– Их клетки могут делиться гораздо дольше, не старея, – подхватила Вера.

– И они холоднокровные, – добавил Аарон, пожимая ее руку.

Вера посмотрела на их переплетенные пальцы. Кожа Аарона становилась теплее от прикосновения к ее.

– Они не могут самостоятельно поддерживать температуру тела, а подстраиваются под внешнюю среду.

Веру замутило. Она с трудом сглотнула и поджала губы. В ПЭЦ, где жили воспитатели и преподаватели, пахло землей и сыростью. В ресторане, высоко в небе, где должно было быть ужасно холодно, стояла жара. Когда она удивилась этому, Аарон сказал, что каждому виду соответствует его среда обитания.

Вера задрожала, но собралась с силами и спросила:

– Мирослава модифицировала геном человека с помощью гена землекопа? Она… скрестила людей с грызунами?!

Когда и Канцлер, и Аарон кивнули, Вера обхватила себя свободной рукой за шею.

– Да, – выдохнул Канцлер. – Мало кто осознавал истинные причины, но на генетическом уровне нас потянуло под землю. Может быть, поддайся мы этому желанию, мы тоже прожили бы в тридцать раз дольше, чем обычные люди, но потребность вести человеческий образ жизни оказалась сильнее. И тут в игру вступила реверсивная мутация.

– Мутация, восстанавливающая дикий фенотип, – сказала Вера.

Получается, природа нашла лазейку вернуть все на круги своя. И все, кто противился ее зову, начинали резко станет и умирать.

– Уже есть данные, сколько вам отведено? – напрямик спросила Вера. У нее перед глазами стоял Бром, с клочками волос между пальцами.

– По нашим наблюдениям, около трехсот лет, – ответил Аарон. – Кому-то больше, кому-то меньше. Чаще – меньше, все зависит от образа жизни. Однако большинство начинает сильно сдавать после двухсот, но, в отличие от нормального процесса старения, у Вечных он запускается резко и протекает в разы быстрее. Мирослава пока не разобралась в механизме, но ясно одно: этот процесс необратим. Поддерживать жизнь умирающего возможно, но только ограниченное количество времени, и для этого нужно специальное оборудование.

– Но в сентябре триста лет назад проходила массовая инициация, – с ужасом заметила Вера. – Это значит…

– Это значит, что до первой волны смертей осталось чуть больше трех недель, – подтвердил Канцлер. – Немногие оставшиеся больницы, нужда в которых по большому счету отпала с созданием сыворотки, будут переполнены. Сейчас в срочном порядке строятся новые медицинские центры, но будет непросто, когда буквально замертво начнут падать сотни, даже тысячи Вечных в день.

Вера ахнула и сжала руку Аарона.

– Но тебе больше двухсот! – воскликнула она, а потом посмотрела на Канцлера. – А вам? – Она попыталась припомнить его дату рождения из уроков истории, но голова шла кругом. – Вы один из старейших людей на земле!

– Каюсь, – хмыкнул он.

Вера отпустила руку Аарона, вскочила со стула и запустила пальцы в волосы, сдавив ладонями виски.

– Тогда…

У нее так и не вышло произнести очевидное. В горле встал ком. Аарон мог умереть в ближайшее время.

Он кивнул и осушил свой стакан.

– Да.

Вера резко обернулась и уставилась на него.

– У Мирославы был какой-то план, когда она проводила эксперименты над детьми, так ведь? Для чего-то же она изменила мою ДНК! Значит, если поторопиться, мы сможем найти выход! – Она схватила Аарона за руки. – Ведь Геном ищет, да? Они именно этим занимаются?

– Да, но безрезультатно, – ответил Аарон.

Вера сглотнула подступающую панику.

– Но до сих пор они ничего не знали про меня!

– Вера, – мягко сказал Канцлер и явно хотел что-то добавить, но она не стала слушать.

– Нужно всем рассказать об этом, предупредить! Объявить чрезвычайное положение. Собрать всех врачей. Подготовиться.

– Боюсь, что это невозможно, – сказал Канцлер.

Вера в недоумении посмотрела на него.

