О нет, он не пропадёт! У Кета множество кормушек и множество адептов во всех мыслимых и немыслимых вселенных. Пожалуй, только этому миру придётся несладко без своей толики хаоса. Без неё у порядка не будет границ, и порядок уничтожит сам себя навеки. Мир перестанет быть миром, остановится пляска частиц и вращение планет.

— Энтропи-и-ия! — пропел Кет и нахмурился.

Что-то появилось на экране.

— Хер? — спросил Кет и вытянул руку перед собой, чтобы потрогать это, непонятное, похожее на человека. — Тетрадь? Брокколи?

— Почти угадал, пидор, — послышался голос сзади, и прежде чем Кет успел дёрнуться, в затылок ему ударил тяжёлый ботинок.

Сиби вложила в удар всю силу, надеясь вырубить «Илайю». Но череп у монохромной оказался крепким. Она упала на пульт, вылетев из кресла (пристегнуться ей ума не хватило), но тут же ловко вскочила и повернулась.

На миг Сиби смешалась. Ей ещё никогда, за всю её насыщенную событиями жизнь, не приходилось драться с голой девушкой. Которую, к тому же, нельзя было убивать.

— Солидол! — завизжала Илайя, и на руках у неё появились когти. — Анархия!

— Где ты слов таких набралась?!

Но Кет не собирался вступать в дискуссию. Он налетел на Сиби, пытаясь превратить её в мясную нарезку.

Сиби призвала халадие. Только защищаться, не атаковать, нельзя атаковать…

В небольшом пространстве зазвенела сталь. Илайя, выкрикивая случайные слова, будто боевые лозунги, бросалась, как дикий зверь. Ни о какой технике и рациональности не было и речи.

Действовать нужно было быстро. Если она разнесёт пульт и сделает корабль неуправляемым, тогда всё, конец.

Уходя от очередного удара, Сиби резко присела, и костяшки её пальцев коснулись какой-то тряпки. Дальше сработал инстинкт.

Сиби выпустила халадие, схватила тряпку и, резко встав, метнула её в лицо Илайе.

Тряпка оказалась курткой, и она сделала то, что от неё требовалось: закрыла Илайе обзор.

Сиби, призвав на помощь всю свою ловкость, прыгнула вперёд и вверх. Скользнула над головой у Илайи, приземлилась на пол и, развернувшись, схватила её за волосы.

— Сковородка! — завизжала Илайя.

Одной рукой держа «мышку» за «хвост», другой Сиби ударила её в затылок. Потом повалила её на пол, взгромоздилась сверху.

— Калифорния! — визжала Илайя, извиваясь под ней, как угорь. — Небо, кора, дыня, зуб!

Сиби подняла кровоточащий кулак и обрушила его вновь.

— Когда. — Удар. — Я. — Удар. — Говорю. — Удар. — Вырубиться. — Удар. — Это. — Удар. — Значит. — Удар. — Вырубиться! — Удар. — Блядь!

Сиби остановилась, тяжело дыша, глядя на пропитавшуюся кровью копну белых волос.

Тело под ней затихло.

— Блядь, — повторила Сиби. — Воистину, Калифорния…

Она сняла с безвольных рук Илайи когти и прибрала в своё биополе. Потом бросила взгляд на обзорный экран.

— Твою мать!

Сиби сорвалась с места, прыгнула в пустующее кресло и схватилась за сферу. «Последний вздох» изменил траекторию, выполнил изящную петлю и полетел назад, по направлению к «Андромеде».

Ракета пролетела мимо. Сиби, откинувшись на спинку, издала громкий стон.

— Господи, как же тут у тебя жарко!

Она встала и, вытащив из-под Илайи куртку, связала ей руки за спиной. Нашла штаны, связала и ноги.

— Одевать не буду, извини. Может быть, я скоро сдохну, так дай мне хоть перед смертью полюбоваться на что-то приятное, — сказала она Илайе и шлёпнула её пониже спины. — Сучка монохромная, только попробуй не ожить! Если окажется, что я зря наврала друзьям и слила свою жизнь в унитаз, я буду злая, как тысяча бешеных собак.

Илайя молчала. Но, связывая её, Сиби чувствовала слабый пульс.

Когда она вернётся, у неё будет не просто болеть голова. Она будет раскалываться. Но это ничего. Со здешними технологиями подлатать монохромную проблем не составит. Главное, чтобы она вернулась.

Сиби опять плюхнулась в кресло и, подкорректировав курс, активировала рацию.

