— Но… Кто это мог сделать? — Патриция даже растерялась.

Я знал ответ: Денница. Только он мог учудить такую гадость.

Патриция повернулась ко мне.

— Ты слышишь, Макс? — я не знал, могу ли двигать хоть чем-то, но постарался дать понять, что слышу. — Тобой овладел паралич забвения, — сообщила девчонка. — Постепенно ты превратишься в тень и будешь вечно и неприкаянно блуждать по полям асфоделей… Мне очень, очень жаль. Но скоро ты всё забудешь и…

В её глазах показались самые настоящие слёзы. Огромные капли катились по щекам одна за другой, срывались с подбородка и падали, падали ей на грудь. Впитывались в огненную ткань, под которой соблазнительно просвечивали…

— Ты куда смотришь, Макс?

Я моргнул.

Чувствовалось, что онемение постепенно проходит — у меня нестерпимо кололо кончики пальцев, копчик и… ещё кое-что, о чём в приличном обществе лучше не упоминать.

— Ты что, не умираешь?..

В голосе её было столько удивления, что я не понял: радуется Патриция этому событию или наоборот.

— Полагаю, организм господина Макса оказался резистентен к яду, содержащемуся в лотосовой настойке, — бесстрастно прокомментировал Иск-Ин.

Вот интересно: он всё видел. Так почему не предупредил?..

— Мефистофель, почему ты не предупредил Макса о том, что он собирается пить смертельный яд? — строго вопросила Патриция.

Иск-Ин не ответил.

— Мефистофель? — снова, ещё строже спросила Патриция.

— Простите, госпожа, я не думал, что это важно.

— Но настойка асфоделей смертельна для людей!

— Принимая во внимание, что господин Макс — не человек…

Девчонка повернулась ко мне. На лице её появилось задумчивое выражение.

— Об этом я помню, — сказала она. — Но мне казалось, в нём всё ещё достаточно от человека…

— Извините, госпожа. Приношу свои извинения.

— О, Макс!

Неожиданно Патриция бросилась мне на грудь. Обняла, прижала к себе, а потом начала покрывать моё лицо поцелуями.

Я не шевелился.

Речь-то ко мне вернулась, как и двигательные функции. Но я что, дурак?.. Девушка даёт выход эмоциям, кто я такой, чтобы ей в этом отказывать?

Так что пускаться в долгие рассказы про загадочных фей-крёстных, давших мне защиту от любого яда, я не стал.

Хотя надо будет как-нибудь навестить старушек, сказать спасибо.

Патриция тем временем нашла мои губы и…

ОГО-ГО!

Руки её нежно, но настойчиво заскользили по моему телу, и остатки паралича улетучились, как белых яблонь дым.

А шаловливые пальчики тем временем добрались до ширинки…

— Макс! — она отпрянула столь же стремительно, как пару минут назад бросилась в атаку. — Ты… слишком быстро пришел в себя, — отодвинувшись, Патриция оглядела меня с ног до головы. — Да ты здоров, как бык!

— А тебя это огорчает? — я потянулся к ней сам, в надежде получить ещё один поцелуй. — Любишь развлекаться с трупами? Я могу притвориться…

— Идиот! — она чувствительно стукнула меня кулачком в плечо. — Я же испугалась, как ты не понимаешь…

— Мне было приятно, — не обращая внимания на удар, я придвинулся ближе и заключил её в объятия. — Поволнуйся ещё немного. Пожалуйста.

Последнее слово я выдохнул ей в губы и томно смежил веки.

А в следующий миг получил тычок под рёбра.

— Да что случилось-то? — меня перекосило на один бок. — Никак не могу понять: тебе что, было бы приятней, если бы я весь посинел и умер?

— Ты — двуличный, скользкий, неблагодарный…

Она принялась колотить меня по всем местам — только и оставалось, что прикрыть самое ценное и терпеть.

Пару минут Патриция работала кулачками, как маслобойка.

А потом успокоилась.

Громко высморкалась в салфетку и плеснула себе чего-то ярко-синего. Слава Люциферу, из ДРУГОЙ бутылки.

Не успел я вякнуть, как она залихватски хлопнула рюмашку и быстро закусила чем-то хрустящим, с лапками.

— Что?.. — спросила она, почувствовав мой взгляд.

— Я думал, ты трезвенница, — наконец выдавил я первое, что пришло на ум.

