Сати прекратила петь и подняла взгляд. У нее были узкие голубые глаза под тяжелыми веками. На широком лице, несмотря на ее триста сорок лет, не возникло ни единой морщинки.

– Ты как раз вовремя. Спа-си-ме-ня, – мелодично протянула Сати и протянула Вере полупустую бутылочку и младенца в тонком спальном мешке. – У нас новый ребенок. Кира. Как привезли ее позавчера, так она больше и не спала. И другим спать не дает. Роботы не справляются, воспитатели от нее отказываются. Я сама на последнем издыхании.

Вера без возражений подхватила малютку. Та тут же открыла большие карие глаза без намека на сонливость и выплюнула бутылочку. На голове пушились короткие темные волосы. Между приоткрытых губ виднелся сложенный трубочкой язык.

Сати помассировала мышцы шеи.

– Я качаю ее третий час. Все занемело. Это самый упрямый ребенок на свете. Сил моих нет с ней бодаться. Подержи ее чуть-чуть, кызым.

Вера против воли улыбнулась. Любимое слово «кызым» означало на родном языке Сати «дочка».

Девочка в Вериных руках смотрела на нее внимательно, и в ее взгляде чувствовалось упрямство.

– Привет, Кира, – прошептала Вера, – приятно познакомиться. Ты зачем бедную Сати мучаешь?

– Она не мучает, она издевается, – хмыкнула Сати. – Если бы я не знала, что у нее задатки настоящего космонавта и бесстрашного исследователя, отправила бы ее обратно в зону.

Вера вздрогнула. Это было пустой угрозой, никто от нее так быстро не откажется. Ребенку нужно время на адаптацию. Хотя… Если все руководители ПЭЦ и даже Сати потеряют терпение, то Кира здесь долго не задержится. Вера плотнее прижала малютку к груди.

– Давай заключим сделку? – пробормотала она так тихо, что даже Сати не могла ее услышать. – Мы отпустим Сати и решим все между собой.

Кира прямо смотрела в Верины глаза и не моргала.

– У меня есть что тебе предложить в обмен на длинный сон. Я могу тебе спеть, правда, я ужасно фальшивлю, но не беда. Я укачиваю лучше всех остальных. Хочешь, докажу?

Вера отдала бутылочку Сати, которая с легкой улыбкой наблюдала за происходящим, и начала тихонечко покачиваться из стороны в сторону. Однако нужного эффекта это не дало – Кира продолжала, не отрываясь, смотреть на Веру.

– И самая заманчивая часть предложения, – продолжила Вера. – Не отказывайся, пока не выслушаешь до конца. Я приду к тебе сегодня вечером. И завтра утром. И каждый день до самого выпускного. Как тебе? М-м? Только спи… Здесь лучшее место на земле, куда бы ты могла попасть. Что скажешь? Договорились?

Вера могла поклясться, что Кира как будто бы кивнула. Нет, конечно, она этого сделать не могла, но она как будто осознанно дважды моргнула и закрыла глаза. Неужели подействовало? Прошла долгая минута, и Кирины пальчики расслабились.

– Спит, – улыбнулась Вера, не отрывая от нее взгляда.

– Ты настоящая волшебница, кызым, – с облегчением выдохнула Сати.

– Я ничего не сделала, – возразила Вера, но почувствовала, как от похвалы на душе потеплело.

– Побудешь с ней? Мне нужно отлучиться, а то я с голоду умру. Как крепко уснет, положи ее в кроватку, вот в эту. – Сати указала пальцем на одну из кроватей первого яруса. – И спасибо тебе!

Она погладила Веру по голове, аккуратно поправляя выбившиеся из тугого хвоста волоски.

– Не за что, – ответила Вера.

Она точно так же, как и здешние дети, радовалась каждому прикосновению, и ради хотя бы одного была готова укачивать детей.

Когда за Сати закрылись раздвижные двери детского отделения, Вера сообразила, что забыла попросить ее выдать новую порцию витаминов. Придется найти Сати позже.

Подержав Киру еще несколько минут и удостоверившись, что та не собирается просыпаться, Вера положила ее в кроватку.

– Как хорошо мы с тобой справились, да? Пусть Сати чуток отдохнет, и тебе сон не помешает, – прошептала Вера. – До вечера.