— Приём! Этот, как там тебя… Айк! Говорит Сиби. Какова там наша позиция?

Невидимые динамики немедленно ожили и жизнерадостным голосом инопланетного чмошника ответили:

— Наша позиция — в жопе, спасибо, что поинтересовалась! Как сама?

Тьма вокруг. Внутри — тоже тьма. Нет ничего, кроме тьмы. Тьма окутывала Илайю, не разрешая двигаться.

Илайя лежала на мягком полу в той самой каморке, куда её бросили… За что? Наверное, за истерику. Иногда у неё случались очень сильные истерики. И эта, похоже, была исключительной, раз тьма связала её по рукам и ногам.

Обычно, очнувшись, Илайя вела себя тихо, но теперь что-то изменилось.

— Выпустите меня! — закричала она. — Выпустите! Меня!!!

Она переместилась во тьме и начала бить ногами в дверь, которая глушила все удары.

— Выпустите! Меня! Я не хочу тут умирать!

Почему-то она была твёрдо уверена, что умрёт, если не выберется в ближайшие секунды. И точно знала, что у неё нет истерики.

Те люди, которые всегда были правы, потому что были нормальными, на этот раз ошиблись. Илайи не должно здесь быть.

Она завизжала изо всех сил, надеясь, что пронзительный высокий звук пройдёт сквозь мягкие стены, и дверь откроется.

Как будто бы голоса из-за двери. Илайя замолчала, прислушиваясь. Правда — голоса. Слов не разобрать, но интонации обычные, спокойные. Люди просто беседуют и, возможно, даже не о ней.

Илайя набрала воздуху в грудь и приготовилась закричать ещё громче, но оборвала свою попытку. Что-то изменилось. Интонации?

Медленно выпуская воздух сквозь приоткрытые губы, Илайя прильнула ухом к двери и закрыла глаза. Она слышала… крики?

С поправкой на звукоизоляцию, там, снаружи, должно было твориться что-то несусветное. Илайя слышала, как обрываются знакомым, слишком знакомым надсадным бульканьем крики. Как будто бы крики — это цветы, и кто-то идёт по поляне, срезает их, один за другим.

— Поздно, — прошептала Илайя.

Она пошевелила кончиком носа, как принюхивающийся мышонок, и решилась.

Плотную ткань смирительной рубашки разорвали лезвия. Илайя заработала плечами и локтями, усугубляя разрыв. Не прошло и десяти секунд, как она оказалась свободной. Замерла перед дверью в темноте, выставив перед собой когти.

Крики стихли. Что бы ни творилось там, снаружи, оно закончилось. Кто-то срезал все цветы и, должно быть, стоит теперь с кровоточащим букетом в руках. Если у него есть руки.

Звук удара, и в двери появилось неровное отверстие, сквозь которое проник луч света. В луче танцевали пылинки.

Илайя согнула колени, приготовившись к броску.

Дверь распахнулась, и нестерпимо яркий свет ударил в лицо. Илайя зашипела, прикрыв глаза одной рукой. Она силилась смотреть, но не видела ничего, кроме света.

«Иди, — звал свет. — Иди ко мне. Ты свободна».

И она шагнула вперёд. Один робкий шажок за другим. Вот позади порог. Нога — босая нога — ступает во что-то тёплое, жидкое.

Илайя опустила взгляд и увидела кровь. Весь пол был залит кровью. И она стояла посреди бойни, как кровавая королева.

«Тебе не нужно больше сидеть взаперти, — пел свет. — Иди ко мне. Ты свободна! Свободна!»

— Свободна, — прошептала Илайя и сделала уверенный шаг вперёд.

Вода вскипела, когда мы зашли в неё — столько магии было вложено в битву с обеих сторон.

Только вот сила Кета была безгранична, а меня питало сердце Лин. Где бы она ни была.

— Я сожру твой мир! — выкрикнула тварь с моим лицом. — Так же, как сожрал миллионы других!

— Да ты одним мной подавишься!

Он ударил, и мне пришлось блокировать атаку топорищем. С лезвия сошла целая лавина энергии и, опалив мне левую щеку, упала в воду, превратила её в пар.

— Скоро твоя сучка сдохнет! — хихикнул Кет, отпрыгнув. — И ты останешься беззащитным.

Я с воплем махнул топором, и в Кета полетел полумесяц моей энергии, энергии Лин. Кет прыгнул, сделав живописное сальто назад, и моя атака тоже ушла в море.