И что самое странное — я тоже хочу его касаться. Вести губами по шее вниз, вниз…

Дари произнес что-то длинное и хриплое, раскатистое, на чужом языке. Выругался рычаще. Но я поняла, что это для меня не плохо, а наоборот. Я достала его, достала до нутра.

Пока он так рычит — я в безопасности.

— Тебе нравится так? — Спрашивает Дари уже так громко, что я вижу, как косится на нас один из охранников. Мое лицо закрыто, он никогда не узнает меня, но я неудержимо краснею, понимая, что он догадывается, что тут происходит. Лишь мой судорожный выдох остается ответом Дари, и он этим удовлетворен.

Пальцы еще немного продвигаются внутрь, и я забываю дышать. Застываю, замираю на месте, чувствуя, как пульсирует что-то внутри.

— Нет, — говорит Властелин. — Я сделаю кое-что получше…

И его длинные пальцы покидают меня, но я чувствую, как влага, не замкнутая больше внутри, пачкает внутреннюю сторону бедер. Дари вынимает руку из-под платья и нюхает свои пальцы, а потом лижет их.

— Ты вкусная, — говорит он тихо и рокочуще, и я краснею неудержимо.

Он пересаживает меня поудобнее, а потом… откидывает покрывало, но так, что мое лицо и декольте видит только он. Его черные глаза пылают так, что я не могу смотреть на него, но его губы сухи и горячи, когда он касается ими моей шеи, ведет вниз и останавливается на груди.

— Все смотрят, — напоминаю я.

— Если ты захочешь, я их всех казню, — говорит Дари, и что-то сладко екает глубоко у меня в сердце. Неужели это… я? Вот такая, согласная с его жестокостью?

— Господин… — говорит полушепотом кто-то, подошедший к нему, и он быстро закрывает меня покрывалом. — Вы не желаете помиловать Лирину?

— Нет.

Голос Дари на редкость жесток. А потом его рука ныряет мне под юбку, в уже остывшую глубину, палец ложится на влажный узелок, от которого дергает острым чувством, и он произвносит очень ровным голосом:

— Ну что, Эйна, готова увидеть смерть твоей обидчицы? Смотри!

И его рука обхватывает мою шею, заставляя повернуть голову к помосту, куда приводят одетую в белое Лирину. Ее бедра соблазнительно покачиваются, пока она поднимается по ступеням, а грудь выпирает, даже когда ее руки закидывают вверх, чтобы заковать в кандалы на столбе. На лице ее легкая вуаль, и сначала палач срывает ее, вырывая возглас удивления из сотен глоток зрителей. А потом он достает кинжал и одним движением раскраивает ее платье на спине.

— Если ты захочешь, ее будут бить по лицу, — хрипло шепчет мне Дари. — А нет — будем смотреть, как ее грызет кнут. Пока она не умрет.

— Мне обязательно смотреть? — Спрашиваю я дрожащим голосом.

— Да, моя малышка. Обязательно.

И по его тону я понимаю, что спорить бесполезно.

Лирина вертит головой и ее глаза находят Дари. И расширяются от ужаса. Потому что она видит меня на его коленях и понимает, что ее место уже занято и умолять бесполезно. Палач потягивается, отходит в сторонку и берет из рук помощника длинный кнут.

Отходит, примеряется…

В тот момент, когда кнут свистит первый раз, раздается удар и вскрик Лирины, пальцы Дари нападают на меня. Одни мягко массируют чувствительный бутон между моих ног. Другие поглаживают вход внутрь, от чего из меня начинает течь сильнее. Зато вторая рука Дари на моей шее заставляет меня смотреть в сторону помоста.

Зато я могу зажмурить глаза.

Но следующий удар я все равно слышу. Жуткий свист, влажный чмок и отчаянный вскрик Лирины.

И чувствую горячее дыхание Дари на своей шее, ощущаю, как его пальцы ускоряются, обводя узелок по кругу, а у меня под бедром отчетливо твердеет его орудие.

Все это без зрения и без того слишком яркое впечатление. Поэтому я открываю глаза и смотрю, как палач разворачивает Лирину так, чтобы она не могла смотреть на нас, зато ее спина с двумя алыми полосами от кнута видна нам гораздо лучше. Кожа рассечена, сочится кровь, но Дари это как будто возбуждает только сильнее.

