– Нарывы нужно вскрывать сразу, чтобы они не загнаивались?

– Да, это, можно сказать, правило номер один, – серьезно проговорил Костя. – Ведь семья – это тоже организм. Накопится большое количество нарывов – и все, трындец организму, никакие врачи не спасут.

– А когда люди постоянно друг другу лгут, это – нарыв или что?

Костя на секунду задумался.

– Пожалуй, это можно сравнить с болезнью, которая незаметно поселилась в организме. Одно другого не лучше, потому что конец одинаков.

– Как ты глубоко рассуждаешь! Костя, а у твоих родителей все было так же, как у дяди Ивана и его жены?

– Нет. У моих родителей все было не так. Я тебе расскажу потом. А сейчас, – он ласково посмотрел на нее, – мне лучше не отвлекаться. Вот-вот грянет ливень, и мне совершенно не хочется, чтобы он застал нас в пути.

Он включил музыку. «Если хочешь остаться». Под эту прекрасную песню они уезжали из Ласточкиного гнезда в тот самый первый, незабываемый вечер.

Люди придут домой…

Под замок,

Под печать.

За унылые окна

Заливает печаль…

Внезапно у Марины возникло ощущение, будто она перенеслась на знакомую московскую улицу. Мрачный осенний вечер, мерзкий моросящий дождь. Она, усталая, полуголодная, в подавленном настроении, бредет от остановки к дому. Ничего не видно, только бесконечные лужи, которые уже не пытаешься обходить, ибо бесполезно. И бесчисленные окна вокруг, за которыми прячется чужая, неприятная жизнь…

Марина вздрогнула, словно на нее подуло ледяным ветром. И тут же испытала громадное чувство облегчения. Какое счастье, что она не там, а здесь, рядом с Костей…

Я хочу быть с тобой,

Жизнь прожить с тобой,

Жизнь любить с тобой,

Жить любимым тобой.

Каждый день жизнь делить с тобой,

Возвращаться домой,

Заправляя постель…

В носу защипало, глаза стали влажными. Неужели возможно, чтобы утопическая мечта вдруг обернулась реальностью? И даже не мечта, а фантазия, греза. Ведь мечтать – это значит надеяться, хотя бы немного. А она уже давно не надеялась. Просто иногда у нее возникали фантазии, как она знакомится с человеком, который вдруг оказывается близким и родным – ее настоящей второй половинкой. Марина отгоняла эти фантазии: они только мешают жить, после них всегда становится невыносимо горько и больно. Но они все равно незаметно прокрадывались в сознание и брали его в плен…

– Та-ак, – строго проговорил Костя. – Почему опять грустная, на чем заморочилась в этот раз? Нет, ты и правда, как штормовая погода: то солнце, то дождь с ураганом.

– Это ужасно, да?

– Для тех, кто боится штормов – безусловно. Но я, на твое счастье, не из таких, – он потянулся к ней и нежно, успокаивающе поцеловал. – Все будет хорошо, Марин, не надо грустить и бояться.

Жилище дяди Ивана оказалось двухэтажным коттеджем с верандами. Войдя в прихожую, Марина сразу почувствовала себя комфортно. Здесь все было таким, как она любила. Чисто, но при этом легкий беспорядок. Ремонт, но не безликий «евро», а обычный, нормальный ремонт. Часть мебели была новой, часть – сохранившаяся с добрых старых восьмидесятых, как в квартире родителей Марины.

Костина комната находилась на первом этаже, по соседству с ведущей на второй этаж деревянной лестницей. Застекленные двери открывались на веранду с боковыми решетками, обвитыми виноградом. Как и на лоджии в Костиной квартире, здесь стояли стол и плетеные стулья.

– До моего приезда здесь жили квартиранты, – пояснил Костя. – Потом дядька отдал эту комнату мне, а квартирантов стал размещать только в летнем домике: утром ты его увидишь, он прячется в глубине сада.

– А сам дядька где спит?

– На втором этаже: там у него две комнаты с лоджией.

– А ты долго жил здесь, у дядьки?

– Полгода.

– А почему купил квартиру в Алуште, а не здесь?

Костя на секунду задумался.

– Видишь ли… Ну, во-первых, там чуть дешевле недвижимость. Во-вторых, мне нравится жить на два города, постоянно меняя обстановку. А самое главное, в Алуште я чувствую себя комфортней. Поработал там спасателем в конце позапрошлого лета и понял, что хочу поселиться именно в этом городе.

