Именно Г. Кацману поручили поставить на сцене пьесу Хармса и Введенского «Мая мама вся в часах». Его интервью опубликовано: Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 233—235.

Вот как об этом вспоминает Г. Кацман: «Введенский взялся организовать связь с ИНХУКом. Тут же на пятисотрублевой николаевской ассигнации постановщик написал заявление Малевичу. <...> Заявление было завязано в «старушечий» узелок, позвонили Малевичу и тотчас же отправились к нему» (там же. С. 234). Опираясь на слова Бахтерева, М. Мейлах сообщает: «<...> заявление было написано и оформлено рисунками и коллажами Бахтеревым в виде длинного свитка и в старушечий узелок не завязывалось» (там же. С. 355).

Там же. С. 234.

Там же. Бахтерев приводит еще следующую деталь: «Войдя в здание ИНХУКа, мы (Введенский, Кацман, Хармс и я) разулись и дальше шли босыми, а войдя в кабинет Малевича, встали на колени. Малевич тут же поднялся с места и встал на колени перед нами. Так, коленопреклоненные, мы начали разговор» (Мейлах М. О «Елизавете Бам» Даниила Хармса // Stanford Slavic Studies. 1987. Vol. 1. P. 167).

Знаменательно то, что Бахтерев в своих воспоминаниях почти полвека спустя точно указывает на эту деталь и считает, что «Радикс» явился следствием дуэта Хлебников — Татлин: «Поначалу отправимся на Исаакиевскую площадь. Заходим в ГИНХУК, поднимаемся в Белый зал. Внимание! В 1923 художник Татлин именно здесь необычным зрелищем озадачил петроградских зрителей, поставил "Зангези" — сложное, разноплановое произведение Велимира Хлебникова. Сегодня в Белом зале репетирует Радикс» (Бахтерев И. Когда мы были молодыми. С. 77). Об этом спектакле см.: Татлин В. О «Зангези» // Жизнь искусства. 1923. № 18 и 19. С. 19 и 15; Пунин Н. «Зангези» // Там же. 1923. № 10—12 (в том же номере на с. 8 см. рисунки Н. Лапшина, члена ГИНХУКа, в связи со спектаклем); Silentium <Туфанов А.> К постановке поэмы «Зангези» Велимира Хлебникова // Красный студент. 1923. № 7—8. С. 28—33. Наряду с пьесой все в том же Белом зале была организована выставка, посвященная памяти Хлебникова: «26.06. в годовщину смерти В. Хлебникова в Белом зале Музея открыта выставка памяти В. Хлебникова, на которой собраны материалы, связанные с творчеством и жизнью поэта, как-то: рукописи, печатные произведения, рисунки, — основанием которой послужила прибывшая из Москвы выставка работ П.В. Митурича в других художников, посвященных творчеству Хлебникова» (Отчеты о деятельности музея за 1922—1923 гг. // ЦГАЛИ (СПб.). Ф. 244. Оп. 1. Ед. хр. 19).

Здесь Бахтерев, говоря «ИНХУК», имеет в виду скорее ГИНХУК (как, впрочем, и Кацман ранее). По поводу этого различия см. примеч. 8 к наст. главе.

Отрывок интервью, взятого М. Мейлахом, см.: Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 232. Кацман же ищет другие причины, по которым репетиции были прекращены: «Очередная трудность настигла «Радикс» с началом холодов, поскольку дров в ИНХУКе не было. Более серьезная, однако, трудность, которой преодолеть уже не удалось, возникла, когда работа зашла настолько далеко, что встала проблема поисков материальной базы для реализации спектакля. По поводу возможного его осуществления на государственной основе постановщик говорил с директором учебной части Института истории искусств Адрианом Пиотровским и с заведующим театральным отделом «Красной газеты» Борисом Мазиным. Этот путь был, однако, чересчур долгим — он требовал до полутора лет» (там же. С. 234). Переговоры с театром вне Института также провалились, так как текст Хармса и Введенского не понравился. Но даже при всех этих проблемах есть основания полагать, что «Радикс» потерпел неудачу вследствие идеологических причин. К тому же в этом отрывке речь идет уже не о ГИНХУКе, а о ГИИИ. А. Пиотровский был среди тех, кто яростно выступал против постановки «Ревизора» Терентьевым в 1927 г. (см. главу 4).

