигалось медленно, но уверенно. Было найдено достаточно пропитания на несколько дней. Возвращение в город хорошо повлияло на Майкла: он начал ощущать себя более свободным и защищённым. Его начал отпускать страх, которые сковывал его каждую ночь в попытках уснуть.
Город был так же пуст, как и любой другой. Где-то были забаррикадированы окна и двери, стены домов и дороги пестрели трещинами и прорывающимися на поверхность растениями. Страшный необъяснимый азарт заставлял монстров из шахт уничтожать людей в слепом безумии, из-за чего некоторые глухие места улиц и переулков были завалены телами. Мария не обращала на них внимание, — она больше смотрела вдаль домов, разглядывая архитектуру и представляя то, как выглядела улица во время оживлённого трафика.
Для ночлега был выбран небольшой жилой дом: он был закрыт со всех сторон кроме главной улицы, и имел спуск в подвал, в котором можно было спрятаться на случай опасности. Без какого-либо огня или другого способа приготовления пищи, оставив из удобств только мягкое ложе, Мария и Майкл остановились на ночь. Мужчина лежал на кровати и думал о том, куда им стоит теперь направиться. Жить долго на еде с руин городов они не смогут, так как здания вокруг постепенно приходили в негодность, и становятся совершенно опасными. Они бы за собой погребли и огромное множество полезных вещей, без которых выжить было бы невозможно. Обучаться чему-то полезному для выживания в новом мире уже было поздно; питаться природной пищей будет тяжело и опасно. Из года в год эта проблема будет только расти. Единственное, что оставалось в голове Майкла, и не имело никаких проблем или минусов, так это то, что ему хотелось ещё раз увидеть цветочную поляну рядом с Дальгарбуром. С того самого дня, как он рассказал это Марии, то сам вспомнил это место, и решил поделиться этим зрелищем со своей новой подругой… а дальше можно будет очередной раз сесть и подумать о будущем.
Одни мысли сменялись другими. После тяжелого и изматывающего дня, наступил более тяжёлый вечер с умственной нагрузкой. Пришлось строить план. Цель. Путь для дальнейшего, и, пожалуй, последнего путешествия Майкла и Марии. Они, как люди лишенные возможности спокойной и беззаботной жизни, имеют небольшое право получить хоть толику радости. Мысли о том, что жизнь Марии, её путь и мысли зависят от Майкла, сильно удручало его. Как тяжело кем-то управлять, как сложно быть направляющим для неспособного! Какая мука быть востребованным и нужным. Смотреть в мрачное будущее, строить бессмысленные планы, растягивать скоротечную жизнь.
Майкл поднимался с кровати, ходил взад-вперёд по комнате и садился обратно. Несколько раз он открывал дверь в комнату к Марии и наблюдал как та спокойно спала на кровати. Он всё ещё проклинал беззаботность девушки. Он даже выговориться ей не может, ему лишь спокойно ответят что-то из раздела: «всё в порядке». И какая разница куда идти, что делать, если можно прямо сейчас взять в руки дробовик, и раз и навсегда прекратить эти мучительные мысли и испытания?! Но это была только грязная игра воображения. Глупые и эгоистичные мысли, которые тесно граничили с тем, что Майкл боится распоряжаться чьими-то жизнями. Марии доставляет удовольствие их текущее положение. Почему? Она рискнула оставить изувеченную руку Майкла. Зачем? Это была только маленькая часть непомерных загадок. Никто, даже из самых светлых умов будущего и прошлого, не смогли бы её решить. Это было не просто какое-то событие, которому можно найти объяснения, составить гипотезы и связать с чем-то более известным. Нет! Это было просто необычное поведение одичавшей и обездоленной девушки, которое почти что равняется с самой тайной мироздания. Быть может, даже сама Мария ничего не понимала в своём странном выборе.
Повторяя все мысли и доводы по кругу, не раз меняя отношение к происходящему, Майкл успел несколько раз обойти комнату по периметру, и в конечном итоге вернулся к изначальной точке. «Плевать, — сказал он, — веди меня туда, куда хочешь». К кому были адресованы эти слова? Не к Марии — она спала. Не к кому-то другому — Майкл был один. Быть может, он был зол на саму судьбу.
