Вода вокруг него забурлила, окрашиваясь в молочный цвет. Я во все глаза смотрела на такое чудо.

— Это называется водопровод, — закрывая глаза, сообщил Дари. — Сложная система труб проложена так, чтобы вода текла в мои покои сама собой, а на нужном этапе в нее добавляют молоко и отвары, если я так приказал. Грязная вода сливается сама собой.

Вот это было настоящее чудо. Даже в Нитари подобные системы только начинали строить. Но работали они только если натаскать воды в бак на крыше.

Я оглянулась, скучая по своему скромному одеянию, вздохнула и аккуратно принялась спускаться по ступенькам в бассейн. Оглянувшись на Дари, я увидела, что он наблюдает за мной из-под век, и глаза его сияют чернотой. Несмотря на то, что он уже излился в нее, в Дари чувствовалось мужское горячее напряжение. Он скользил по моему телу жадным блуждающим взглядом, тщательно разглядывая грудь, живот, бедра.

Я почувствовала как краска заливает мое лицо.

— Иди ближе… — в голосе Дари чувствовались нижние нотки, пробивающие насквозь меня до самого сердца… а точнее того, что ниже. Мурашки разбегались по коже горячими каплями.

Мне пришлось самой придвигаться к нему непозволительно близко. Горячий пар, поднимающийся от воды, разносил запахи пряных трав, но запах Властелина был сильнее.

Он меня пугал. Я бы хотела почувствовать то, чего добился когда-то Матир — влечения к темной стороне, растворение в желаниях своего тела. Но этого не было и в помине. Пока то, что делал со мной Дари было только жестоким, противным или никаким.Но не будило во мне ту страсть, о которой так долго говорили.

Вода мягко обнимала меня плотными волнами, молочная пена упруго ласкала кожу. Мне было очень хорошо, да так, что я забыла о мужчине рядом.

Но он не забыл обо мне. Он смотрел на меня пылающим темным взглядом, и я боялась так, как никогда до сих пор.

— Что?..

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала.

Дари смотрел на Эйну и понимал, что этот вечер может закончиться полной катастрофой. Он хотел всего лишь поиграть с ней, удерживая на грани. Не хотел пока мучить, хотел, чтобы она сама желала его так сильно, как его желают прочие наложницы. Едва нитарийка вошла в его спальню,  он понял, что дорога не помогла, не стерла ее воспоминания об их первой ночи. Она все еще боится его до судорог и ничего поделать нельзя?

Или можно?

Он хотел накормить ее, пробудить свойственную женщинам сладкую страсть. Он редко позволял себе играть, становясь воином даже в постели. Но иногда это доставляло ему удовольствие — оттягивать страсть, дразнить, быть дразнимым. Редко. Но пожалуй оно стоило того. Особенно оно стоило с нитарийкой, такой невинной и одновременно холодной.

Она его привлекала и Дари решил, что заслужит ее желание, пробудит его в ней.

Она цепляла, заставляла думать о ней куда больше, чем он привык думать о своем гареме. Может быть, дело было в том, что сначала он оценил ее неверно? Ждал развратницы, которая с детских лет училась ублажать мужчин, а получил чистую душой и телом голубицу?

Дари так подгонял караван, пока они возвращались в замок, что они вернулись даже слишком рано, и до встречи с послами независимых пустынных племен оставалось еще несколько дней. Он не привык проводить дни в неге и разврате, но почему бы не попробовать объездить эту кобылку?

Тем более, что она зажигает огонь в крови, огонь в чреслах, огонь в яйцах.

Хотелось удержаться, испугать ее, соблазнить, снова испугать.

И все шло хорошо, пока мед не потек по ее губам.

Сладкий мед, который она должна собирать своим язычком…

Дари не выдержал — его прострелило молнией, его орудие встало по стойке смирно, кровь отлила от головы.

И его взбесило, что стонать Эйна начала не от его ласк, не от внимания Властелина, а от меда! Ну он и налил ей меда, от души налил, вогнал в горло свой меч, накормил своими сладостями, раз она так любит сладкое!

