Родители меня любили, хоть и была я чрезвычайно непослушной. Никогда не возвращалась домой вовремя, дружила с теми, с кем родители не одобряли и соглашалась на все авантюры, на которые только могла. Я даже впервые поцеловалась только назло родителям, когда они начали нудеть, что мне нужно быть осторожнее с мальчиками.

Его звали Матир. Это был синеглазый кудрявый мальчишка, очень красивый и как я потом узнала, страшный бабник. Он поставил себе целью перецеловать всех девчонок в академии. Но тогда я этого еще не знала. Меня подвело то, что я никогда не интересовалась сплетнями и кто с кем кувыркается на сеновале академии. Говорят, там даже выстраивалась очередь, ибо в комнатах было слишком хорошо все слышно и попадало от преподавателей.

Но целоваться можно было где угодно и как оказалось я только чудом нигде не застала Матира с моими подругами. Кажется, он даже поспорил, что последняя девственница академии, как меня называли, падет в его объятия.

Ради своей победы он даже стал кататься верхом, хотя, аристократ, он умел это с детства и ненавидел всей душой. Он даже фехтовал со мной и давал мне выиграть, хотя и в этом деле был лучше всех. А уж танцевал как…

На танцах он меня и подловил. У меня никак не выходил один танец, который учителя называли «танец доверия». Я все время путала фигуры и не понимала логики движений. И как мне не объясняли, я снова и снова оттаптывала ноги своим партнерам.

Когда в танцкласс пришел Матир, учитель наш сам бросился ему в ноги, умоляя научить меня танцу.

Этого ему и было надо.

Он сразу объяснил мне, что название танца — не простое. Оно отображает именно то, чего мне не хватает. Нужно просто позволить мужчине сделать с тобой все, что он хочет.

При этих словах дыхание Матира становилось более шумным и он трогал кончиком языка губу. Я как завороженная смотрела на это, но одергивала себя, сбивая лишние мысли.

Представляю, какую досаду испытывал этот аристократический болван! Он-то думал, что спор давно решен, а я даже не соглашалась на уроки наедине в старом саду за академией.

Представляю, как надо мной все потешались.

Но однажды в пустом танцевальном зале, когда Матир вел меня в танце, требуя смотреть ему в глаза, а не под ноги, я вдруг почувствовала что-то странное. Будто я могу вообще закрыть глаза и позволить своему телу следовать его судьбе. Только сначала прижаться ближе к мужскому телу…

И все получилось. Мы протанцевали весь «танец доверия» с начала и до конца, я ни разу не споткнулась и ни разу не отвела взгляда от глаз Матира, только чувствуя его тепло… А в конце я качнулась к нему ближе и ему оставалось только прижаться к моим губам и скользнуть языком внутрь.

Я очень испугалась, когда поняла, что больше не владею собой. Что меня тянет в какие-то темные глубины, которых я никогда не пробовала. И если бы в этот момент в зал не ворвались мои сокурсники с воплями, что Матир победил, не знаю, чем бы все кончилось. Во всяком случае, он уже снял с меня жакет и расстегнул несколько пуговиц на блузке, которые я застегивала, вся красная от смущения.

Он был тоже раздосадован. И даже не пощечиной, которую я ему дала, а тем, что ему не дали довести дело до конца.

С тех пор я не приближалась к мужчинам ближе чем на метр, помня о том, как поглотила меня темнота и как в ней было жарко и сладко, хотя разум был совершенно против.

Все изменилось в день парада. С утра мы с мамой ругались ни о чем. То я не хотела пить молоко, то она требовала, чтобы я убиралась в своих комнатах, то еще какая-то ерунда, совсем не стоящая внимания. Тогда мне казалось, что происходит что-то важное, что я отстаиваю себя…

Но когда она наказала меня тем, что не взяла на парад, я сдуру крикнула, что она меня никогда не любила. Это были последние слова, которые я сказала своей матери.

