— Хоть что-то нормальное прислал. Мелким понравится, — улыбнулась мама, а я расслабилась.

— Должны понравиться, — как можно более равнодушным тоном.

Я не привыкла делиться с родителями своими чувствами и переживаниями, как бы ни пыталась открыться, прятаться было привычнее и комфортнее. Вряд ли этот барьер когда-нибудь удастся с ними переступить.

— Выкину пока коробки и пленку, а ты иди на кухню.

Как только мама вышла, я схватила конверт и сунула его в карман. Скрывая волнение, я разговаривала с мамой на отвлеченные темы. Они с папой планировали съездить куда-нибудь, отдохнуть всем вместе. Неплохая идея, но с малышами тот еще отдых.

— Как только мне снимут гипс, вы поезжайте, а я останусь с мелкими.

— Нет, Лада. Об этом не может быть и речи. Вас мы не оставим…

Я пыталась ее переубедить, но у мамы слишком свежи воспоминания, что я совсем недавно чуть не погибла.

Убрав со стола, мама принялась мыть посуду, а я чувствовала себя бесполезной. Хорошо хоть с Варей справлялась почти самостоятельно.

— Ты иди полежи, весь день на ногах. Врач ведь предупреждал, чтобы ты не переутомлялась, — мама была права, голова у меня болела постоянно, приходилось пить таблетки.

— Поднимусь наверх, — в доме было тепло, можно не переживать, что Варя во сне раскроется, но я не любила оставлять ее одну. Мне хотелось постоянно быть с ней рядом, я скучала, даже если не видела ее несколько часов.

О записке я не забыла, она все это время прожигала карман. Малышка спала. Стараясь не шуметь, но с гипсом это плохо выходило, доковыляла до кровати. Развернув записку, увидела короткую строчку письма:

«Ты позволишь мне познакомиться с твоими братом и сестрой?»

Глеб

В детстве, когда нам плохо, мы идем к маме, потому что верим: она поймет, пожалеет, обнимет, успокоит. Приходит время, когда к маме идти уже стыдно, со своими проблемами ты лезешь в бутылку или отрываешься с помощью женщин, адреналина. В моем случае не поможет ни один метод. Ломая голову, решаюсь на разговор с богом. Хочу найти его в себе.

Отправился в церковь. Ходил ведь в детстве с бабушкой. Встал в самый укромный угол у небольших икон. Пламя свечей действовало умиротворяюще. Я не любил говорить о Темке, не любил вспоминать, но эта темная пустота всегда ощущалась в душе, она разъедала и разрушала. Я не был глубоко верующим человеком, как и большинство людей на земле, но сейчас искал прощения, потому что сам себя простить не мог.

Не знаю, почему потянуло именно сюда. Не знаю, что мне это даст, но я мысленно просил прощения. Порой казалось, что мне отвечают, хотя я слышал в голове собственный голос: «Оставь немного богу, ты слишком много взвалил на себя…»

После посещения церкви отправился на кладбище. Давно здесь не был. Трагедия с Артемом случилась в Новосибирске. Все дорожки занесены снегом, но я точно знаю, как пройти к его могиле. Не моя фамилия на надгробье, но он навсегда останется моим сыном. Страшно и обидно, что со временем черты его лица стираются из памяти. Забываются какие-то мелочи…

Наверное, нужно вернуться в прошлое, чтобы, не оглядываясь, идти в будущее.

Я не мог жить без Милады, она мне была нужна во всех смыслах этого слова, но я не планировал получить ее эгоистично в свое распоряжение. Для меня не менее важно было сделать ее счастливой. Хочет она детей, значит, они у нас будут, и я приложу дофига усилий, чтобы в этот раз не облажаться.

Сидя на скамейке, я разговаривал с Темой. Сколько раз я просил прощения, но самого себя простить так и не получилось.

— Если в моей новой семье появятся дети, сын, это не значит, что тебя я забыл и перестал любить. Ты навсегда останешься моим первенцем, моим сыном.

Какого-то мгновенного результата я не ждал, его и не было, но стало чуть легче дышать.

— Где ты был? — спросил Кирилл, когда в офисе я появился лишь в обед. Успел заехать в магазин, заказать кое-что и отправить Миладе.