Просто снесло голову, как не сносило в самой кровавой битве. Он едва удержался, чтобы не выдолбить ее горло так, как хотелось. Все-таки поймал себя в последний момент перед тем, как окончательно отвратить ее от сладких битв в его компании. Удержался и заставил всего лишь вылизать его целиком, держа себя в кулаке, хотя накаленные нервы требовали совсем другого.

И вот сейчас ему предоставился второй шанс приохотить нитарийку к этим забавам. Там и до отдолбить дойдет. Если ей понравится. Но Дари понял, что ему не хватает нужных сведений. Светлая мысль совместить их добычу с водными процедурами пришла ему чудом.

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала, — сказал Дари, глядя на Эйну и понимая, что если вот эта капля на ее груди сейчас не скатится сама, он ее слижет. А потом только дьявол его остановит.

— Что? — Испуганно спросила малышка.

Она была такая зажатая, такая скукоженная. Бледная, худенькая, с небольшими грудками размером с яблочки, с розовыми сосками и губами…

Хотелось ее развратить, научить принимать его, научить сладкой науке.

Но почему-то она в своем Нитари этим не занималась?

— Сначала вымой себя, — сказал Дари хрипло. — Умой лицо и волосы, чтобы ты не пахла розовым маслом.

Она снова вздрогнула. Она вздрагивала от любых его слов и едва не спасалась бегством. Это уже начинало бесить, но все, что Дари мог с этим сделать, сделало бы еще хуже. Поэтому он стискивал зубы и терпел.

Терпел, пока она приподнималась из воды и потоки белесой жидкости лились с ее тела, терпел, пока нагибалась и омывала лицо, терпел, пока промывала волосы, прогнувшись так, что тонкая талия смотрелась соблазнительнее некуда.

Потому что знал, что дальше придется терпеть куда сильнее.

Нитарийка закончила мытье и взглянула на Дари с покорностью, от которой у него в чреслах взорвалась не меньше чем бомба. Как бы он хотел, чтобы она вот так оглядывалась на него, когда он берет ее сзади…

— С кожи тоже смой масло… — скрипнул зубами Дари, напоминая себе, что если все пройдет так, как он задумал, он еще сможет мыть ее своими руками, так как хочется прямо сейчас. А если она так и останется замерзшей и испуганной, а он позволит себе все, то такого удовольствия ему не видать.

Ему никогда не нравился привкус благовоний на коже его наложниц. Но в целом было все равно, чаще всего он и сам их трахал еще покрытый кровью врагов, песком и пеплом, поэтому не говорил ничего. А с тех, с кем играл дольше ему нравилось смывать масло своими руками.

— Между ног тоже, — потребовал он.

Нитарийка вспыхнула и покраснела вся целиком. Дари смотрел на это с интересом, у него было мало таких белокожих.

Вот теперь начиналось настоящее испытание. Она так старалась повернуться боком, чтобы он не увидел, как ее пальцы касаются ее лепестков…

— Ты ласкала себя там? — Спросил он внезапно.

Давно хотелось узнать, почему его представления о Нитари и эта девушка так противоречат друг другу. Но еще ему хотелось поговорить с ней об этом, раз уж ласки с ней не пройдут. Внутри у него пылал огонь, он хотел пробудить его в ней, но она только отодвигалась.

Это начинало бесить. Любая женщина Черной пустыни раздвигает перед ним ноги раньше, чем он попросит. А эта отпрыгивает от него и бесит.

И чем дальше, тем сильнее бесит. Этим вот одеревенелым смущением…

— Да…

Она ответила так тихо, что он понял только потому, что она вся с макушки до пяток стала ярко-розовой.

— Тебе понравилось?

Дари напряженно вглядывался в ее лицо, но ее пальцы, застывшие между ног, интересовали его тоже. Что она сделает?

Она молчала и кусала губы, мотнула головой — ни да, ни нет.

— Ты испытала горячее удовольствие? — Уточнил он.

— Оргазм? — Уточнила она, и Дари рассмеялся. Вот теперь он узнает Нитари! Девственница, краснеющая от каждого слова, знает что такое оргазм!

— Да, малышка, оргазм, — рассмеялся он еще раз. — Был он у тебя?