Оба института находились на Исаакиевской площади, д. 9. По поводу ГИИИ см. примеч. 50 к наст. главе.

Об этих сведениях см.: Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 241—242. Усилия Хармса, направленные на то, чтобы объединить силы левых в искусстве, были обращены еще и к имажинистам. Хармс хорошо знал С. Полоцкого и И. Афанасьева-Соловьева и должен был вместе с Введенским принять участие в сборнике «Воинствующий Орден имажинистов», который так и не вышел в свет, хотя об этом и было объявлено: Афанасьев-Соловьев И., Полоцкий С., Ричиотти В. (Туротович Л.), Рогинский Л. Ровесники. Имажинисты. Л., 1925. По этому поводу см.: Жаккар Ж.-Ф., Устинов А. Заумник Даниил Хармс: Начало пути // Wiener Slawistischer Almanach. Bd 27. 1991.

См.: Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 241—242. Мейлах М. Предисловие // Там же. Т. 1. С. XVIII. Об УНОВИСе см. примеч. 18 к наст. главе. Бахтерев вспоминает следующий эпизод, о котором мы не знаем точно, относится ли он именно к этим переговорам: «Однажды у нас появилась возможность объединиться с Малевичем. Он пришел на собрание группы и сказал, что его устраивают наши условия, но только пусть с его приходом изменится название. Все с негодованием отнеслись к этому заявлению, и «диктатор» Малевич остался вне наших рядов. А приглашали мы его, чтобы поднять престиж художественной секции ОБЭРИУ» (Бахтерев И. Последний из ОБЭРИУ // Родник. 1987. № 12. С. 54).

Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 236—237. Л. Гинзбург и Н. Степанов являются к тому же авторами воспоминаний об этом периоде жизни Заболоцкого (Заболоцкий конца двадцатых годов; Из воспоминаний о Н. Заболоцком // Воспоминания о Н. Заболоцком. С. 145—156 и 157—178). Режиссерами «Радикса» были С. Цимбал и Г. Кох-Боот (то есть Г. Кацман), и они вместе с Бахтеревым как «художником-оформителем» и двумя чинарями составляли ядро коллектива (см.: Материалы о деятельности Правления института (1926) // ЦГАЛИ (СПб.). Ф. 244. Оп. 1. Ед. хр. 68). Отметим, что С. Цимбал был одним из самых первых, кто напечатал имя Хармса в СССР после его реабилитации (см.: Цимбал С. Евгений Шварц. Л.: Советский писатель, 1961. С. 26—34).

См.: Введенский А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 242. Г. Кацман будет арестован две недели спустя (см. примеч. 18 к главе 4).

АХРР — Ассоциация художников революционной России. Малевич еще в 1924 г. подверг едкой критике эту ассоциацию. Наметились две несовместимые позиции, которые сошлись лицом к лицу в двадцатые годы: «Левые в идее АХРР видят красное передвижничество. <...> Художники АХРР бытописатели и изобретатели события, левые же художники — сами творцы этого быта и участники революционных событий. Творить и самому же описывать творимое — несовместимо» (Малевич К. Художники о АХРР // Жизнь искусства. 1924. № 6. С. 24). С одной стороны те, кто копируют реальность, считая себя реалистами, с другой — те, кто хотят создать эту реальность, уверенные в том, что таким образом они становятся более «реальными».