Просиживая оставшиеся при нем силы, он начал смотреть на перевязанную руку. Что-то в ней изменилось; что-то в ней было не так. Майкл не проверял обезображенную конечность уже пару дней. Ему прекрасно запомнилось то, как место с торчащими чешуйками слегка очерняло бинт. Их было немного, и это было тогда. Сейчас же бинт почти полностью был покрыт слегка тёмными пятнами. Это могла быть грязь, и несколько снятых слоёв убрали бы с мужчины тяжесть преждевременного страха и паники. Но ничего не изменилось и после пятого слоя. Когда же количество бинта на руке становилось всё меньше, то более чётко была видна кисть руки, и то, как бо́льшая её часть была покрыта почерневшей кожей и острыми наростами. Это уже точно не была человеческая рука. Это был страшный зверь, который нашел себе прибежище в таком необычном месте. Это был хищник, терзавший слабую жертву изнутри. Но что бы в конечном счёте это ни было, Майкл свободно управлял конечностью так же, как и раньше. Что это? сила? проклятие? галлюцинация? Ответа на эти вопросы не было. Был известен только один факт — оно медленно распространяется по телу.
Майкл уже более спокойной отнёсся к такому зрелищу. Он и не думал хвататься за нож, чтобы избавиться от этого «проклятья». По большей части, скорее всего из-за того, что потом пришлось бы объясняться перед Марией и испытывать не малые трудности в бытовой жизни. Однако стоило взять что-то хорошее из этой проблемы; Майкл пока точно не мог сказать, хорошо или плохо то, что с ним происходит. Пока что, это всё носит абсолютно декоративный характер. И всё же следовало провести некоторые проверки, которые точно могут дать подсказку к тому, как именно следует реагировать на прогрессирующие изменения.
Осторожно взявшись за торчащую чешуйку, Майкл начал тянуть её на себя, чтобы проверить, как прочно она сидит. То ли мужчина за день устал, то ли этот нарост слишком крепко засел в кожу, но ничего не произошло. Майкл только почувствовал быстро нахлынувшую усталость. Достав из ножен охотничий нож, он попробовал сделать небольшой надрез на почерневшей части с огрубевшей кожей. Это должен быть маленький порез, который легко можно было спрятать под бинтами, и Мария бы никогда не догадалась о такой ране. Это была теория, небольшое желание, которое сразу же разрушилось из-за того, что от приложенных усилий, кончик лезвия отломился и улетел в сторону. Нажатие, способное насквозь проткнуть руку, и тем более кисть, ни к чему не привело, кроме поломки ножа. Это ещё сильнее говорило о том, что изменившаяся рука явно больше не принадлежала Майклу, не принадлежала и человеку. Он поднял руки перед собой и начал смотреть на них. Он повертел ими, сжимал и разжимал кулаки. Все действия были синхронны, и это говорило о том, что обе конечности принадлежат ему. Они только отличались внешне, одна из которых выглядела пугающе.
Ещё несколько минут Майкл просто сидел и смотрел на свою руку. Любой, кто смог бы заставить его за таким поведением, посчитал бы, что этот человек пьян и не может отличить реальность от наваждения. Для Майкла же это и была страшная реальность… или затянувшееся наваждение. Что будет с ним, если зараза начнёт распространяться дальше? Он умрёт или станет каким-то очень сильным и непобедимым человеком? Одно было неизбежно, другое, скорее, желанно. Пока была изменена в нечто только кист руки; ещё оставалось время на раздумье. Через несколько минут, Майкл смог найти в новой руке кое-какие полезные свойства: помимо крепкой кожи, она обладала крайне острыми ногтями. Ему не составило особого труда написать одно слово на изголовье кровати: «fātum» — судьба. Почти единственное греческое слово, которое он знал. Одно из многих воспоминаниях о его погибшей жене.
