Майкл брел, не обращая внимание на окружение. Он привык к новому виду мира, ведь теперь, это была часть его обыденности. Став частью нового мира, он словно по чутью шел правильной дорогой. Прислушиваясь к шепоту ветра он сворачивал на нужных поворотах. Никакая карта или компас не смогли бы указать ему лучшего пути, нежели природный магнетизм и огромный кочевой стаж. Его ноги успели привыкнуть ко всем испытаниям на пути, — они давно окрепли и огрубели, — каждый шаг был верен, и не казался испытанием или нагрузкой. Если что-то и могло поменяться и напомнить о дороге, то только то, что обувь постепенно натирала кожу. Для Марии же такое путешествие было в новинку: в начале было интересно, потом тяжко и страшно. Первые шаги давались легко, каждый новый — непосильное испытание для тела и души. Она бы сдалась и под вечер первого дня, когда заметила то, что её ноги охватили судороги… но что-то всё же продолжало давать ей силу. Спереди шел верный маяк, которые дарил надежду и чувство безопасности, а под пазухой теплился толстый том жизни до катастрофы, который придавал сил и уверенности. Но даже у всесильного существа нет стольких сил, чтобы без устали трудиться так долго. Всем нужен отдых, и червю, и даже Ему. «… ибо в оный почил от всех дел Своих …».
Умиротворённый путь Майкла был нарушен неожиданным грохот сзади. Беспокойные мысли о руке отошли на задний план, и, увидев темноту вокруг и прикосновение холода, он понял, что давно наступила ночь. Шедшая за ним Мария без сил упала на землю. Мужчина молниеносно подскочил к ней.
— Ты в порядке?! — Одурманенный шоком, Майкл ощущал, словно он сам упал на землю.
Девушка ничего не ответила.
— Мария?!
Мария ласково дотронулась до щеки Майкла. Это слабое прикосновение было медленным и неряшливым, словно девушка только что проснулась.
— Я в порядке…
Майкл не видел лица своей спутницы, только едва-едва был различим её силуэт из-за слабого лунного света. Голос девушки был спокойным, бархатным, напоминающим старый и чарующий мир, когда ничего страшного не происходило, когда ничего никого не беспокоило. Этот голос хранил в себе заботу и был волшебным, словно с Майклом говорила сказочная принцесса.
Возможности выбрать место остановки уже не было, — провожатый слишком долго шёл в кромешной тьме, и даже не смотрел по сторонам, иначе, он бы давно продумал план ночёвки. Спрыгнув в какую-то мрачную яму, путешественники были вынуждены переночевать в ней. Никого это конечно не устраивало, но выбора не было.
— Прости меня… — тихо проговорил Майкл, убедившись, что Мария тепло укутана и ей ничего не мешает.
— В этом не твоей вины. Всё в порядке.
Его раздражало поведение девушки. Её спокойствие и покорность были тем, что толкало Майкла в бездну отчаяния и гнева на самого себя. Отчасти, он не мог винить её за то, какой она стала после своего ужасного заточения, но он и не мог предположить, какой она была до тех событий.
Пастуха раздражает глупость овец, и их неспособность к самостоятельности. В независимости от способностей и степени важности, человеку хочется иметь дело с равным, ощущать некую стабильность своего положения, а не деградацию со скоростью ползающей улитки. Такими темпами пастух сам становится овцой. Майкл бы с удовольствием сорвался на слишком расслабленную и удручённую Марию, но не смог бы потом смотреть ей в глаза. Он прекрасно понимал, что в конечном итоге услышит уже приевшееся: «всё хорошо» или «это нормально». Хуже будет только то, что девушка сама начнёт извиняться за всё.
К обычному человеку тяжело подобрать рабочий инструмент, но к Майклу, — как к человеку, давно выходящему за рамки «нормальный», — было ещё сложнее. Мария в его глазах была равной, такой же необычной, как и он сам. Но в ней всё было не так. Это не был человек, который остался одним из немногих представителей своего вида в прошедшем два года назад апокалипсисе. Что было не так в этой девушке? Всё в ней было не так. От поведения до внешнего вида, от мыслей до речи. Это был идеальный образец необычного человека, находящегося в настолько идеальной точке мироздания, что в любое время, в любом месте она была бы уникальна, одинока, и никем не принята.