– Если я выступлю с таким заявлением, мне никто не поверит. Если мне вообще дадут выступить перед народом. У меня давно нет никакой власти. Понимаешь, Вера, я дурак. Пока я гнался за своей мечтой, я упустил все остальное из виду. Вечность не подарила мне время, а наоборот – украла его. Став бессмертным, я работал с еще большей одержимостью. Распустил врачей, ни о чем не беспокоился. И упустил момент, когда у Нади запустился процесс старения. Не знаю, куда я смотрел, но я успел лишь на ее похороны. Это было пятьдесят лет назад. Мой траур продолжался больше четверти века, и я с трудом вернулся к людям. Но к тому моменту Сентябрина воспользовалась шансом и прибрала к рукам всю власть. Я попытался открыть глаза на правду о сыворотке, но члены совета безопасности встали на сторону нового лидера. Они испугались, что, если общественность узнает про смертность Вечных, начнутся волнения. Тогда-то и возвели стену на границе. А когда я попытался открыть рот, мне его быстро заткнули. Сентябрина настояла на том, чтобы о смерти Нади никто не узнал. И вот я притворяюсь, что моя жена все еще жива.

– Так вот почему Надежда вдруг решила вести уединенный образ жизни? – спросила Вера.

Канцлер хмыкнул.

– Надя никогда не любила шумиху вокруг себя, так что врать было не так уж и сложно. Она трудилась не меньше меня, но делала это иначе. Она не гналась за высокими идеалами, а довольствовалась реальной помощью обычным людям.

– Как тот проект по термообработке биоотходов? – вспомнила Вера.

– Да. Надя ездила во второй округ и помогала людям. По ее проектам были построены четыре больницы, реформированы пятнадцать школ, она финансировала приюты и помогала Вечным усыновлять детей.

Вера метнула вопросительный взгляд к Аарону.

– Это Надя нашла меня и привезла в первый округ.

– Она стала твоей приемной мамой? – предположила Вера. Вот откуда его острая потребность защищать смертных.

– Нет, – мотнул он головой, и лицо его стало мрачным.

Вера удивилась, она была уверена в своей догадке. Родство с Канцлером и Надеждой многое бы объяснило в поведении Аарона.

– Но мы были близки. Она занимает особое место в моем сердце, – добавил он, вновь смягчившись.

Вера отпустила руки Аарона и села напротив Канцлера. На ее плечах лежал невидимый груз, который давил со страшной силой. И вдруг к сложной мозаике добавилась еще одна деталь. Жена Канцлера умерла пятьдесят лет назад. Тогда же основали Первый экспериментальный центр, акт доброй воли по отношению к зоне… Только детей привозили не для того, чтобы дать им шанс на лучшее будущее, а для того, чтобы Мирослава могла проводить над ними опыты. Она искала способ исправить ошибку в первой сыворотке. А Сати помогала ей. Пока не решила, что Вечность должна погибнуть. Аарон был с ней заодно, а раз они сейчас сидели с Канцлером, то и он разделял их мнение.

Вера подняла глаза на Канцлера.

– Вы тоже готовы умереть?

– Ты была во втором округе и знаешь, в каких условиях живут смертные, – сказал Канцлер. – И ты знаешь, что Вечные виноваты в этом. Я виноват в этом.

Вера закрыла лицо ладонями, сделала два глубоких вдоха, опустила руки и встала.

– Я сыта по горло этой ерундой про самопожертвование, – твердо сказала она. – Вечные не могут быть настолько плохими, как вы говорите. Взять хотя бы вас двоих и Надежду. До людей можно достучаться. Я верю в это. Аарон же смог! Но для этого нужно жить!

– Ты слишком хорошего мнения о людях, – грустно улыбнулся Канцлер.

– Ну извините, такая уж я выросла! – воскликнула Вера. – Я не могу согласиться с вашим планом ничего не делать и просто ждать, когда вымрут все Вечные!

Со второго этажа донеслось странное шипение. Или это был чей-то голос? Вера вскинула голову и посмотрела на лестницу. По спине пробежали мурашки.

– Кто там? – спросила она, ни к кому не обращаясь.

Аарон с Канцлером переглянулись. Канцлер пожал плечами. Не дожидаясь ответа, Вера пошла по лестнице. Она чертовски устала от всех этих гляделок и таинственности. Уже на середине лестницы она смогла разглядеть на втором этаже три двери. Одна из них была приоткрыта, именно из-за нее доносилось шипение. Подойдя к двери, Вера наконец смогла разобрать невнятный лепет.