Она поднялась. А мальчик с серой кожей прижал руку к груди. И оскалился.

- Думай о месть, - посоветовал он.

Думать.

О мести.

Кому? Стефано? Что с ним стало? Свидится ли Эва с ним хоть когда-нибудь? А если да, то… то что она сделает? Вырежет сердце? Глупость какая…

Полицейского позовет?

Скорее уж, но… но что тому рассказать? Что её похитили? Продали? И…

В коридоре темно и пахнет цветами. Запах резкий, неприятный, а сквозь него пробивается другой гнилостный аромат. Как будто… как будто сам дом болен.

- Давай, шевелись, - Кэти здесь и заметно нервничает, оттого потеет. И вонь её тела мешается с другими запахами.

До тошноты.

Или вот ей мстить? Как? Отцу пожаловаться… если выйдет добраться до отца. Но не скажет ли он, что Эва сама виновата? Да и… не было у нее ненависти к Кэти. Такой, чтобы хотелось вырезать сердце.

- Волосья… не забудь волосья. Потянешь и сама выпадет. Они рассыплются… про долг помни.

- Помню, - улыбка вышла кривой.

Про долг.

Ей всегда говорили, что на ней есть долг. Перед родителями. Перед предками. Перед обществом. С самого рождения. И день ото дня этих долгов, возникших из ниоткуда, прибавлялось.

- Эванора, ты должна помнить… - резкий голос гувернантки вызывал желание сгорбиться, но тонкий хлыст тотчас ударил по плечам. – Помнить, что девушка твоего происхождения должна двигаться неспешно. И следить за осанкой.

Еще удар.

Она была очень злой, сухопарая мисс Нисвуд. Но совершенно незаменимой, если верить матушке. Ведь у матушки столько дел, а она, Эва совершенно необучаема. И с нею надо построже. Иначе она совершенно точно забудет о том, что должна делать девушка благородного происхождения.

Ступеньки.

Высокие. Прикрытые ковром. И неодинаковые. Эва едва не падает. И Кэти шипит от злости.

- Не хватало еще, чтобы ты себе рожу расшибла. И не вздумай реветь.

Могла бы не предупреждать.

Мисс Нисвуд терпеть не могла слез. И стоило уронить хоть одну, и наказание становилось строже. А жаловаться… матушка совершенно точно знала, что Эва просто слабая. И бестолковая. И сама во всем виновата. В этом вот тоже… за такое мисс Нисвуд совершенно точно заперла бы её в кладовой на неделю. Или на две.

Эва была бы согласна.

- Иди, - её толкнули в спину, куда-то туда, где был свет. Такой яркий и вездесущий, что Эва ослепла. А потом оглохла от крика. Человек, который находился где-то рядом, говорил. Он говорил, и Эва слушала.

Слышала.

Не понимала.

Она… она почувствовала вдруг, что совершенно одна. Здесь. В пятне света. А за гранью его, близко, но скрываясь за пологом темноты, сидят люди.

Много людей.

Много-много людей, которые сейчас смотрят на Эву. И… и что видят?

Полупрозрачную рубашку, до того короткую, что не понятно, зачем она вообще такая нужна. И Эва поспешно обняла себя, прикрываясь… не получится.

Она тряхнула головой, и деревянная палочка, которой скрепили волосы, выпала, и те рассыпались, словно желая защитить себя.

Леди Годива…

Какая из нее… она читала эту историю. А мисс Нисвуд узнала и разозлилась, потому что девушки из благородной семьи не должны читать подобное. И взялась за хлыст. Пальцы потом долго болели, а Эву еще и наказали за испортившийся почерк.

Может… может, права Тори?

Может, она как раз-то все сделала правильно? Ушла туда, где никто и никогда не обидит? Где все её любят? Где сам мир подчиняется только её желаниям? И… Эва тоже может.

Даже сейчас.

Всего-то надо закрыть глаза и представить себе…

Нет.

Она опустила руки. И спину выпрямила. Плечи… живот втянуть без корсета не получилось, но и пусть. Главное, подбородок выше. И смотреть на тех, кто прячутся… это не она виновата.

Виновата, конечно.

В глупости. И в доверчивости. В том, что решила, будто настоящая любовь бывает не только в книгах. Но они… они ведь – совсем другое. Они пришли сюда покупать.

Живого человека.

