— Пожалуйста… — в ее голосе была настоящая мольба. Он и подумать не мог, что женщина будет его умолять от удовольствия. — Властелин… Вылижи меня.
О, не зря Дари получил этот титул. Теперь он знал, что все, что он пережил, все царства и племена, что завоевал, он завоевывал ради сегодняшнего дня. Чтобы ее голос произнес это «Властелин» вместе с развратнейшей просьбой.
Умоляющий голос нитарийки действовал на Дари как самое конское возбуждающее средство. Его продирало бешеным желанием, и ничего так не хотелось, как опуститься наконец перед ней, развести ноги и увидеть с удовольствием удивление на ее лице.
Не ожидала, что самый могущественный повелитель земель в мире откликнется на твою просьбу? Что ж…
В свете свечей ее лепестки переливались росой. Совершенно идеальные и красивые божественно, словно кто-то создал Эйну специально для Дари.
Для его губ, его рук, его мужского орудия.
Дари медленно развел пальцами эти лепестки и накрыл их сухими горячими губами. Шелк кожи ласкал его, нежный, трепетный и пахнущий чем-то пряным. На вкус она была сладкой, и Властелин размазал каплю ее сока по небу.
Он жадно всосал в себя нежнейшую плоть, чувствуя, как выливается на язык еще больше сока и набухает узелок завязи под его языком.
Эйна задрожала под его руками. Она попыталась свести бедра, но испугалась. Ничего, он доведет ее до такого состояния, что она забудет о своих страхах.
Дари провел языком по нежной плоти еще раз и почувствовал, как кружится голова от ее аромата, который хотелось непрерывно вбирать всем своим существом.
Под его ласками Эйна дрожала все сильнее, и Дари понял наконец, что с ней это впервые. Он не был уверен, что делает все правильно, потому что первый раз в жизни пожалел, что не тренировался в этой ласке. Но пока ей было хорошо, он был спокоен.
Его язык прошелся ниже от завязи бутона, и Эйна ахнула и заскребла пальчиками по простыням, сжала их в кулаке.
Дари хотел, чтобы она стонала, кричала, изнемогала от удовольствия, чтобы его язык был для нее лучшей милостью, чтобы она сжимала бедра, не давая ему ускользнуть. Чтобы кончила и забилась в диком оргазме как там, на площади, подстегнутая страшным зрелищем. Он хотел, чтобы она билась в судорогах в его руках.
Он пил ее соки, глотал их, помогая себе языком, и чем больше он пил, тем больше их выливалось из его маленькой нитарийки. В его голове шумела кровь, похоть выкручивала его яйца, казалось, что его орудие сейчас взорвется от перенапряжения. Он никогда не испытывал такого сильного возбуждения в своей жизни.
Но он не собирался пока спешить. Ему понравилось ласкать ее неспешно и нежно, не врываться и нанизывать на свой ствол, а нежно ласкать губами, языком обводить узелочек, набухающий от его ласк, проникать внутрь, всасывать нежные лепестки по одному. Это удовольствие оказалось совершенно неожиданным и непривычным, но оно было Дари по вкусу, а он не любил отказываться от удовольствий.
— Тебе нравятся мои ласки? — Спросил он, с трудом оторвавшись от самого сладостного десерта в своей жизни. Нитарийка жмурила глаза, тяжело дышала с раскрытым ртом и дрожала как одержимая. Она вновь возвращалась в то состояние, которого он достиг на площади, а Дари уже пошел дальше. Он был без ума от того, как она выглядела, от ее удовольствия. Только для него. Он поймал редкую невинную и чистую нитарийку и теперь собирался развратить ее так, как никто другой.
— Да… Очень… — простонала она. На ее бледных щеках выступил румянец, пальцы комкали простыни. Ее стон пронзил Дари вспышкой ослепительного желания и он склонился к ее влажным лепесткам, чтобы ласкать ее дальше. Гладить пальцами, чтобы она выгибала спину, дразнить кончиком языка, накрывать горячим ртом.
Он хотел еще и еще, а она…
— Дари… — простонала Эйна. — Я больше не могу…
Он сначала даже не понял, чего она хочет, потому что наслаждался ее вкусом и запахом, но поднял голову и увидел, что ее пальцы ласкают ее грудь, непроизвольно, словно природа ей подсказала, как и что надо делать.