Она отправилась на выход, посылая по пути воздушные поцелуи малышам. Они, хихикая, ловили их ручками. Здесь Вера чувствовала себя счастливой. Была бы ее воля, навсегда бы осталась в детском отделении, но штат укомплектован и не подлежал изменениям. Когда Вера спросила Сати про возможную работу в ПЭЦ, та недвусмысленно дала понять: здесь тебе ничего не светит. И в первую очередь – бессмертие.

Вера спустилась на минус третий этаж. Двери лифта открылись внутри библиотеки. Несмотря на отсутствие окон, благодаря потолочным лампам создавалось ощущение дневного света. В бесконечно длинном помещении вдоль стен тянулись шкафы с реагентами и микроскопами и стояло около пятидесяти столов. Столешницы представляли из себя интерактивные дисплеи, способные проецировать трехмерные изображения. Четыре года назад Вера готовила доклад о кашалотах и пыталась понять, как именно те фильтруют свой улов: проекция вымершего вида заняла практически всю библиотеку.

Большинство столов было занято. Каждую свободную минуту – даже в середине июля, когда основная учебная программа останавливалась на своего рода летную паузу, – воспитанники проводили в библиотеке или лабораториях, готовя доклады и углубляясь в полученные с августа по июнь знания. Подруги сидели за пятым столом в левом ряду от входа. Вера подошла к ним. Над плазменной панелью крутилась голограмма надпочечника с неровной, будто бы червями изъеденной поверхностью.

– Синдром Уотерхауса-Фридериксена? – спросила Вера и заняла свободный стул, который для нее преду-смотрительно оставили свободным.

– Как ты это все запоминаешь? – поразилась Таня.

– Много бессонных ночей, – честно ответила Вера.

Она зубрила микробиологию до рези в глазах и боли в спине, забывая и есть, и спать, и даже менять позу. Зубрила не потому, что, как и Ида, восхищалась этой наукой, а потому, что если уж ей не получить работу в ПЭЦ, то стоило побороться за лучшее место во всем первом округе. И таким местом был исследовательский институт медицинской генетики – Геном.

Следующие три часа прошли за монотонным повторением пройденного материала, но все, что влетало в одно Танино ухо, тут же вылетало из другого. К обеду она стонала и раскачивалась из стороны в сторону, подпихнув под попу свои ладони.

– Нам нужен какой-то новый план, – сказала Вера, потянувшись.

– Давай вживим Тане микрочип со всей нужной информацией? – предложила Ида.

Сама по себе идея была не такой уж и плохой, но жульничать на выпускном экзамене – последнее, чем им стоило заниматься. За такое могут не просто в зону вернуть, но и за ее пределы выкинуть. А там любого человека ждало одно – верная смерть.

Нет, должна существовать какая-то возможность использовать сильную сторону Тани. Вот как Ида все запоминает благодаря своей фотографической памяти, Таня могла бы…

– У меня идея! – воскликнула Вера и чуть подпрыгнула на стуле. – Мы напишем стихи!

Таня и Ида уставились на нее как на сумасшедшую.

– Кому? Преподавателю микробиологии? – Ида подняла одну бровь. – Можно признаться ему в любви и сказать, что от одного его присутствия Таня не может два слова связать.

– Но он жуткий! Эти его глаза навыкате… – Таня содрогнулась.

Вера энергично замотала головой.

– Да нет же! Мы используем мнемотехнику. Придумаем какие-то четверостишия и свяжем их в твоем мозгу со значимыми элементами информации. Рифмизация – один из главных приемов!

Вера чувствовала эйфорию. Почему она не додумалась до этого раньше?

Таня пару раз моргнула.

– Например? – спросила она.

– Ну-у… – протянула Вера. Со стихами у нее не складывалось. Когда слова у Тани сами по себе собирались в красивые строки, у Веры в голове что-то гудело и звенело. – Например:

Ида поджала губы и покраснела, задержав дыхание и стараясь не расхохотаться. Таня смотрела огромными глазами, в которых читался ужас. Верины щеки пылали от смущения. Она понимала, что выдала чепуху, но ничего лучше придумать не могла.