В былые времена, Марию заставили бы долго обучаться тому, как правильно вести себя в обществе. Только сейчас, сама Мария прекрасна делала совершенно обратное — именно она учила Майкла, как правильно жить в умирающем мире.
Чтобы не хотел придумать и предположить Майкл, всё сразу рушилось. Он уже ни раз пытался подействовать на девушку, и только в единичных и незначительных моментах ему удавалось её вразумить. «Не веди себя так безучастно! Мы вместе должны стремиться к тому, чтобы выжить. — Прости. — Не извиняйся за то, в чём ты не виновата. — Всё в порядке», — именно так и представлялся любой диалог Марии и Майкла.
Холодная трава снизу, не менее тёплый ветер сверху — не самое приятное место для того, чтобы отдаться мыслям и рассуждениям. После ответа Марии: «всё в порядке», Майкл словно отупел. Он почувствовал себя глупо, нелепо. Не ему решать за Марию, не ему учить её жизни. Конечно, он является её спасителем и телохранителем, но он ей не отец, не учитель. Она вольна сбежать на следующий же день, посчитав, что защитник ей больше не нужен. Но чтобы ни говорила Мария, как бы ни поступала, это не было на неё похоже. Поведение этой девушки совмещало в себе отречённость и покорность. Она не видела смысла в дальнейшем выживании среди изуродованных обломков давно сгинувшего мира. Ей больше нравился вид бескрайних зелёных полей, нежели каменных стен. Но почему-то она шла следом за Майклом, словно двигалась за тем, что могло дать ей спасение или спокойствие.
Находясь среди разрухи, Мария бы уподобилась застрявшему в тумане парусному кораблю, который просто чего-то ждёт. Наступит ли смертельная буря или придёт спасительное солнце — неважно. Что для Марии, что для того корабля, существовало только время и туман-лимб, в котором любые действия бессмысленны. Но тут появляется Майкл, и он чем-то напоминает дальний свет маяка. Мария брела на этот свет, что бы он для неё не значил. И только то же время покажет, к какой земле пришвартуется корабль.
Майкл повернул голову к Марии. Он всё ещё не видел её лица, лишь слабый силуэт. Ему казалось, что девушка смотрит на звёзды, и так же, как и он, что-то обдумывает и планирует. Был ли в этом смысл? Неизвестно. Хотят ли они оба того? Неизвестно.
Наблюдая за спрятанным в темноте лицом девушки, Майкл проклял своё прошлое, проклял дом и семью, проклял будущее, проклял весь мир. Всё, что имело любую ценность стало бессмысленным, из-за того, что он просто встретил такую странную девушку.
Целых два загруженных на события и физическую нагрузку дня, и бессонная ночь до сих пор не заставляли Майкла отправиться спать. Он не ощущал себя уставшим, не слипались даже глаза. Однако ему удалось поспать не больше пяти часов. Проснулся же он оттого, что начало светать.
Новый день прошел идентично предыдущим, только из-за уставшей Марии, ей с Майклом пришлось пройти меньше, чем ему хотелось. Он уже больше внимания уделял своей спутнице, надеясь предотвратить любую трагедию, даже на самой минимальной и незначительной стадии зарождения. Любая новая эмоция на лице Марии, или даже косой взгляд куда-то в сторону послужил бы своего рода сигналом к началу действий. Только ничего из этого не происходило. Девушка иногда останавливалась и присаживалась на несколько минут у любого удобного места. Майкл всё же думал о том, что им обоим стоит остановится на пару дней. Прошлая ночь накинула огромную волну сомнений, которая меняла все его мысли и планы. Для решения такой ситуации ему нужно было время, а Марии — силы.
Третий день путешествия был спокойным. Вокруг также ничего не предвещало угроз или причин радоваться. Но где-то вдали от их места остановки, Майкл словно услышал странный шум. Эхом через небольшой участок леса прошелся крик. Он звучал так, словно взорвался целый танкер с горючим, и его разорвавшееся нутро звучало болезненным воплем. Это могло быть что угодно, но что-то говорило опытному паломнику, что это был альфа-хищник, крик которого звучал как-то по-человечески. У путников не было шансов на спасение на открытых лугах, поэтому Майкл долго не желал выходить за границы леса.
