А может, и не свезло вовсе. А было подстроено.
И это вовсе не я "открыл" портал — с чего бы мне хотеть попасть на Лимб?.. А тот самый злопыхатель, который мастерски испортил тормоза в машине Денницы.
И вот теперь тащат меня, как глупого козлика, незнамо куда, и наверное, всё это плохо кончится.
Эх, Зебрина, Зебрина…
Надо было сесть на Денницу ещё на Клоаке Дьявола, и не слезать, пока он тебя не освободит.
В кармане завозилась Гермиона.
Затем я почувствовал на коже острые коготки, которые быстро переместились в район связанных рук.
Умница моя.
Не так-то просто обездвижить василиска — особенно, если у него другие планы.
Через минуту я был свободен: руки-ноги развязаны, осталось лишь спрыгнуть с плеча злоумышленника и…
Одной рукой срывая с головы мешок, другой — отдирая липкую ленту от губ, я вывернулся из хватки здоровенного мужика и хлопнулся наземь.
Щурясь от яркого солнца — из подземки мы уже выбрались — я вскочил и закричал:
— ЗЛОЙ БАНДИТОС ОТЧИРИК! — и провёл рукой себе по горлу.
Шутки кончились. Они меня достали.
Человек только слегка повернул голову в мою сторону, и я сразу догадался, что это вовсе не человек.
У людей обычно более влажные глаза и менее каменные лица.
Ожившая статуя, так бы я сказал. Совершенная в своей мраморной, выточенной резцом гениального скульптора, красоте.
Она изображала мужчину — идеально развитой мускулатурой он напоминал античного Дискобола, а лицом — Леонардо ди Каприо в молодости.
На моё только что выдуманное заклинание он отреагировал индифферентно. От слова "совсем".
Ну конечно, он же мраморный! Такому любая магия — как с гуся вода…
Секунду статуй смотрел на меня неподжвижными, ничего не выражающими глазами…
А потом я побежал.
Поверьте: это был единственный выход.
Как противостоять ожившим каменным статуям, я не знаю. И если Денница с Патрицией освободиться не смогли, значит, моя задача им помочь.
Через два десятка метров стремительного бега на моих губах появилась улыбка.
Вот это я понимаю — жизнь.
Когда уходишь от погони, ни о чём больше не думаешь.
Сзади раздался какой-то шелест.
Не похоже, что это бежит мраморный человек. Его шаги, на мой взгляд, должны дробить асфальт…
Я поднажал.
А потом мне в спину что-то ударило. Мягко, словно обёрнутая в одеяло дубина.
Пропахав носом добрый кусок дороги, я попытался вскочить, но…
Это была сеть. Она опутала, облепила меня, как паутина — муху. А ещё сквозь неё было пропущено электричество.
Я хозяин своего мочевого пузыря… — это была последняя мысль. Потом меня поглотила тьма.
Очнулся от запаха.
Его ни с чем нельзя было спутать: так может пахнуть только жареный с чесноком цыплёнок табака.
Рот наполнился слюной, в животе забурчало.
Рассудив, что с человеком, рядом с которым так умопомрачительно пахнет, ничего плохого случиться не может, я открыл глаза.
И оказался прав.
В перспективу уходил стол, уставленный яствами.
Тут был и цыплёнок — он покоился прямо передо мной, на большой тарелке с голубыми цветочками.
Тут были и пирожки с булочками, и что-то подозрительно чёрно-зернистое в вазочке, и какая-то запечённая рыба…
Я живо припомнил стол в кабинете господина Тота. Но нет, обстановка несколько не та.
Да и старая дама, что сидела напротив, не слишком сильно походила на Великого Дознавателя.
Хотя определённое сходство всё же имелось. Характерный прищур проницательных умных глаз, например.
Они как бы говорили: — Надеюсь, ты окажешься достаточно интересным, и я не пожалею, что трачу на тебя время. Впрочем, посмотрим.
— Зра…
Опыт, сын ошибок трудных, учит, что со старушками надо быть вежливым. В этом случае они не ругаются слишком громко, и почти не бросаются клубками шерсти с торчащими из них спицами.
К сожалению, в горле у меня было сухо, как в памперсе, язык превратился в кусочек пенопласта, а двигательные функции организма, в общем и целом, отсутствовали.
