— Прекращай давай трястись, по заднице твоей я отсюда не достану, — строго произнес друг, а у меня отлегло от сердца. Ругается – значит, простил.

У него еще влажные после душа волосы, отросли сильно. Давно не был у парикмахера. Майка с короткими рукавами позволяет рассмотреть натренированные руки. Помню, какими атрофированными стали мышцы друга, пока он лечился и был на реабилитации.

— К тому времени, как ты приедешь, желание меня лупить не пропадет? — сдерживая улыбку. Я знаю, Ванька никогда не поднимет руку на женщину, это против его природы.

— Не пропадет, можешь не надеяться. Забуду, что ты у меня хрустальная ваза, и отхожу по худой заднице, — в привычной для нас манере продолжает отчитывать. — Как ты могла, Лада? — смотрит строгим взглядом. — Ладно, Глебу не сказала. От меня почему скрыла? Не заслужил твоего доверия? Легко было самой справляться? — он знает ответ на последний вопрос, поэтому и напирает.

Между нами расстояние в сотни километров, и смотрим мы друг на друга через экран телефона, а у меня ощущение, что Ванька рядом.

— Я не хотела, чтобы Глеб узнал о моей беременности, о рождении дочери. Даже предположить в то время не могла, как он себя поведет, — делюсь открыто с Ванькой. — Ты бы не смог скрыть от него рождение Вари.

— Заметь, что он узнал. Узнал без моей помощи, — строго произносит Ванька. Мне становится стыдно. Он прав во многом, но мой страх в то время вытеснял голос разума.

— Я до сих пор не призналась Глебу, что Варя его дочь, — теперь я свободно могу говорить с Ванькой и даже обсуждать его брата.

— Он не дурак, Милада. По крайней мере, во всем, что не касается тебя, — добавляет, мотнув головой. — Милада, ты что, сидишь на унитазе и со мной разговариваешь? — смеется Ванька.

— Ой, — в расстроенных чувствах я как-то подзабыла, что приняла звонок по видеосвязи. Направляю камеру на свои ноги, демонстрирую, что сижу на крышке унитаза абсолютно одетая. — Варюшу не хотела будить, поэтому спряталась в уборной. А из-за гипса…

— Милада, прекращай, — прерывает мой поток оправданий. Да, что-то я становлюсь скучной. Загрузилась из-за мелочи. — Когда будешь знакомить меня с племяшкой? — спрашивает Ванька.

— Как только ты приедешь.

Ваня не отвечает, и у меня начинается паника. Неужели рецидив? Ладошки потеют, а сердце учащенно бьется.

— Вань… — сглатываю, не могу больше ни слова вымолвить.

— Лада, все хорошо со мной. Глеб просил пока не путаться у него под ногами, — сдает Ванька брата. Я немного успокаиваюсь. Безумно рада, что мои опасения оказались ложными, но в то же время злюсь на Тихомирова. Не успел появиться, а уже раскомандовался.

— Только не говори, что ты его послушался, Вань. Ты ведь обещал приехать.

Еще несколько дней назад я боялась этого приезда, а теперь желаю его всей душой. Уверена, что Ванька найдет общий язык с Варей. Их давно нужно было познакомить.

— Глеб не обрадуется, — судя по тому, как довольно блестят его глаза, он уже все решил. — У меня билет на послезавтра…

Милада

Почти всю сегодняшнюю ночь не спала, думала над сложившейся ситуацией. Я не чувствую от Тихомирова угрозы, он не станет воевать за дочь. Я не идеализирую его, несмотря на мою зависимую любовь, я всегда трезво оценивала его характер и поступки. Он не отступится, но судиться не станет.

Чуть позже, когда удостоверюсь, что он готов принять Варю мыслями и душой, позволю ему видеться с дочерью. Не стоит забывать, что дети растут. Спустя несколько лет Варя начнет задавать неудобные вопросы, на которые мне придется стараться отвечать максимально честно. Нельзя настраивать ребенка против отца, какие бы глубокие обиды ни нанес мне Глеб, я этого не стану делать. Я сама была ребенком, которого делили родители, обвиняя друг друга. Не хочу пополнить ряды мам, от которых подростки убегают к отцу. Я в свое время убежала от обоих в Москву. Нам необязательно быть вместе, чтобы дочь чувствовала любовь обоих родителей. Нужно выстроить нормальные человеческие отношения. Как бы я себя ни убеждала, но сомнения оставались.

