Как мы можем констатировать, философ воспринимает вечность как касательную нуля, представленную промежутком, разделенным двумя событиями. Приводя пространственно-временно́е восприятие к некому «здесь и сейчас», он устраняет идею о будущем, заложенную уже в самой семантике слова «ожидание»: очевидно, что эта попытка отвечает желанию понять реальность во всем ее объеме. Маленькая фраза «Я не верил в существование завтра» с этой точки зрения очень значительна: в самом деле, речь идет о самом существовании мира, и это приводит нас к обсуждению проблемы, занимающей немалое место в творчестве Хармса.

Текст Друскина «Вестники и их разговоры» заканчивается такими словами: «Вестники знают язык камней. Они достигли равновесия с небольшой погрешностью. Они говорят об этом и том»[681].

Эта фраза написана на языке, по меньшей мере загадочном: понятия «некоторое равновесие с небольшой погрешностью» и в особенности «это и то» заслуживают отдельного обсуждения ввиду их исключительной важности в сочинениях двух интересующих нас писателей.

«Это и то» возникают на протяжении всего творчества Друскина, и, в соответствии с периодами его жизни, появляются различные варианты их значений[682]. Здесь кроется причина, по которой мы, в рамках этой работы, можем набросать лишь отдельные элементы, которые позволят объяснить возникновение этих понятий в текстах Хармса[683]. Мы можем подойти к теме «это и то» как к продолжению рассуждения о точках. Действительно, основная идея та же: мир есть сумма частей (точек), каждая из которых «эта» по отношению к другой, являющейся «той» в некоторый момент их встречи. Эти части не связаны, но расположены друг против друга, и между ними мы находим тот же промежуток, о котором мы говорили в связи со временем и который философ называет в «Признаках вечности» «небольшой погрешностью» — термин, к которому мы еще вернемся: «Я вижу два места: это и то. Признаки одного места мне известны. Некоторое усилие связано с ним. Признаки другого известны мне меньше. Я искал места, где был я. Это и то — места, где был я. Между этим и тем также мое место. Может быть, это последнее место, но там ничего нет. В этом есть небольшая погрешность. Это и то не соединены. Они стоят разделенные: это как это и как то»[684].

В этом взгляде, который, разумеется, напоминает взгляды структуралистов, каждая часть (или точка) образует полную систему, входящую в контакт с другими системами, образуя, таким образом, новую систему, и т. д. ...Более того, в концепции Друскина всякая система существует лишь во взаимодействии с другой. Иными словами, что не связано со мной — не существует:

«Всякое собрание точек будет системой. Может быть, это некоторые точки, даже одна или их много, и множество их определяется числом. Нет беспорядочного собрания, т. к. всякое собрание определяется или порядком или близостью. Старой системой я называю ту, которая не имеет ко мне отношения, новой — имеющую. Всякое существование есть некоторая система, но также существованием я называю это или то, что еще не стало системой. Это или то есть начало — то, что имеет ко мне отношение сейчас, когда я обратил на него внимание. Это новая система, в ней не больше одной точки. Всякая предельная точка принадлежит к новой системе. <...> Различие старой и новой системы — небольшая погрешность. Существует только одна система — новая, она содержит всего одну точку»[685].

Итак, мы снова имеем дело с мыслью, которая, на первый взгляд, могла бы показаться парадоксом: все, что уже произошло, и все, что еще не произошло, есть небытие. Как и в рассуждении о времени, Друскин обращает свой интерес к «началу» события, к «сейчас». «Сейчас имеет начало, конец его утерян», — писал он в своем дневнике.[686] Именно встреча этих начал становится самим условием существования. Это означает, что мы вновь касаемся отношения к реальному. Пытаясь все свести к некоторой космической одновременности, Друскин склоняется к более реальному видению мира и существования. Эта последняя идея получит в творчестве Хармса интереснейшее развитие как в его прозаических, так и поэтических текстах.

Несколько лет назад мы опубликовали текст «О времени, о пространстве, о существовании»[687], который явился непосредственным откликом на сочинение Друскина и который можно рассматривать в какой-то мере краеугольным в мысли Хармса. В этих строчках писатель отталкивается от следующей идеи: чтобы существовать, мир должен восприниматься не как единая и однородная масса, но как единство различных частей, одна из которых всегда будет эта, а другая та:

«1. Мир, которого нет, не может быть назван существующим, потому что его нет.

2. Мир, состоящий из чего-то единого, однородного и непрерывного, не может быть назван существующим, потому что в таком мире нет частей, а раз нет частей, то нет и целого.

3. Существующий мир должен быть неоднородным и иметь части.

4. Всякие две части различны, потому что всегда одна часть будет эта, а другая — та»[688].

Идея существования с помощью разделения — фундаментальная у Хармса, выдвинувшего впоследствии тезис, следуя которому всякая вещь существует только в той степени, в какой можно сказать, что она не существует. Именно эта возможность отрицания связывает «это» с «тем». Такую связь писатель называет «препятствием»:

«5. Если существует только это, то не может существовать то, потому что, как мы сказали, существует только это. Но такое это существовать не может, потому что если это существует, то оно должно быть неоднородным и иметь части. А если оно имеет части, то, значит, состоит из этого и того.

6. Если существует это и то, то, значит, существует не то и не это, потому что если бы не то и не это не существовало, то это и то было бы едино, однородно и непрерывно, а следовательно, не существовало бы тоже.

7. Назовем первую часть это, вторую часть — то, а переход от одной к другой назовем не то и не это.

8. Назовем не то и не это "препятствием".

9. Итак: основу существования составляют три элемента: это, препятствие и то»[689].

Понятие «препятствие» почти в точности совпадает с понятием «промежуток» у Друскина. Речь сводится в действительности к «черте раздела», как называет ее Хармс в другом варианте[690], между «этим» и «тем», то есть к нулю, к тому самому нулю, который служит препятствием между отрицательным и положительным рядами чисел[691]. Таким образом, можно выразить «формулу существования», пользуясь терминологией Друскина[692], тем, что, на первый взгляд, опять-таки выглядит парадоксом, а именно: каждая вещь существует только вследствие возможности самоотрицания. Так же как -1 + 1 = 0, существование зиждется на том, что кажется пустым. Отметим, что достаточно отсутствия одного из этих трех элементов, чтобы эта «Троица существования»[693], как в дальнейшем назовет ее Хармс, рухнула:

«20. Три, самих по себе несуществующих основных элемента существования, все три вместе образуют некоторое существование.