Серый Г. Монастырь на госснабжении // Ленинградская правда. 1926. 10 июня; упом.: Ковтун Е. Казимир Северинович Малевич // Огонек. 1988. № 33. С. 8; полностью воспроизведено: Авангард, остановленный на бегу (без пагинации). См. также Ковтун Е. О теории прибавочного элемента в живописи // Декоративное искусство. 1988. № 11. С. 33—40; он же. Путь Малевича: Казимир Малевич, 1988—1989. С. 166—168.

Вот как Е. Ковтун излагает эти факты: «На общем собрании сотрудников ГИНХУКа Малевич выразил сожаление о том, что, может быть, не придется продолжать эти собрания, так как завтра благодаря статье Серого в "Ленинградской правде" будет комиссия, которая может положить конец и прекратить всякую культурную деятельность ГИНХУКа, могущую принести много пользы для изучения искусства и выяснения его природы» (Ковтун Е. Казимир Северинович Малевич. С. 2 вкл.). В материалах ГИНХУКа мы действительно читаем: «Правление просит ЛОГ немедленно назначить ревизию Контрольной комиссии и РКК, дабы на основании ревизионных материалов начать судебное дело по привлечению гр. Серого к законной ответственности за клевету» (Материалы о деятельности Правления института (1925—1926) // ЦГАЛИ (СПб.). Ф. 244. Оп. 1. Ед. хр. 50; ЛОГ — Ленинградский отдел Главнауки).

Е. Ковтун пишет, что Малевич и Филонов и в самом деле встречались на выставке «Художники РСФСР за 15 лет» в 1932 г. и что Филонов записал затем в своем дневнике слова Малевича: «Затем он стал жаловаться на свою судьбу и сказал, что просидел три месяца в тюрьме и подвергался допросу. Следователь спрашивал его: "О каком сезаннизме вы говорите? О каком кубизме проповедуете?" Ахрры хотели меня совершенно уничтожить. Они говорили: "Уничтожьте Малевича, и весь формализм пропадет". Да вот не уничтожили. Жив остался. Не так-то легко Малевича истребить» (Ковтун Е. Казимир Северинович Малевич. С. 2 вкл.). Закрытию института предшествовала ликвидация музея 19 мая 1926 г., сопровождавшаяся передачей его владений в Русский музей и Государственный музейный фонд. Эти меры сопровождались сокращением сотрудников (см.: Материалы о деятельности Правления института (1925—1926) // ЦГАЛИ (СПб.). Ф. 244. Оп. 1. Ед. хр. 50). Просьба об увеличении штата сотрудников была впоследствии отклонена Народным Комиссариатом Просвещения, который, очевидно, намеревался контролировать деятельность института: «Наркомпрос категорически воспретил непосредственно подведомственному ему учреждению развертывать работы по предлагаемым расширенным штатам впредь до утверждения этих штатов Совнаркомом РСФСР» (там же). Последний протокол, с которым мы смогли ознакомиться, датирован 2 декабря 1926 г., и в нем говорится о слиянии ГИНХУКа с ГИИИ и о решении послать Малевича в Москву для переговоров: «Ввиду важности поднятого Главнаукой вопроса, для его немедленного выяснения командировать К.С. Малевича в Москву» (Протоколы заседания Правления и Ученого совета ГИНХУКа о предстоящем объединении Института с ГИИИ (2 декабря 1926) // ЦГАЛИ (СПб.). Ф. 244. Оп. 1. Ед. хр. 67). Мы не знаем, что произошло в Москве, но 1 января 1927 г. ГИНХУК вошел в состав Отделения изобразительных искусств Государственного института истории искусств (ГИИИ) распоряжением от 17 декабря 1926 г. Отметим еще, что в сентябре 1926 г. Малевич обратился с просьбой поехать за границу вместе с Н. Суетиным, Б. Эндером и Н. Луниным, и ему было дозволено отправиться в Варшаву, а потом в Берлин: вот каким образом работы ГИНХУКа оказались на Западе. А. Луначарский, который видел выставку в Берлине, воздал должное художнику (хотя ограничивал значение его живописи), и это в тот момент, когда в Советском Союзе полным ходом шла кампания против него: «В своем жанре Малевич добился значительных результатов и большого умения. Я не знаю, будут ли после него писать такие полотна, но я уверен, что его манера, уже примененная, например, покойной Поповой, как декоративный прием, — может иметь в этом отношении богатое будущее» (Луначарский А. Русские художники в Берлине // Огонек. 1927. № 30; упом.: Ковтун Е. Путь Малевича: Казимир Малевич. 1878—1935. С. 170. О ГИИИ см.: Задачи и методы изучения искусств. Пг.: Academia, 1923 (содержит устав института, так же как и материалы о его деятельности до 1923 г. — с. 169—237); Государственный институт истории искусств: 1912—1927. Л.: Academia, 1927. Эта книга содержит все необходимые сведения о структуре, организации и членах института. Кроме того, в ней можно найти список докладов, сделанных с 1919 по 1927 г. Следует также подчеркнуть педагогический характер этого института (Высшие государственные курсы искусствоведения при ГИИИ). Институт находился под влиянием формалистов и в особенности Б. Томашевского, В. Жирмунского и 10. Тынянова, который, кроме другой деятельности, сделал в нем доклад 25 февраля 1923 г. под названием «Проблемы стиховой семантики». Отметим, что литературное отделение выпускало периодическое издание: Поэтика. Временник словесного отдела ГИИИ. № 1—5. Л.: Academia, 1926—1929 (каждый номер 1926 и 1928 гг. содержит отчет о деятельности отделения). В кн. «Государственный институт истории искусств: 1912—1927» речь идет о слиянии ГИНХУКа и Отдела изобразительных искусств ГИИИ (там же. С. 13). В этом отделении, состоявшем из 12 подсекций и комиссий, можно найти основных членов ГИНХУКа, вошедших в Комитет по изучению изобразител