Я дал ей время. Отпустить ведь все равно не смогу. Достаточно изучив эту девочку, я понимал, что в первые дни слишком сильно напирал, вызывал еще большую волну негатива к себе. После того разговора я хапнул столько ее боли, что меня конкретно так приложило. Двое суток не выходил из кабинета, утонув в работе, просил ни с кем меня не связывать.

— Дела были, — прохожу в кабинет, Кирилл заходит следом, прикрывает дверь.

— Я начальник твоей безопасности, Глеб. Как я могу тебя охранять, если ты отсылаешь охрану? Знаешь, скольким людям ты сейчас дорогу переходишь своими проектами?

— Кир, мне нужно было побыть одному, — закрываю тему. Друг недоволен, но спор прекращает.

— Хочешь, я с ней поговорю? Расскажу, что это я той ночью…

— Нет, — резко обрываю. В наши отношения никто не будет лезть и меня отбеливать. Если Милада поверит мне, то пустит в свою жизнь. Я точно знал, что этот путь мне придется проходить самому.

— Не понимаю я тебя. Зациклился на одной девчонке…

— Кирилл, закрыли тему, — когда-то я рассуждал так же. Дальше что-то мне говорить было бессмысленно.

— Игнатов вечером будет ждать нас у себя в ресторане.

— Я помню.

Забудешь тут! Бывший товарищ звонил каждый день, приглашал посидеть и отметить приезд. Вот сомнений не было, ему что-то от меня надо будет.

Когда за Киром закрылась дверь, посмотрел на часы, приблизительно посчитал, что Милада должна уже была получить мое послание. Теперь сидел в напряжении.

Пошлет или нет?

Я готов был к любому развитию. Старался не строить больше планов, потому что с Ладой они плохо срабатывали. Я от души подарил те кресла-качалки. Спонтанно остановился у детского магазина, привлекла витрина. Пообщался с девочками-консультантками. Раньше я любил покупать Темке подарки. Видишь радость в глазах ребенка – и сам становишься счастливее. Забытое чувство…

Телефон не молчал, но весь день я ждал звонка или хотя бы сообщения от Милады. Значит, пока не заслужил ответного шага.

Как же тебя вернуть, если ты не оставляешь ни одного шанса на сближение?..

Глеб

Лучше бы остался на работе или свалил в отель. Меня раздражал вечер, который не успел начаться. Заведение у Игнатова было приличное, но не дотягивало уровнем до столичных заведений. Пора было сменить интерьер, сделать ремонт.

Посидеть в мужской компании, повспоминать прошлое не получилось. И так не хотел идти… На кой ляд нужно было приглашать эскортниц? Кир сидел довольный, будто баба у него в последний раз была в прошлом веке!

— Темненькую тебе оставить? — ухмыляется друг.

Знает мои загоны. За эти два года если и тащил в постель баб, то брюнеток. И чтобы на Миладу похожа была. Имя ее с губ само срывалось, хотя знал – не она подо мной…

— Себе забери вместе с рыжей, — холодно и жестко. Игнатов уже положил взгляд на грудастую блондинку с губами как у надувной утки.

Брюнетка самая яркая. Нужно отдать Игнатову должное, девочки молоденькие, красивые, не затасканные. Свежий еще товар. Но не цепляет, неинтересно. Такими попользовался, выкинул за дверь и забыл.

Читаю интерес в глазах каждой. По щелчку любую могу отсюда забрать, но мне скучно и неинтересно, словно на поминках сижу. Девушки флиртуют, ненавязчиво задают вопросы, улыбаются, восторгаются, шутят и даже разыгрывают смущение. Пытаются понять, на какой крючок цеплять. Молоденькие акулы, которые явно прошли обучение в агентстве. Рассчитывают на длительные отношения с мужчиной, который в состоянии оплатить все их потребности.

— Хотите, я вам город покажу? — обращается ко мне… кажется, Даша. Смущение не доигрывает. Взгляд выдает в ней охотницу. Появляется официант, приносит заказ.

— Дарья, Глеб Новосибирск знает лучше, чем вы, — посмеивается Игнатов. — Он тебе такие места может показать, о которых ты раньше ничего не слышала.

— Покажете? — тут же хватается за возможность сблизиться. Подружки затаили дыхание, ждут моего ответа. Между ними соперничество, которое нельзя не заметить.