— Тебе плохо, — нет, она не сочувствовала. Просто констатировала факт. — После ловчей сети всегда так. Впрочем, ты сам виноват: не надо было убегать от моих мальчиков.
Я счёл благоразумным промолчать.
В нынешней ситуации я ни ухом ни рылом, так что, пускай говорит старушка. Может, выболтает что-нибудь ценное…
— Ещё раз назовёшь меня старушкой, и тебе нечем будет думать, — дружелюбно поведала ст… э… леди преклонного возраста.
Денница прав: надо учиться делать покерфейс.
И фильтровать базар. Даже мысленный. На всякий случай…
Я попытался сесть прямее. Стул был неудобным, с жесткой спинкой. К тому же, меня переодели: джинсовый костюм исчез, а вместо него присутствовали чёрные кожаные штаны, такая же куртка и шелковая рубашка.
Интересно, кто всё это выбирал?.. — я бросил опасливый взгляд на… другой конец стола.
И внезапно похолодел.
Кожаный шмот, старая леди… Не хватает только шамбарьера и красного шарика во рту!
Чёрт, неужели меня хотят превратить в… сексуального раба?
Старая леди рассмеялась. Лицо её покрылось лучиками морщинок, и даже глаза на мгновение потеплели.
— А ты просто копия отца, — заявила она. — Думаешь только о сексе. Каких успехов мог бы добиться Зиновий, если бы ту энергию, с которой он строгал наследников, направлял на более мирные цели. Уж в этом вы — два сапога пара. Бегаете, суетитесь, занимаетесь глупостями, вроде спасения жизней других людей… Лично я думаю так: если у кого-то хватило идиотизма попасть в неприятности — пусть сам и расхлёбывает.
Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, верно?.. — я попытался это сказать, но не вышло. Горло словно перетянули стальным ошейником, и слова не выходили. Я мог только дышать — очень осторожно, и моргать, да и то через раз.
Ну, ещё водить глазами — хотя это давалось с некоторым напряжением… Словно глазные яблоки нанизали на колючую проволоку, и когда я ими шевелю, проволока скрипит и колючки впиваются ещё глубже.
— Тебе необходимо выпить, — заявила дама.
Интересно: и как я это сделаю, если не могу оторвать от подлокотника даже пальца?
Но ко мне уже плыл хрустальный бокал — сам по себе, прямо по воздуху. В нём плескалось что-то тёмное. Пахло оно знакомо и я воспрял духом: драконья кровь!
Рано радуешься, Макс. Откуда ст… арая леди узнала, что для тебя этот напиток не только не является ядом, но даже полезен?
Бокал подплыл к моим губам и наклонился так, что мне ничего не оставалось, как глотнуть.
Ошейник на шее разомкнулся, обжигающе-холодная жидкость побежала по горлу, упала в пустой желудок и мгновенно всосалась в кровь.
По телу разлилось тепло. Онемение проходило, оставляя за собой мерзкое ощущение, будто я отлежал всё тело.
Наконец-то я смог принять сообразную обстоятельствам позу, то есть, сесть прямо, не съезжая то и дело со стула. И… да. Теперь я мог говорить.
— Что вы сделали с моими друзьями? Кто вы? И где, в конце концов, мой василиск?
Старая дама оценивающе прищурилась.
— В первую очередь думает не о себе, а о друзьях… — сказала она вслух. — При этом боится. Но не лебезит. Мальчуган неплохо держится.
Она говорила так, словно её слушал невидимый собеседник.
Я оглядел помещение, или скорее, зал. Высокие лепные потолки, громадный камин — принято говорить, что в таком можно зажарить целого быка. Не знаю, не знаю. Рассадник бруцеллёза — вот что я думаю о горелой сверху, и сырой внутри говядине…
Стены были укутаны таким количеством ковров, драпировок и штор, что казалось, мы находимся внутри мягкой шкатулки. Воздух был соответствующим: пыльным, затхлым, словно его не употребляли несколько веков.
Впрочем, обстановка очень подходила для ст… ну да. Вы поняли.
Тяжелое викторианское платье, расшитое таким количеством драгоценных камней, жемчуга и золотых нитей, что даже на вид казалось тяжелым, как надгробная плита.