Как эта хрупкая леди в нём передвигается? Может, где-то под юбкой прячутся небольшие колёсики?..

Высокий воротник подпирает белый подбородок. Кожа на скулах натянута так туго, что вот-вот порвётся. И два бледно-розовых пятна румян вовсе не делают её более здоровой…

Губы такие тонкие, что ими можно резать бумагу.

Но интереснее всего глаза: большие, ярко-зелёные, они словно принадлежат более молодой и полной сил женщине.

Взгляд такой твёрдый, что поневоле задумаешься: а не родственница ли сия леди моему дедушке, Литопсу Каменнокрылу?

Забывшись, я целую минуту вглядывался в эти изменчивые, опушенные длинными ресницами глаза…

Стоило большого труда перестать.

— Простите. Я знаю, что пялиться на собеседника неприлично.

— Ничего, продолжай, — милостиво разрешила леди. — У тебя довольно интересный тип мышления, мальчуган. Ты меня заинтересовал.

Я криво усмехнулся.

— Значит, мы квиты. Я вас разглядываю, а вы читаете мои мысли. Хотя… Если подумать, это не слишком равноценный обмен. Я вижу только внешнюю оболочку, вы же зрите в самую суть.

Леди слегка улыбнулась.

— Отличие не так велико, как тебе кажется. Я не читаю мыслей. НИКТО не может читать мысли.

— Мой друг Денница может. Он демангел. Если что…

Леди усмехнулась.

— Никогда не понимала пиетета, который остальные испытывают к этим прохвостам с Клоаки Дьявола. Барыги, стяжатели и манипуляторы. Не выношу их методов. К тому же, все они лгуны.

— Но… Как вы тогда узнали, что я о вас думаю?

По некоторым причинам, этот вопрос был для меня животрепещущим. Денница утверждал, что читает мысли. Но… Почему тогда он не догадался, каким способом я собираюсь победить его на стадионе?

— Я очень наблюдательна. И могу препарировать, как под микроскопом, малейшие проявления чувств и эмоций. То, что они выражают — и есть отражение мыслей.

— Это… большой талант.

— Скорее, навык. Искусство, которое требует долгих тренировок. И постоянной практики, — леди поднесла к губам стакан с прозрачной жидкостью и сделала глоток. Подозреваю, в стакане была простая вода. — Ты тоже можешь этому научиться, — пообещала дама. — У тебя есть задатки.

— В самом деле?

Я решил быть предельно вежливым. И в первую очередь попробовать научиться скрывать свои чувства. Пройти ускоренный курс не отходя от кассы.

— Высокий уровень эмпатии, способность к сопереживанию, отсутствие брезгливости по отношению к другим расам… Всё это поможет тебе победить всех врагов и занять то место, которому ты предназначен.

— Э…

Ну вот, опять. Кто-то лучше знает, кем я хочу быть. Как распорядиться своей единственной жизнью, и вообще… Сделать из меня послушную марионетку.

— Не о каком принуждении речи не идёт, — откликнулась на мои мысли дама. — По-сути, каждый человек сам становится тем, кто есть. Всё зависит от выбора. Большее или меньшее из зол, трудная задача — или невыполнимая, большая любовь — или огромная всепоглощающая страсть… Что выберешь ты — решать будешь сам.

И она уставилась на меня своими зелёными глазищами. Я заёрзал на неудобном стуле.

— А… Какие есть варианты?

Старая леди рассмеялась. Словно порвалась нитка бус, и на паркет просыпались мелкие сухие горошины.

— И в этом ты весь в отца, — царственно кивнула она. — Никогда не сдаёшься, да, малыш?

Я неопределённо дёрнул плечом.

Надоело, что все подряд зовут меня малышом. Меня, умудрённого опытом человека, почти закончившего универ!

— Знаете, вы ведь не ответили ни на один из моих вопросов, — напомнил я. От запаха жареной курицы в животе бурчало так громко, что эхо разлеталось по всему залу. — Где мои друзья?

— Понятия не имею, о чём ты говоришь — старуха пренебрежительно пожала плечами.

— Но мы вместе ехали в метро!

— Когда мои мальчики тебя обнаружили, ты был один, — сказала старуха. В глазах её мелькнуло что-то такое, что заставило меня поверить.

— А василиск? Она помогла мне освободиться, когда ваши "мальчики" меня связал, и… Что с ней стало потом?

— Не знаю, — старуха пренебрежительно дёрнула тонким породистым носом. — Когда тебя доставили сюда, ты был один.

