Кольцо упало в сомкнутые ладони с обломанными ногтями.

Эк он ее…

Впрочем, неважно.

— Повелитель… позовет меня еще? — Столько мольбы в этом голосе.

— Нет.

Дари не любил врать, даже когда это требовалось для суровых интриг.

Он был воином, а не политиком. И он никогда не врал себе.

Неудовлетворение даже после такого жесткого соития подсказало ему — дело не в теле. Не в дырке. Не в готовой на все плоти.

Кажется, дело серьезнее, если едва почувствовав последнее пульсирование в органе, он сразу же подумал о том, как там нитарийка.

Шлепанье босых ступней и вожделенная тишина.

Дари вновь закрыл глаза, откидываясь на бортик и позволяя воде ласкать свое мускулистое тело. Женщинам он позволял это редко. Он брал их, а не нежничал. Разве что изредка он приказывал им сделать что-нибудь особое. Но и тогда область его интересов ограничивалась половыми органами.

Сам же любил только шлепать мягкую плоть и вытягивать крупные соски.

Другое дело, что сейчас тяжелые тягучие волны воды с молоком, плескавшиеся у его живота, навевали мысли об Эйне. Словно это ее ладони скользят по железному прессу Повелителя Черной Пустыни. Словно ее мягкое тело обвивается вокруг его тела.

Дари не был глупцом и отлично понимал, к чему все идет. Но пока еще надеялся, что ему удастся сбросить этот морок, когда он позволит себе насытиться этой странной чужестранкой.

Целый день я провела в одиночестве в комнате, куда лишь изредка приносили еду. Но никто со мной не разговаривал, словно опасались или видели меня заразной. Но мне было не до них. Низ живота побаливал, страх заставлял тело сжиматься, а каково было мое раскаяние, что я сбежала из дома…

Кто знал, к чему это приведет. Как же теперь меня найдут представители Нитари в этом гареме? Я не знала. Но была уверена, что что-нибудь придумаю. Находясь в этом заблуждении до самого следующего утра, я не заметила суету, которая поднялась в гареме.

Все бегали туда-сюда, таскали какие-то сундуки, заворачивались в тяжелые плащи. Это было видно даже в те краткие мгновения когда дверь комнаты была открыта.

А с утра в комнату вошли две молчаливые женщины в годах, одетые в черное и поджав губы начали собирать в еще один сундук все, что там было. У меня не было совсем ничего, но мне принесли плотное красное платье, расшитое золотом и туфли на твердой подошве.

Я переоделась, с удивлением отмечая, что чувствую себя намного лучше. Должно быть, помогли отвары, которыми меня поили перед сном.

— Идем, — сказала мне одна из старух и тут я наконец решилась спросить:

— Что происходит? Куда?

— Повелитель отбывает, — ответила она, поджав губы.

— Куда? — Испугалась я.

— Домой, в свой замок в сердце Черной Пустыни.

— И я туда же?

На меня посмотрели как на дуру.

— Он тебя купил.

— Пошевеливайся, — подтолкнула меня в спину другая старуха.

Я едва шевеля ногами пошла туда, куда шли и все. Слуги, шныряя взглядами по женщинам, вытаскивали сундуки, женщины заворачивались в полупрозрачные шали и семенили к выходу, старухи с острыми взглядами приглядывали за всеми.

Меня грубо дернули за рукав и всунули в руки покрывало.

— Прикрой голову, — потребовала одна из старух. — Никто не должен пялиться на имущество Повелителя.

Я повертела тряпку в руках, не представляя, как с ней обращаться, но ее тут же выдернули и грубо, почти насильно, навертели мне ее на голову так, что осталась только щель для глаз. Все остальное было скрыто.

— Не вздумай бежать, — предупредили меня. — Повелитель не любит беглянок.

Я хотела спросить, что мне будет за попытку побега, но тут мимо, семеня, прошли три мои обидчицы. Они были одеты во все черное, включая покрывала, но я их узнала.

Потому что передвигались они как люди, страдающие от боли.

