Мы оба здесь и сейчас сходим с ума.

И я и под дулом пистолета не скажу, что буду потом об этом жалеть.

Никита набрасывается на кожу моей шеи, жалит её своими губами, опускается ниже. Пальцами стягивает с моего плеча лямку майки, сжимает её в кулаке. Сквозь ткать целует грудь...

Я уже не в силах терпеть этот накал ощущений, потому выдыхаю со стоном.

Что заставляет Никиту заглянуть в мои глаза.

Одно безумие встречается с другим.

— Я ещё никогда не... — с трудом выдыхает он.

— Всё хорошо, — киваю я.

— Нет, — качает он головой. — Это неправильно. Прости меня.

Никита поднимается на ноги, вызывая в моих душе и сердце целую бурю протеста, быстро надевает футболку обратно и смотрит на меня:

— Это случится, но не назло тебе или мне. Мы оба... ещё не готовы. Прости.

И он уходит, оставляя мне лишь непонимание и безмолвие равнодушных стен.

Я сажусь, поправляя лямку на плече, и смотрю на закрывшуюся дверь невидящим взглядом.

Что мы только что чуть не натворили?

Чёрт, свихнуться можно.

Но... Зато я кое-что поняла.

Я влюбилась в этого парня по уши. И мне больше не страшно это признать.

— Боже! Почему ты раньше ни одно из них не носила?

Я перевожу взгляд от разложенных на моей кровати разнообразных платьев на Оксану и отвечаю честно:

— Не знала, что они у меня есть.

— Как это? — тут же хмурится подруга. — Ты не сама собиралась?

— Мне помогали, да, — снова смотрю я на платья.

— Что ж, — встряхивается Оксана и подхватывает в руки чёрное короткое платье с бежевой вставкой впереди и кружевным чёрным узором поверх неё, — это платье в самый раз с теми босоножками на высокой танкетке.

— Считаешь?

— Господи, не верю, что ты такая тёмная. Я уверена, Эля, надевай!

— А ты... Окс, ты мне с макияжем поможешь? — скованно спрашиваю я, перехватывая из её рук платье и прижимая его к груди.

— Не могу понять, как ты устраивала вечеринки, даже не представляя, как на них выглядеть...

— Ладно, проехали, — бросаю я, злясь на саму себя.

— Не капризничай. Конечно, я тебе помогу. Не с Таней же мне покорять танцпол.

Я облегченно улыбаюсь и начинаю собирать остальные платья, чтобы убрать их обратно в чемодан.

Сегодня мне как никогда хочется выглядеть хорошо. Для Никиты. Который, между прочим, весь день держался со мной как-то холодно. После вчерашнего, я думала, всё будет иначе, но он словно избегал меня. Потому на предстоящих танцах я хочу признаться ему в том, что поняла вчера. Хочу сказать ему, что готова идти до конца. Рядом с ним. И плевать на весь остальной мир.

Примерно через час я буквально не узнаю себя в зеркале... Даже не знала, что могу быть такой... красивой. И утончённой. И длинноногой...

Поистине, одежда и макияж делают нас другими людьми.

И я не знаю, хорошо это или плохо.

Впрочем, сейчас я довольна всем. Правда, переживаю о том, как оценит мой вид тот, ради кого я старалась.

— Видишь? — обнимает меня со спины Оксана. — Ноги длиннющие — то, что надо!

— Спасибо, — искренне улыбаюсь я, встречаясь с ней глазами в зеркале.

— Всегда пожалуйста, — глухо отвечает она и всматривается в меня странным взглядом. Но недолго: — Теперь жди, когда и я превращусь в такую же красотку!

Я смеюсь и киваю.

На себя Оксана тратит гораздо меньше времени, но качество от этого вовсе не страдает — опыт, как никак. Мы покидаем нашу комнату, держась под руки и пребывая в отличном расположении духа. И я ловлю себя на мысли, что счастлива, что мне в соседки досталась именно эта девчонка.

По дороге встречаем Стаса, который прихорошился ничуть не меньше всякой девчонки. Он оглядывает меня с ног до головы восхищённым взглядом, который ужасно меня смущает, кстати, и выдаёт:

— Как ты умудрялась так долго прятать от нас свои длинные ноги?