Хармс Д. Собр. произв. Т. 1. С. 39—42. Одна из реплик этого диалогического стихотворения, написанного в «Петербурге», следующая:

Не являются ли слова четырех молодых девушек намеком на события, о которых мы только что вспоминали?

Хармс Д. Дневниковые записи // ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 74. Речь идет о выставке «Художники РСФСР за 15 лет».

Подписано «Хармс-Шардам»; это стихотворение было впервые опубликовано: Malevich. Amsterdam: Stedelijk Museum, 1970. P. 16 (публ. T. Andersen; с фотокопией рукописи); впоследствии часто воспроизводилось: Soviet Union / Union Soviétique. 1978. № 5, pt. 2. P. 296 (публ. И. Левина); The Blue Lagoon: Anthology of Modern Russian Poetry. 2A. Neutonville (Mass.), 1983. P. 83 (публ. К. Кузьминского и Г. Ковалева); Хармс Д. Собр. произв. Т. 4. С. 42; Книжное обозрение. 1988. № 43. С. 10 (публ. В. Глоцера, с ремаркой «Печатается по факсимильно воспроизведенному в иностранной книге, посвященной художнику», без всяких библиографических указаний); Казимир Малевич: 1878—1935. М.: Третьяковская галерея, 1989. С. 42—43.

Тело Малевича было положено в гроб, расписанный в стиле супрематизма Н. Суетиным, и перевозилось по Ленинграду на грузовике, на капоте которого был изображен черный квадрат. А. Иаков предоставил две фотографии из своих архивов, воспроизводящие это событие (см.: Malevitch. Ecrits. P. 144—145). После этой траурной церемонии тело было перевезено в Москву, где состоялись похороны.

Отметим, в частности, что в конце стихотворения снова употребляются притяжательные местоимения. Существует несколько стихотворений-молитв, написанных Хармсом в эти майские дни 1935 г., подчиненных тем же принципам и построенных по той же ритмической системе. Например, он пишет 13 мая:

(Хармс Д. «Господи накорми меня телом Твоим...» // Собр. произв. Т. 4. С. 43). См. также «Молитву перед сном» (1933), упомянутую в заключении к главе 1.