Я вздохнул.

Этот разговор стал меня утомлять.

Когда старуха на меня смотрела, создавалось ощущение, что по мозгу проводят влажной тряпкой. Словно вытирают пыль.

— Почему на мне такие шмотки? — я решил сменить тему. В конце концов, Гермиона — большая девочка. Её даже экои боятся. — Я что, попал в какое-то заведение, где нужны сутенёры? К сожалению, вынужден отказаться. У меня уже есть работа.

— Твой новый костюм соответствует положению, которое ты скоро займёшь. Научись уважать его.

— Знаете, в любимчики пожилых дам я тоже не гожусь. Темперамент не тот.

Малахитовые глаза старухи прищурились.

— Не забывайся, мальчуган. Помни, с кем говоришь.

— Я НЕ ЗНАЮ, с кем говорю! Вы притащили меня сюда силой, обрядили в безвкусное тряпьё, и требуете уважения?.. Не слишком ли много?

В порыве страсти я взмахнув рукой, я опрокинул на пол тарелку с пирожками. Кураж сразу куда-то делся.

— Упсс… Простите.

Дама лишь махнула рукой.

Тарелка собралась из осколков, пирожки сами собой уложились в горку и водрузились на прежнее место. Словно плёнку перемотали задом наперёд.

— Значит, вы колдунья.

Это было очевидно ещё тогда, когда она левитировала бокал к моим губам. А ещё эти мраморные статуи, которых она зовёт "мальчиками"…

— Из клана Шторм, — она чуть наклонила седую голову. — Я леди Шторм. Старшая в клане.

— Очень приятно. А я…

— Я знаю, кто ты, мальчуган. Не утруждайся.

— Ладно, не буду. Но можно задать вопрос, госпожа… Леди Шторм?

— Зови меня бабушкой.

— Спасибо, так вот… ЧТО? — я во все глаза вылупился на ст… на другой конец стола. — БАБУШКА?

— А что тебя удивляет? У каждого человека есть бабушка, — несколько ядовито парировала собеседница. — Почему ты должен быть исключением?

— Но у меня уже есть бабушка! Точнее, была. Она уже умерла, и…

— Княгиня Златка была достойной соперницей, — кивнула старая леди. — Для меня было честью сражаться с ней.

— СОПЕРНИЦЕЙ? — я почувствовал, как меня начинает трясти. — СРАЖАТЬСЯ?

— Долгая история.

— А я никуда не тороплюсь.

Старуха вздохнула. Опустила взгляд, словно в тарелке у неё под носом вдруг появилось что-то, страшно интересное.

И всё ещё не глядя на меня, сказала:

— Когда ты родился, возник спор о том, кто будет воспитывать будущего наследника.

Положив себе на тарелку крошечную порцию салата, она наколола на вилку горошину и отправила в рот.

Подавив ярость, я потянулся за цыплёнком. Оторвал ему ногу, и откусив солидный кус, принялся жевать.

Сейчас, в данный момент, мне было совершенно наплевать на манеры. Нужно было поскорее заткнуть себе рот, чтобы не ляпнуть ничего такого, из-за чего мой мозг превратят в желе.

— Ваша дочь, моя мать, вышла замуж за короля Заковии, — проглотив цыплёнка и промокнув губы салфеткой, а потом медленно и осторожно подбирая слова, сказал я. — Разве ребёнок не должен находиться рядом с матерью?

— Это случилось уже после того, как её убили.

— Мой брат Золтан не виноват, — быстро сказал я. — Он не убивал Владиславу, и никогда не покушался на меня.

— А никто и не говорит, что это был Золтан.

Слова прозвучали так резко, что я понял: спрашивать, кто был убийцей на самом деле — совершенно бессмысленно. Не скажет.

Поэтому я промолчал.

Леди Шторм кивнула.

— Ты быстро учишься, мальчуган.

— Все так говорят.

— Так вот: о твоём наследии… — продолжила старуха. — Брак между Зиновием и моей дочерью был морганатическим.

Я порылся в памяти.

— В смысле, что король Заковии был гораздо выше по происхож…

— Наоборот! — рявкнула старуха. — Это моя дочь СНИЗОШЛА до брака с королём Заковии. И сделала это с одной-единственной целью: родить ребёнка. Привнести в клан Штормов новую кровь, и Зиновий идеально для этого подходил: благодаря прилитию драконьей крови, его генотип представлял для нас огромный интерес. Владислава ДОЛЖНА была родить дочь.