– Почему? Ведь Ялта же больше и… здесь как-то сильней ощущается праздник жизни!

– Да, – Костя рассмеялся. – Ты абсолютно права! Но этот праздник жизни как раз и не срезонировал с моим тогдашним настроем. Я ведь приехал сюда совершенно добитый… Поначалу, весной, мне было здесь комфортно. А потом начался сезон, повалили толпы туристов, жизнь начала бить ключом. И я почувствовал, что хочу перебраться в местечко поуютней.

– Вот как, – протянула Марина. – Понимаю тебя… хотя не до конца.

Он нежно привлек ее к себе.

– Ничего, скоро поймешь до конца… А вот и дождь, наконец! Молодец, вовремя пошел, дал нам спокойно доехать.

Не успел он произнести эти слова, как дождь перешел в мощный ливень. От косых струй не спасала даже крыша веранды, и Марина с Костей поспешили вернуться в комнату. Прикрыв двери, Костя достал бутылку массандровского портвейна и бокалы.

– Надо выпить для снятия стресса, не так ли? – весело подмигнул он Марине.

Марина кивнула, чувствуя нарастающую неловкость. Черт, ну и заварила же она кашу! Заставила Костю тащиться за ней на ночь глядя в Алушту, выставила себя перед ним взбалмошной истеричкой. Даже страшно представить, что он теперь о ней думает.

– Костя, – смущенно заговорила она. – Скажи честно, я… я сильно упала в твоих глазах? Впрочем, к чему задавать вопросы, ответы на которые и так предельно ясны. Только вынуждать человека врать.

Не отвечая, Костя аккуратно наполнил бокалы и повернулся к Марине.

– Садись, – он подвел ее к креслу и вручил бокал. – Выпей сперва, а потом уж поговорим. За тебя, моя хорошая!

Он «чокнулся» с ней и неспешно осушил свой бокал. Подождал, когда Марина сделает то же самое, и снова наполнил бокалы.

– Ну а теперь послушай меня, – сказал он, присаживаясь в соседнее кресло и беря ее за руку. – Не случилось ничего ужасного. И ты не сделала ничего такого, из-за чего я могу начать плохо о тебе думать. Ты… – он выразительно посмотрел на нее, – всего лишь показала мне, что я тебе дорог.

– И что я сумасбродная истеричка, – мрачно съязвила Марина.

Костя поцеловал ее в щеку и ласково рассмеялся.

– Нет, Марин, это я и так давно знал. Так что никакого открытия насчет твоего характера я не сделал. Зато я сделал другое открытие, которое – скажу прямо – меня очень порадовало…

– Ну еще бы! – с сарказмом вскричала Марина, вскакивая на ноги. – Какому мужику не польстит, что женщина сходит по нему с ума! Вот только для самой женщины здесь радостного мало.

Костя отпил из бокала и тоже поднялся на ноги.

– Итак, в чем же трагедия? – спросил он, подходя к ней. – В том, что теперь я знаю, что я тебе дорог? Ты из-за этого распереживалась?

– Да, – хмуро подтвердила она. – Из-за этого.

– Понятно, – улыбнулся Костя. – А теперь скажи: почему это тебя так тревожит? Ну узнал я, и что? Что от этого может измениться?

Марина собралась ответить и вдруг пришла в замешательство. Потому что она и сама не знала почему.

– Просто… просто это неправильно, – сказала она, глядя в сторону и с досадой чувствуя, что краснеет.

– Неправильно? – переспросил Костя, не сводя с нее пристального взгляда. – Что именно, Марин?

– Ох, да ничего я не знаю! – Марина измученно опустилась в кресло. – И вообще, тебе не кажется, что мы завели какой-то дурацкий разговор?

– Нет, – мягко возразил Костя. – Разговор вовсе не дурацкий. Потому что ответ на вопрос «почему» очень многое может прояснить, – он снова сел рядом и пытливо посмотрел ей в глаза.

– Но я и правда не знаю! Не знаю и не могу понять.

– Ты влюбилась в меня, – сказал он: легко и непринужденно, словно констатируя всем известный факт. – И поэтому тебе хочется, чтобы все было правильно. А правильно – это когда мужчина первым открывает свои чувства. Так? И не нужно пугаться. Я всего лишь назвал вещи своими именами, ты сама это знаешь.