– Как ты смотришь на то, чтобы искупаться?

Почему сразу подумала про ванну, которую принимала накануне, представляя в ней уже нас обоих и тотчас заливаясь румянцем стеснения. Несмотря на все, что случилось между нами, пока не успела привыкнуть к этому. Глубоко внутри все еще слабо вибрировали волны пережитого удовольствия, а я по-прежнему смущалась. От его предложений, жарких и жадных взглядов, многообещающих намеков. Своего нового, такого приятного, но такого хрупкого статуса. Да, я вроде бы стала женой в полном смысле этого слова… но не прекратила быть самозванкой. И не могла не бояться разоблачения. Наоборот, теперь этот страх сделался еще сильнее: ведь я уже знала, что могу потерять.

Но Рейтон расценил мое замешательство по-своему. Потянул с кровати измятую простыню, набрасывая ее мне на плечи, подхватил на руки и ступил на низкий подоконник  оплетенного изящной решеткой окна.  И в следующее мгновенье удивил меня еще больше, ударом плеча выбивая раму, которая тут же рухнула вместе с решеткой на раскинувшийся внизу цветник. Стекла зазвенели хрустальными колокольчиками, разлетаясь на тысячи осколков. Согретая его теплыми руками я оказалась в еще одних объятьях: ночного воздуха, приятно остудившего разгоряченные тела.

Не опуская меня на землю, Рейтон куда-то побежал. Через густой, пропахший диковинными цветами сад выскочил к берегу темнеющей реки. Даже не запыхавшись, бросился по отмели, пока не добрался до небольшой тихой заводи, что была отгорожена от всего мира стеной высоких кустов, слегка напоминающих камыши. И я только сейчас поняла, почему он выбрал это место: чтобы никто не увидел нас. Никто не смог помешать.

Вода даже в ночной черноте казалась прозрачной, а каждое движение рождало странное свечение, растекающееся по коже множеством крошечных искринок. Но сияла не только река, свет исходил изнутри, прорывался горячей волной от избытка эмоций и ощущений.

Я пила ласки Рейтона, внезапно сделавшись жадной и такой голодной до них, словно мы не провели в постели весь предыдущий вечер.

Невесомый покров из тонкой простыни был снят нетерпеливыми руками моего мужа, и я почувствовала его ладони на затылке, которыми он притянул меня к себе. Долгие и глубокие поцелуи, язык, вонзающийся в рот, и глаза, черные, как окружающая нас ночь, рассматривающие меня с восхищающей, возбуждающей дерзостью. Даже если бы не могла видеть в темноте, то чувствовала бы его, вбирая в себя рот, шею, могучие плечи, все тело, превратившееся в натянутую струну, от которой было невозможно оторвать напряженные, дрожащие пальцы.

Он потянул меня за собой в воду, и мы снова безумно долго целовались, наслаждаясь красотой спящего вокруг мира, россыпью сияющих звезд над головой, лунной дорожкой на водной глади и тем, как неспешно и сладко скользят руки по телам друг друга.

Отблески лунного света делали черты Рейтона резче, подчеркивали скулы и подбородок, накладывая вокруг глаз таинственные тени и высвечивая серебристые нити, словно искры уснувших звезд, запутавшиеся в его волосах.

Жар, истекавший от рук, невозможно было остудить ничем, и мне хотелось быть еще ближе, хотя между нашими телами не осталось места даже для воды.

Напористая хватка лишилась сдержанности, страсть выплескивалась наружу, сливаясь с окружающей стихией и грозя затопить с головой. Шепот признаний смешался со стонами удовольствий.

Я любовалась. Здесь, на фоне дикой природы, под россыпью звезд в светящихся бриллиантами брызгах воды Рейтон казался воплощением первобытной мужской силы и уверенности. Доминирующий, властный и одновременно нежный до такой степени, что у меня захватывало дух от его ласк.

Время как будто остановилось, ожидая, пока мы насытимся друг другом и позволяя не спешить туда, где нас давно ожидали.

Наверняка вышли все сроки, и мы опоздали везде, куда только можно было. И кажется, именно об этом чуть укоризненно шептал ветер, перебирая ветви растущих у реки деревьев. Но мы не слушали. Все так же целовались и целовались, не в силах насытиться.

Потом я закрыла глаза, поддаваясь очередной ласке, позволила Рейтону запустить пальцы в мои растрепавшиеся волосы. И ветер как будто стал сильнее. Не холоднее, нет, но воздух вокруг ощутимо сдвинулся. Качнул, то ли баюкая, то ли увлекая куда-то. И мужчина тихо рассмеялся, прижимаясь губами к моему виску.