Говорят, на параде одна из лошадей, купленных в Черной Пустыне, до сих пор весьма смирная и красивая как дьяволица, вдруг взбрыкнула и понесла. Вслед за ней сошла с ума вся упряжка восточных лошадей и огромная карета, которую они тащили, понеслась по улицам столицы как обезумевшая. Толпа рванула в разные стороны, спасаясь от беды, а вот мои родители, увлеченные друг другом, как обычно, не успели спастись, оказавшись прямо на перекрестке. Лошади разделились — две рванули в левый переулок, две в правый, а карета разбилась о фонарный столб, за которым стояли мои родители. Что от них осталось мне даже не показали.

После похорон я осталась совсем одна в нашем огромном и шумном когда-то доме. Мои сестры давно вышли замуж и уехали, а мне было некуда. Но я была уже совершеннолетней и меня оставили в покое. Я так думала, пока внезапно не выяснилось, что Нитари все же не настолько прогрессивная страна, как думал мой отец. И женщина, конечно, может владеть домом, но это странно. И лучше бы ей найти мужа.

Так говорили все.

Абсолютно все.

Первым ко мне посватался мой дядя. Это было так дико, что я орала и швырялась в него горшками, пока он не убежал, прикрывая голову.

Но все только начиналось. Дальше ко мне стали ходить все, от мала до велика. Старые мужики, которые схоронили жен, молодые мальчишки из академии, лучшие мужчины города, словно я была лакомой начинкой для пирога. Девчонки бесились, а я не понимала, почему вдруг ко мне такой интерес.

Ведь не из-за старого дома же нашего? Он был не такой дорогой, чтобы на всю жизнь связывать себя со мной. Секрет же мне раскрыл как ни странно Матир.

Он пришел одним из последних, когда свободных мужчин в городе уже не оставалось, как мне казалось. Столица большая, конечно, но мне чудилось что почти вся мужская ее половина толчется у меня дома.

Матир принес мне цветы и огромный торт, а когда я пригрозила надеть ему этот торт на голову, сказал:

— Зря ты, Эйна, противишься. Все равно без мужчины тебе не прожить. Кто-то должен приносить деньги, кто-то ухаживать за домом, кто-то защищать тебя.

— Я справлюсь сама! — Запальчиво отвечала я.

— Не справишься, — качал он головой. — И когда поймешь это, выбирать придется из остатков. А уж когда тебе твое тело потребует мужчину, дай богиня, чтобы мужчина этот был достойный, а не первый попавшийся.

— Я никогда не лягу с мужчиной! Какое тело! — Запальчиво возразила я, но Матир только рассмеялся.

Он наклонился ко мне так близко, как тогда в танце и проговорил хрипло:

— Я лучше знаю. Я тот, кому ты сдалась.

И видит богиня…

Я почти сдалась.

— Но почему? Почему ты пришел ко мне? — На остатках воли просипела я тогда. — Ведь ты можешь взять себе любую.

— Ты особенная, — сказал он. — Ты единственная, кто остался чистой и невинной, не поддался своему телу. Я уважаю тебя за это. Такая жена мне и нужна.

— А как же хитрые утехи? Разве в браке это не важно?

— Очень важно, — кивнул Матир. — Но за утехами я могу ходить к другим подружкам. А ты будешь женой.

Вот тогда я и поняла, какая судьба меня ждет с ним. И прогнала его, надев торт на голову. А сама всю ночь тихо плакала и сбежала в горы на следующий же день. Просто чтобы доказать себе и всем остальным, что я отлично справлюсь одна. Без мужчин и без родителей. Может быть, даже найду там пещеру и буду жить отшельницей.

Вот чем это все обернулось.

Когда мы двинулись в пустыню нашим караваном, я была лишена возможности даже смотреть в окно. Не то чтобы там было на что смотреть — красноватый песок, незаметно меняющий оттенок. Так незаметно, что только на стоянках я видела, как он становился все темнее. Но окошки были закрыты плотными заслонками. От пыли, говорили мне женщины в черном. Но я догадывалась, что не только. На самом деле никто не хотел, чтобы я узнала путь к замку Властелина.

Мы двигались несколько дней. Я почти не спала по ночам, глядя в черное небо над головой — нам расстилали постели на песке. По разным сторонам от меня храпели женщины в черном, а я не могла унять свои мысли и не находила уютного местечка на твердой земле.