Глеб позвонил ближе к обеду. Я была готова к звонку. Тихомиров не из тех, кто легко отступает, тем более, когда затронуты его личные интересы. То, что он не позвонил с утра – подвиг. Выдержал несколько лишних часов.

Мама с детьми гуляла в саду, что позволило мне спокойно принять вызов.

— Доброе утро, — первым поздоровался Глеб.

— Доброе, — спокойным голосом. В динамике тишина. Вряд ли Глебу нечего сказать, скорее всего, подбирает слова, чтобы не услышать сразу отказ. Мне уже интересно, что он задумал. Я могу так долго молчать, минут двадцать у меня точно есть.

— Как ты? Как Варя? — интересуется Тихомиров.

Ставлю динамик на громкую связь и прыгаю до дивана, на нем лежат детские постиранные вещи. Мама сняла, но не сложила.

— У нас все хорошо, — вновь переключаю динамик, фиксирую трубку между ухом и плечом, чтобы освободить руки.

— Могу вечером заехать вас проведать? — после паузы, во время которой я успела сложить пару вещей.

— Нет, — спокойно отказываю.

Живи мы с Варей отдельно, возможно, мой ответ мог быть другим. Я не готова объясняться с мамой. Она категорично настроена против Глеба. Пока у меня нет веских доводов, которые могли бы до нее донести мою позицию. Я сама еще ни в чем не уверена.

— Не удивила, Ромашова, — одной этой фразой, сказанной таким знакомым голосом с низкими нотками, Глеб толкает меня в прошлое, где мы были счастливы. Где позволяли себе быть открытыми и счастливыми. Где эксперименты в постели доставляли удовольствие и радость. А в конце Тихомиров произносил эту фразу, чтобы пойти на второй заход и начать удивлять меня.

По моей коже бегут мурашки. Одна картина сменяет другую. Отключая все чувства, мысленно прокашливаюсь и ровным тоном выдаю:

— Удивлять, как ты, Глеб, я никогда не умела и вряд ли научусь, — у этой фразы нет двойного дна. Тихомиров понимает, что к нашей интимной жизни эти слова никакого отношения не имеют.

— Никогда не простишь?

— Я простила тебя, Глеб. И отпустила, — не хочу, чтобы он думал, что сумеет меня вернуть.

— Посмотрим. Я позвоню вечером, — прежде чем он успел сбросить звонок, я услышала чьи-то голоса. Не разобрать, говорили мужчины или женщины. Неважно, я ведь не собираюсь ревновать Тихомирова. Только что ведь сказала, что отпустила его. Пора действительно отпустить. Противный голос в голове напоминает, что я не отпустила Глеба за два года разлуки, а теперь он рядом…

Сложив вещи стопочками, забрала Варины и попрыгала наверх.

Весь день я старалась не думать о Глебе. Завтра приедет Ванька, вот куда были устремлены мои мысли. Как же я рада нашей предстоящей встрече! Если бы не гипс, сама бы поехала встречать его в аэропорт. Напевая под нос и убираясь в спальне, я не услышала, как, стукнув пару раз в дверь, в спальню вошла мама с моей малышкой на руках.

— Укладывай ее скорее спать, она уже глазки трет и зевает, — быстро освобождаю Варю из комбинезона, раздеваю и укладываю в кроватку.

— А Борис где? — спрашиваю маму, что-то она не уходит.

— Спит. На улице уснул, пока раздевала, даже не проснулся, — мама явно что-то хочет мне сказать, слишком долго мнется.

— Что-то случилось? — подталкиваю к разговору.

— Нет. То есть папу пригласили на какую-то крутую презентацию сегодня вечером, он просит меня пойти с ним, но мне неудобно оставлять на тебя детей.

— Идите, конечно же, — легко отпускаю, но в голове зреют подозрения: не стоит ли за этим Тихомиров?..

Глеб

Загорается экран телефона, легкая вибрация сообщает о входящем вызове. Отложив в сторону документы, принимаю звонок. Теперь для родных я на связи 24/7. Научен на своих ошибках.

— Вань, я тебя слушаю, — прикладываю трубку к уху, откидываюсь на спинку кресла.