– Мне определенно нравится путешествовать через портал, целуясь с любимой женой.

Я снова открыла глаза – и ахнула, потому что находились мы уже совсем в другом месте. Не на пустынном берегу и даже не в спальне нашего дома. Теперь нас окружали высокие белокаменные стены. На полу был растянут пушистый меховой ковер, приятно щекочущий ноги. А чуть в стороне, под роскошным, расшитым золотыми нитями балдахином, располагалась огромная кровать. Поистине королевских размеров, даже больше той, которую мы оставили недавно.

– Где мы? – шепотом уточнила я у Рейтона, стараясь не выдать беспокойства. Но это оказалось непросто. Я понимала все меньше, а ведь должна была вести себя соответственно его жене. Ничем не выдать, чтобы не потерять все и сразу.

– Не помнишь? – он тепло и понимающе улыбнулся, убирая с моего лба пряди волос. – Это наш фамильный замок в Урасе. Ты была здесь всего однажды, поэтому ничего удивительного. Мы немного отдохнем, а потом займемся делами.

И отвечая на еще один мой незаданный вопрос, добавил:

– Все необходимые вещи слуги уже доставили, не беспокойся. Вообще ни о чем не беспокойся. Я никому не позволю смутить или обидеть тебя.

Он потянул меня к кровати, снова заманивая в свои объятья, и я сама не заметила, как крепко уснула.

Сон смешался с явью, и хотя для отдыха его очевидно было недостаточно, после пробуждения я почувствовала себя обновленной. Кожа еще хранила свежесть ночного купания, а мышцы подрагивали от наслаждения, медовым нектаром растекшегося по телу. Сладко потянулась, потерлась щекой о плечо лежащего рядом Рейтона. Накрывающая нас простыня сбилась, обнажая тело мужчины, и я не смогла удержаться, чтобы не пробежать по нему пальцами, зацепила прядь собственных волос, и ее кончиком, будто кистью, начала писать на его груди. Бросила взгляд из-под прикрытых ресниц, пытаясь различить, угадал ли он слова, которые старалась вывести, вторя голосу собственного сердца.

Идти совершенно никуда не хотелось, но я понимала, что оттягивать этот момент до бесконечности не получится.

– Нам пора? – поднялась следом за мужем, наблюдая, как приобретает сосредоточенность его лицо. Так хотелось бы знать, о чем он думает. Что ждет нас на этой встречи, какие люди и какие обстоятельства. Я не слишком волновалась по поводу мнения окружающих, но хотела ничем из своих поступков или поведения ни разочаровать его. Не стать преткновением и не навредить репутации человека, которого почти по-настоящему начала считать собственным мужем.

В огромном зеркале, принесенном слугами вместе с нарядами, отражалось почти незнакомое лицо: я с трудом узнала себя в разрумянившейся незнакомке с сияющими глазами и распухшими губами. Ароматный бальзам из диких трав таял на коже, стирая следы наших безумств. Видеть их было более чем приятно, но выбранное для церемонии платье оказалось слишком открытым, а я намеревалась выглядеть безупречно для Рейтона. Зеркальная гладь отразила его статную фигуру, дорогой наряд подчеркивал мужественность. Впору было завидовать самой себе.

Я подошла к нему, оборачиваясь спиной и пользуясь последними мгновеньями наедине.

Нарочно отпустила служанку, не позволив ей зашнуровать платье и застегнуть подвеску на груди. Богатая предстоящими событиями ночь вряд ли скоро позволит нам избавиться от посторонних – хотелось еще раз ощутить на себе его руки, впитать присутствие и обнаженной кожей, и тонкой тканью роскошного платья, усеянного россыпью драгоценных камней.

Стоило выйти за пределы комнаты, как мы погрузились совсем в другой мир. Здесь царило смятение. Ночную прохладу вытеснила духота от обилия людей. Бескрайнее пространство над головой сузилось от сокрушительной силы видов, ощущений и запахов. Я смотрела на пляшущие огни в огромных размеров камине главного зала, мелькающие перед глазами фигуры. И принявший нас замок, и земля, на котором он стоял, источали клубы аур древних сражений и войн, боли и гнева, любви и свершений. Они сливались воедино, вибрировали, подбирались так близко, что становились осязаемыми. Казалось, можно протянуть руку и обжечься собственными чувствами, обострившимися до предела.