Она была на грани, на самой грани, и он подался вперед, впиваясь ртом в ее рот, растрепывая ее волосы. Ее губы были невероятно вкусными, но не вкуснее ее лона.
Она обняла его, прижимаясь сильнее и явно желая… Желая его внутри!
Он не выдержал. Сладость сладостью, а это было выше его сил. Дари накрыл Эйну своим телом, резко развел ее колени, срывая все пломбы, которыми запечатывал свое желание, прикусил ее язык и резко пронзил ее своим стволом. Сразу на всю длину. Он вошел целиком, мягко, как по маслу, потому что текла она совершенно невообразимо. Эйна вскрикнула, впилась пальцами в его плечи.
Дари старался быть нежным, даже остановился, чтобы дать ей привыкнуть к своей длине. Это было даже больно для него, сдерживаться не было никаких сил. Но нитарийка вновь удивила его. Вытащив ноги из-под полы платья, она закинула их ему на пояс и подтянулась, вынуждая его двинуться до конца, войти в нее.
Он хотел бы трахать ее как дикий зверь… а она хотела того же.
Он целовал ее, кусал губы, засасывал соски, а она откликалась и дрожала, дрожала, дрожала… а потом распахнула глаза и взглянула на него вдруг ясно и трезво.
И сказала:
— Трахни меня.
Дари сорвало. Как бешеного. Он зарычал, вторгаясь в ее лоно, вбивая себя внутрь. Он сжал кулаки, упираясь ими в простыни и принялся вдалбливаться в нее сразу в бешеном темпе толчков, которые отдавались во всем его теле взрывами. В глазах темнело, простреливало каждую мышцу, теснота ее внутренностей сводила с ума и Дари рычал под стоны и вскрики своей нитарийки, которая вдруг стиснула его орудие своими внутренностями и закричала во весь голос, на всю спальню, безумно, как та провинившаяся дева на плахе.
И он не выдержал тоже, толкнулся внутрь и взорвался.
Семя выплескивалось из него густыми струями, он наполнял свою Эйну до конца, до краев огненной лавой, все тело выкручивало и расслабляло и наоборот, когда он накачивал ее до упора собой.
Дари выдохнул все самые страшные ругательства, что выучил в пустыне.
Потому что ТАК хорошо ему никогда не было. Немудреный вроде бы ритуал плоти, но Эйна сделала его каким-то сумасшедшим колдовством.
Узкая, горячая, хлюпающая внутри.
Он бы с удовольствием остался в ней на всю ночь, но он знал, что он еще немного передохнет — и вся оставшаяся ночь подарит им двоим еще немало развлечений.
Маленькая нитарийка
Дари перенес меня на руках в бассейн и опустил на ступеньки, а сам сел напротив, глядя сияющими черными глазами. Он очень изменился. Он выглядел не как грозный повелитель всех земель вокруг и суровый жестокий воин. Он выглядел совсем молодо, как мальчишка, наконец получивший давно желаемую игрушку.
И кажется игрушке придется нелегко в эту ночь. Я была готова. После того, что он сделал со мной, я была готова.
Я льнула к его телу, горячему и сильному, ища у него защиты, и Дари давал мне эту защиту, хотя я совсем такого не ожидала. Крепкие руки держали меня, опуская в воду.
— Малышка моя… — сильные пальцы гладили по круди.
Так неожиданно было слушать из уст сурового воина, который без дрожи смотрит в глаза смерти это нежное «малышка». Словно его губы были не приспособлены для произнесения таких звуков, но он все равно произносил, ломая свою природу. Побеждая всех и себя тоже.
Я должна была не доверять ему, но не могла. Я видела, как он менялся. Как терпеливо и нежно ждал меня. Все было совсем не похоже на нашу первую ночь вместе.
— Что?.. — Я слабо улыбнулась, протягивая ему руки. Дари качнулся ко мне, обнял, вжимая голову в свою грудь. Он был немного напряжен, словно не испытал только что наслаждение. Теплый. Горячий. И снова возбужденный. Сколько же энергии в этом мужчине!
Я запрокинула лицо, глядя в его глаза. Теперь они не казались такими непроницаемо черными. В них было непривычное тепло.