Он глубоко дышит, пока его пальцы играют с моим бутоном наслаждения и волны горячего удовольствия против моей воли начинают подниматься откуда-то из живота и растекаться по всему телу. Неумолимого. Дари определенно знает, что делает. И я чувствую ужас от третьего удара, от которого Лирина заходится безумным криком и наслаждение от настойчивых пальцев одновременно.

Дари отводит в сторону покрывало и следующий удар сопровождается еще и легким укусом моей мочки уха. Что-то внутри напрягается и ухает вниз, когда я ощущаю эту легкую боль.

Боль, которой удостоена Лирина не такая легкая. Палач делает паузу, и Дари лишь слегка облегчает свои ласки, кружа и потирая меня между ног. Влага сочится так сильно, что я слышу хлюпанье, которое издают его пальцы, потихоньку проникая внутрь меня.

Сухие губы Дари ласкают мою шею, но когда палач снова замахивается, они опять обхватывают мочку и снова удар-укус-вскрик-волна наслаждения наслаиваются друг на друга. И будь я проклята, но следующего удара кнута я жду с нетерпением, изнывая под слишком неторопливыми касаниями пальцев. Слишком.

Еще удар! Лирина рыдает без остановки, я стискиваю зубы, потому что хочу еще, а Дари хрипло шепчет:

— Быстрее?

— Да, — выдыхаю я, — Пожалуйста, да!

Он делает знак палачу, и даже если бы я хоетла возразить я уже не могу. Потому что теперь палач кладет один удар за другим на спину Лирины, превращая ее в кровавые лохмотья, и одновременно дари терзает меня быстрыми резкими движениями, поцелуями, укусами, а я цепляюсь за его шею и наблюдаю за тем, какая неумолимая волна уносит меня все дальше и дальше.

Мой внезапный вопль сливается с истошными криком Лирины, пульсацией внутри и резким движением пальцев Дари, которые он вгоняет в мое нутро.

Он не кусает меня, он просто рычит мне на ухо, как дикий зверь:

— Моя! Ты моя, нитарийка! Запомни!

Наслаждение, равного которому я еще не знала, охватывает мое тело с головы до ног. Он проходит по нему судорогами, я невидящим взглядом смотрю на потерявшую сознание от боли Лирину, но больше не могу издать ни звука, пока не успокаивается бешеная дрожь.

И тогда Дари поднимает руку, и палач отступает.

— Помилована, — коротко говорит Властелин, и голос его хрипл. — Если выживет.

Со спины Лирины алая кровь без остановки льется на помост. Ее тело обмякло и покачивается на цепях так, словно она уже мертва. Но палач трогает ее шею рукой и кивает. Жива. Все-таки еще жива. Не уверена, что надолго, но мой оргазм остановил экзекуцию. Если б я знала.

Дари встает с кресла, не выпуская меня из рук. Он поддерживает меня ладонью под голые бедра, а другой рукой обнимает за плечи и просто разворачивается и уходит в замок.

Толпа провожает нас безмолвно. Все замолчали, когда он встал.

Я знаю, что будет дальше. А они даже не догадываются.

Повелитель Черной Пустыни несет меня в спальню…

А я боюсь…

Дари сошел с ума. Он и раньше понимал, что нитарийка запала ему в сердце гораздо сильнее, чем любая наложница, но сейчас он чувствовал, что просто обезумел от нее. От ее запаха, ее голоса, того, как она ласкает его губами, как сжимается вокруг него.

Он не ожидал того, что случилось.

Он думал, она будет сопротивляться или притворяться. Ведь наказание кнутом было одним из самых жестоких, некоторые падали в обморок даже просто глядя на это.

Но Эйна откликнулась на его жестокую страсть так, как он и думать не смел. Он нес ее в своих руках, чувствуя неудобство между ног, где к животу прижимался напряженный ствол и все, о чем он мог думать — что он хочет воткнуть его в кого-нибудь. Оттрахать, отыметь, отдолбить женщину. Много и долго. Пока яйца не зазвенят от пустоты.

Нет, не просто женщину. Именно эту нитарийку, что жмется сейчас к нему в его руках и пахнет похотью.

Дари распирало от желания сделать с ней много самых непристойных вещей. Теперь, когда она разгоряченная и размякшая в его руках, когда ее запах струится и забирается ему в ноздри, когда в нее хочется погрузиться целиком. Игры закончились, она теперь полностью его. Настало время сделать ее своей. Он оголодал, и он намеренно не брал себе других женщин, чтобы оголодать настолько.