Я знала, что вчера их выпороли. Крики разносились на весь гарем и мне было страшно. Лучше не спрашивать. Не хочу знать, что рискую тем же.

Мы все шли по длинному узкому и темному коридору, гуськом, одни за другими, и даже если бы я хотела сбежать, как бы я это сделала? Ни одного поворота, никого лишнего. Так и дошли до широкого двора, где стояли высокие тонконогие лошади и запряженные в повозки странные животные с расширяющимися книзу ногами и надменными мордами.

На лошадях сидели мужчины, а женщин провожали в закрытые повозки с узкими окошками забранными решетками.

Наверное, это был последний шанс сбежать, но я знала здесь только стражников и доктора. Не лучшая компания. Дари хотя бы моется.

Меня усадили в повозку в компании трех женщин в черном и вся вереница потянулась к выезду в город.

Город, где был расположен аукцион, я еще ни разу не видела. Но и через решетку было сложно его разглядеть. Впрочем, могучие строения в несколько этажей, фонтаны и зелень, непривычная для пустыни, меня интересовали мало.  Я жадно вглядывалась в лица людей, разные — алые лица жителей Аргуна, смуглые — пустыни, зеленовато-бледные — срединноземельников и все искала светлые волосы и голубые глаза нитарийцев, хотя если подумать, что бы я сделала? Закричала, умоляя освободить меня? Но на бедрах у мужчин, что ехали рядом с повозкой красовались сабли и плети и сомнительно, чтобы кто-нибудь рискнул своим здоровьем ради моей свободы.

А потом они узнали бы что я принадлежу Властелину Черной Пустыни.

И все.

Только в тот момент, когда мы выехали из города и за окном начала стелиться красноватая пустыня, я поняла, что возможно больше никогда не увижу родную страну.

Ведь никто не знает, где находится замок Властелина Черной Пустыни.

Я всегда думала, что Нитари — страна не лучше и не хуже других. В академии рассказывали, что она развивается быстрыми темпами, что ученые изобрели огнестрельное оружие, хорошие лекарства и прочные ткани, тогда как в остальных странах дикари до сих пор сражаются мечами, лечатся зельями и носят шкуры зверей. Звучало это странновато, потому и не верилось.

Тем более, что туристы из Омови, Кадея и Исляндии, иногда встречавшиеся в столице, выглядели вполне цивилизованными людьми, хорошо одетыми и знающими нитарийский. Они не бросались на прохожих с кинжалами, уважали женщин и даже на высокие дома, которые в последнее время строили в городе, не глазели.

Девчонки из академии иногда даже встречались с ними и потом томно закатывали глаза. Мол, конечно, те в постельных утехах не так искусны, как местные мальчики, зато добирают размерами и горячностью. Когда охватывает такая страсть, уже неважно, что красавец из Кадея совершенно не умеет пользоваться языком. И без его языка бывает хорошо.

Я, если честно, не особенно интересовалась такими разговорами. Мама говорила, что я чуть-чуть отстаю в развитии и непременно догоню, когда мне исполнится двадцать и больше. Она сама оставалась невинной аж до двадцати пяти, пока не встретила моего отца. И уж тогда-то оценила все знания, которые ей вкладывали в голову старшие сестры.

Они с отцом и правда были не разлей вода, постоянно тискались и целовались как подростки, и я все свои юные годы закатывала глаза и фыркала с отвращением, когда заставала их при страстном поцелуе.

Отец только радовался. Ему очень нравились новые веяния в политике Нитари — не выдавать женщин замуж, а разрешить им владеть имуществом и жить самим по себе. Он и представить себе не мог, что меня, его принцессу, коснется какой-то мужлан. Тайком он подбадривал меня и одобрил, когда вместо курса семейной жизни, где учили ублажать мужчин, я взяла верховую езду, фехтование и танцы.

Он утверждал, что когда я влюблюсь, природа подскажет мне, что делать. Нечему тут учиться. Потому-то Дари и удивился, встретив меня. Бедный, бедный Дари, попадись ему хоть одна из моих подруг, он остался бы доволен ночью с ней.

Но я всегда была не такой, как все. Всегда.