— Иди ты, — против воли улыбаюсь я.

— Шикарно выглядишь, Эль.

— Не одна она, если что, — хмыкает Оксана.

— О, а ты, как всегда, на высоте, Оксана. Если не вспоминать утренние зарядки, конечно.

— Не заметил мои шпильки, остряк?

— Боюсь-боюсь! — хохочет Стас.

— А где Никита? — осторожно спрашиваю я, когда мы начинаем спуск по лестнице.

Стас жмёт плечами и, кажется, прячет улыбку, отвечая наиграно равнодушно:

— Сказал, что найдёт нас уже там.

— Так он ещё в комнате?

— Нет, он ушёл раньше. Какие-то дела с директором.

— О, Игорь Олегович... Мечтаю с ним потанцевать! — замечает Оксана. — Как думаете, он согласится?

— Всё возможно, — хмыкаю я.

— Сладкое чувство предвкушения... Тоже предвкушаешь танец с Никитой?

— А как иначе?

Мы смеёмся, и уже вскоре находим торжественный зал, в котором в прошлую субботу мы смотрели кино. Сейчас здесь всё иначе. Полумрак помещения разбавляют пляшущие световые огни; громко играет современная музыка; ребята, все как один нарядные, снуют туда-сюда или стоят группками у столов с угощениями и напитками. В воздухе буквально пахнет праздником, великолепием и беззаботной жизнью.

Что странно — несмотря на то, что я впервые так выгляжу и впервые на подобном мероприятии, я совсем не чувствую себя... чужой.

Я рада, что со мной друзья, рада находиться здесь именно с ними. А совсем счастлива буду, когда увижу Никиту и расскажу ему о своих настоящих чувствах.

Вот только где же он?..

И тут совсем, как в кино, народ расступается, и моим глазам предстаёт пианино и мой парень за ним...

Музыка смолкает, а у инструмента появляется Жевнов собственной персоной с микрофоном в руках. Но я смотрю исключительно на Никиту. Он улыбается мне. Лукаво и загадочно. Тяну Оксану со Стасом ближе. Если Никита собирается играть, то я хочу быть в первых рядах!

— О, Игорь... Олегович выглядит потрясающе, да? — шепчет мне на ухо Оксана.

Я киваю, сосредотачивая внимание на словах директора:

— Мы покорили экватор, мои маленькие преступники! С чем я вас и нас и поздравляю. Впереди предстоит ещё много работы, но столько же осталось позади. Спасибо тем, кто старается, кто стремится стать лучше, чем он был вчера. И спасибо тем, кто не старается — это держит нас-взрослых в тонусе.

По залу проходит волна смеха, а директор, улыбнувшись, продолжает:

— Итак, многие из вас — талантливые люди. И мне по-настоящему радостно, когда вы тратите свою энергию на творчество, а не на пакости. Отличный этому пример — Никита, который выразил желание сыграть нам сегодня на пианино. Прошу, Никита.

Я затаиваю дыхание, не в силах отвести глаз от Никиты. Он... Такой классный в обычных на вид джинсах и рубашке с закатанными рукавами. Ему до невозможности идёт пианино! Словно он родился за этим инструментом.

Потрясающий.

И мой.

О... эта мысль сводит с ума, ускоряет стук сердца и приятно будоражит кровь.

Песню я узнаю с первых аккордов и, кажется, не красиво открываю рот от удивления и восхищения.

Shallow*.

А затем Никита начинает петь, не отрывая своих невероятных глаз от моих. И то, что он поёт... Про меня. Про него. Это про нас...

"Скажи мне кое-что,

Нашла ты в этом мире счастье своё?

Иль нужно что-то ещё?

Нечто другое, что ты ищешь давно?

Я тону,

Все хорошо, а перемен вновь хочу волну,

А в дурные дни,

Себя боюсь, но свет твой греет в груди.

Скажи в ответ мне всё,

С той пустотой внутри ты делаешь что?

Откройся, ведь тяжело

Тянуть свой крест самоотверженно?

Я тону,

Все хорошо, а перемен вновь хочу волну,

А в дурные дни,

Себя боюсь, но свет твой греет в груди.

Мы глубоко и все глубже ныряем,