Перед глазами всё ещё стояла картинка того, как что-то извивается между её губ…

— Обычно — да, — спокойно кивнула Патриция и облизнулась. — Когда нужно всё время держать себя в… себе, — она промокнула салфеткой уголок рта.

Я молча кивнул.

— Но сейчас я хочу напиться.

Она налила ещё и выцедила, теперь уже мелкими глоточками.

А вот у меня желание пить как-то пропало. Улетучилось. Словно бабка отшептала.

— Денница хотел меня отравить, — сдавленно сказал я. — Намеренно.

— Не говори ерунды. Он просто СЛУЧАЙНО поставил бутылку на наш столик.

— Ты это знаешь, Патриция. И я это знаю. Нечего его покрывать.

— Я его не покрываю. Просто…

— ВСЕ, кроме меня, знают, какое действие оказывает эта штука, верно? — прокурорским голосом спросил я, указывая на бутылку с чёрным цветком.

— Да, но…

— НИКТО не стал бы из неё пить. Во всяком случае, в здравом уме и доброй памяти. Верно?

— Эту настойку используют в медицинских целях, — сказала Патриция. — Чтобы облегчить боль утраты, например. Или, когда хотят добровольно уйти из жизни…

— Он знал, что я буду здесь. И специально принёс эту настойку.

— Мама звонила демонице Люцифуг, — задумчиво кивнула Патриция. — Она ВСЕМ позвонила. Точнее, сделала общую рассылку. Все в Чолом Йосодот знают, что её дочка притащилась домой с дружком. Там и фотографии есть…

— Фотографии? — не припоминаю, чтобы меня кто-то фотографировал.

— Я сделал портфолио по просьбе госпожи Иштар, — откликнулся Мефистофель.

Перед нами появилось такое же зеркало, как давеча в спальне. Я в нём был, как живой.

Вот я целуюсь с Патрицией.

Вот Патриция даёт мне пощечину.

Вот я выхожу из ванной в полотенце.

А вот я стою рядом с кроватью БЕЗ полотенца…

— Ну всё, хватит, — оборвала сеанс Патриция. И посмотрела на меня.

— Макс, извини пожалуйста. Я должна была тебя предупредить. Мама — она такая. Жрицы Иштар просто не понимают, что у людей должно быть личное пространство…

— Ничего, — я собрал всю свою выдержку, всё хладнокровие в один большой и крепкий кулак. — Переживу.

— Я… попрошу её больше так не делать.

— Ты же знаешь, что она тебя не послушает, — я слабо улыбнулся. — ЛЮБАЯ мать уверена, что знает, что для её ребёнка ЛУЧШЕ. Так что даже не пытайся. Она просто получит ещё один рычаг давления, вот и всё.

— Да, но ведь это Я привезла тебя на "Бойню"…

Я вздрогнул. Но вспомнил, что так называется поместье, и сразу успокоился. Мало ли, какое у людей чувство юмора.

— Всё хорошо, Пат. Не парься.

Всё НЕ хорошо.

Денница отказался отменить сделку с Зебриной, я ощущаю НАСТОЛЬКО смешанные чувства к Патриции, что впору НАМЕРЕННО пить настойку забвения…

Но что ещё я мог сказать?..

— Ты уверен?

— Разумеется. Раз Денница решился на такую грязную игру, значит, он меня боится. А раз боится — значит, чувствует себя уязвимым. Я найду его слабое место и ему придётся уступить. Я ЗАСТАВЛЮ его расколдовать Зебрину.

Вечеринка подходила к концу.

Сквозь двустворчатые стеклянные двери было видно, как гости в зале редеют, — а те, что остаются, ведут себя всё более раскованно.

До веранды доносился их громкий смех, единичные тени соединялись в пары и тройки. А потом… сливались. В экстазе, я полагаю.

И тут до меня дошло.

Пазл сложился, совпали все грани головоломки.

Госпожа Иштар — жрица любви. Она является хозяйкой этого дома и вечеринки.

— Патриция, там что, начинается… оргия?

Я боялся смотреть в зал. Поймите меня правильно: одно дело, посмотреть порнушку по видео. И совсем другое — увидеть то же самое воочию, причём предварительно познакомившись со всеми участниками.

— Что?.. — Патриция бросила равнодушный взгляд на гостей, которые сливались и двигались уже совсем… синергично. — А, да. Этим заканчиваются все мамины приёмы. Или начинаются.