Зная, что это незаконно, что… что она здесь не по своей воле. Так кто они такие? И какое право имеют судить о ней?!

Она стояла.

Смотрела.

И… и все равно не слушала, только в какой-то момент руки коснулись.

- Идем, - сказала Кэти предовольным голосом. И стало быть, удалось выручить за Эву… сколько? Вдруг стало интересно, а и вправду, сколько она стоит-то? – Давай, давай… перерыва… ишь ты, не думала, что они так… дурак был твой, продешевил крепко. Сейчас, небось, все локти изгрыз бы себе. И пущай. На.

На плечи набросили шаль.

- Выпить хочешь?

- Д-да, - Эва никогда раньше не пила. А в том, что предлагают ей не воду, она не сомневалась.

- Много не дам, - Кэти протянула флягу, из которой шибало чем-то… резким, неприятным. Но Эва сделала глоток. – Сейчас благородные порешат, кто за тебя больше положит… но и так хорошо вышло. Ты… не обижайся, ежели чего.

Жидкость обожгла горло, и Эва закашлялась. Флягу отняли, и еще по спине постучали этак с сочувствием.

- Сейчас согреешься. Самое оно.

Желудок болезненно сжался. А по телу прокатилась волна тепла. И… и все не так уж плохо. Все может быть куда хуже, если Эву… кто её купил.

- Кто… купил? – спросила она.

После выпивки голос сделался хриплым.

- А кто ж знает-то, - Кэти пожала плечами. – Они же ж рожу не кажут. Да и идет еще торг-то.

Она замолчала, когда рядом появился человек в престранном костюме. Кажется, что-то такое Эва видела на старинных портретах. Точно. Вот воротник, на колесо похожий, определенно видела. И парики давно уже никто не носит.

Лет сто.

Или двести.

Она даже хихикнула. И рот зажала рукой.

- Это от нервов. Девка же ж благородная, нервучая, - пояснила Кэти. – Так что пущай поласковей… а ты вон, иди за господином.

Господином?

Но взгляд, которым одарили Эву, заставил закрыть рот. И смех пропал. И тепло тоже сменилось нервной дрожью.

- Леди, прошу, - ей с поклоном протянули плащ.

- Благодарю, - выдавила Эва. И была удостоена одобрительного кивка.

Идти…

- А… тот мальчик…

- Последним идет. Особо ценный, чтоб его… экземпляр, - Кэти замолчала, запнувшись о взгляд человека в старинном костюме. – Иди уже. Заболталась я тут с тобой.

И Эва подчинилась.

Идти. Куда? И, главное… главное, что снова страшно. До того, что голова кружится. Или это от выпитого? Но она же лишь один глоток… проповедник говорил, что выпивка губит душу и разум. А вот мисс Нисвуд перед сном выпивала рюмочку анисовой настойки. Об этом шептались служанки.

И еще о том, что мисс злая, потому как бедная.

Бесприданница.

И старая дева. И ждать ей от жизни больше нечего.

- Наши гости весьма ценят не только внешность, но и воспитание. И ныне лишь от вас, юная леди, зависит, чего вы добьетесь в жизни. Ваш покровитель…

…покровитель? Так это называется?

- …весьма неопытен. Не уверен, что это можно назвать везением, однако… если вы понравитесь ему, то поможете не только себе.

Он остановился.

- О вас отзываются, как о весьма разумной леди. А потому… - к ней протянулась рука в белоснежной перчатке. Пальцы коснулись кожи. И Эва ощутила это прикосновение даже сквозь ткань. Она с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. – Средняя внешность, но отличное воспитание. Сдержанность. Спокойствие. Это много. Если пожелаете добиться большего, чем тихая жизнь под крылом капризного мальчишки, который сегодня отдал за вас безумные деньги, а завтра, разочаровавшись в покупке, просто вышвырнет вон… обратитесь.

- Куда?

- К братству, - ей протянули руку. И сейчас на ладони лежало колечко. Простое с виду. Серебряное, кажется. И с крохотным камушком. – Всего капля вашей крови, и мы поймем.

- Что?

- Что вы готовы сотрудничать.

Он чуть склонил голову. А ведь… ведь она не сумеет описать этого человека, даже если захочет. Его лицо походило на маску. Толстый слой пудры сглаживал черты. Алые пятна румянца.