Тори хотя бы только в снах дотянуться пытается.

А тут…

- Давай, - Кэти распахнула дверь. – Заходи. Надобно тебя в порядок привесть, а то ж много не дадут.

- Д-дадут?

Эти комнаты, верно, когда-то были роскошны. И от былой роскоши остались вишневые панели на стенах и выцветший до грязного серого цвета бархат штор. Паркет, правда, давно не знавший воска, и потому посеревший, покрывшийся царапинами. Старый ковер походил на тряпку. Гобеленовая ткань козетки пошла рваными ранами, из которых выглядывали клочья спутанного конского волоса.

- А то… - Кэти толкнула в спину. – Не стой! Я тебе честно скажу… Мамаша, она бы врала, а я от как есть, так и скажу. На хрен ты своей родне не сдалась. Ни медяка за тебя не вернули.

Ложь.

Но… надо изобразить удивление. И ужас. Ужас, к слову, изображать несложно, потому что Эва как раз и пребывает в полнейшем ужасе.

- Ты же ж чего? Сбегла? Семью опозорила. Оскандалилась. А ежели вернешься, то кто поверит, что не порченая. И стало быть, отправят тебя в Бедлам. Бывала там?

- Нет.

- Жуть, - искренне сказала Кэти. – Жуткая. Лучше помереть, чем туда… но я ж чего, я ж тебе шанс дам.

- К-какой?

- Мужа найти. Чего? Вот поженишься взаправду, тогда и домой. К папеньке с маменькой. И с мужем. Небось, когда муж будет, то кто станет сплетни жевать?

Все.

Но Эва промолчала.

- Туточки у нас есть… у Мамаши… она, случалось, бралась девкам помогать. Не за так, само собой. Задарма и кошка не срет. А я не кошка, да… так от, есть люди, которые жену найти хотят. Чтоб и мордой хорошая была. И не только мордой. А еще невинная, да при этой… с предками…

- Родословной?

- Во-во. При ней самой. Ну и так, чтоб не больно гонорливая, а еще при даре. Сила-то магам надобна. От бессильной жены и дети такие же ж будут. Вот Матушка и помогала, искала девок, чтоб и с рожей, и с силой, и непорченные. А после ссылала приглашения, на погляд, стало быть. Ну и там торговали. Все по-честному. Этот, как его… кцион.

- Аукцион?

- Во! Кто больше даст, тому и бабу. И ныне тебя готовилась запродать. Только сказать не успела. Померла вдруг. Внезапно.

Интересно, что они с телом сделали. Или… или, пожалуй, Эва не желала знать.

- Так что завтра вечером будет у тебя шанс, девка. Цена твоя – долг, который Мамаша посчитала. Ежели найдутся те, кто заплатят, то и пойдешь ты… в замуж.

И снова ложь. Надо же, оказывается, не так сложно ложь видеть.

- А… если нет?

- Ну… иначей отработаешь. Что я, злыдня какая? – Кэти пожала плечами. – Но лучше тут шанс свой не проспи. Покажись. Улыбнись там. Повернись… чтоб у них у всех в штанах потеснело.

Эва поняла, что краснеет.

- Вона, пока тут оставлю. Помойся. Причешися. А то на благородную ты не больно-то похожая.

Это было обидно. Но обиду Эва придержала.

- Воду принесуть. И еще, - Кэти прищурилась, и в глазах её мелькнула тень безумия. – Сегодня вечером придет один… человечек. Побеседовать. Пожелал. Постарайся уж с ним… побеседовать.

Она выделила это слово.

- Я…

- Хороший человечек. При деньжатах. Понравишься – выкупит. А нет, тогда гляди… дело-то твое, но не вернешь долг так, вернешь иначей. Я ж говорила.

И улыбнулась. Широко. Так, что стало видно, что зубов у Кэти не хватает.

- Я… постараюсь.

- Вот и славненько.

- Только, - Эва провела по платью. – Оно… не совсем подходит для беседы. Понимаете? И ленту бы, чтобы волосы собрать.

- Платье пришлю какое. А вот ленту тебе не надобно. Мужики страсть до чего волосья любят. Так что нехай так будут. Только… - пальцы снова стиснули горло. Кэти дернула, заставляя сделать шаг к ней. – Вздумаешь дурить, я тебя… я тебе глаза выколю. Шлюхе они не особо нужны. Ясно?

Эва с трудом сдержала слезы.

А еще… еще впервые подумала, что это несправедливо! Из всего-то дара ей досталась лишь способность заглядывать на ту сторону мира. Была бы она, как Берти, настоящим некромантом, уж тогда бы сумела…

- Но ты умненькая, - Кэти ущипнула Эву за щеку. – Я по глазам вижу.

И отпустила.

Вышла. Дверь затворила. На засов. В этом доме засовы были с той стороны. И Эва уняла дрожь. Осторожно подошла к этой двери. Может… нет, на руках у нее браслеты, пусть и старые, но те крохи силы, что есть у нее, они заперли надежно.

Хорошо, что та её способность, она не закрыта.

Это…

Эта…

- Я справлюсь, - сказала Эва тихо. Только голос прозвучал отчего-то надтреснуто. – Я… обязательно справлюсь.

Чарльз приобнял изрядно пьяного Байни, который, если и держался на ногах, то чудом, не иначе.

- А я т-тбе с-скжу! – Байни попытался вывернуться и даже ткнул Чарльза в грудь кривоватым пальцем. И сам от толчка покачнулся, начал заваливаться на бок. – Ох… тж…

- Скажи, - Чарльз поморщился.

И бросил взгляд в зеркало.

Пустота.

Очередной вечер, точнее ночь, начавшись в клубе, закончилась в тихом доме на окраине Сэмфолда. Дом этот от соседних ничем-то не отличался и с виду был настолько обыкновенным, что глазу зацепиться не за что. Ни старый. Ни новый. Слегка неопрятный, с запущенным садом, отделенный от иных домов высокою оградой. И пусть Сэмфолд – район вполне себе приличный, особенно в дневное время, но чувствуется близость к иным, куда более опасным местам.

- И скжу! Так скжу… выпить есть? – неожиданно четко поинтересовался Байни. И икнул. – Пожрать бы…

Он мотнул головой и поморщился.

А ведь на сей раз быстрее отошел. И стало быть, прав Эдвин, организм приспосабливается к этой дряни, чем бы она ни была.

- Голова… моя голова… - Байни сжал упомянутую голову руками. А потом его все-таки вывернуло, прямо на алую обивку софы.

Изнутри дом был, пожалуй, иным, отличным от тех, в которых привык бывать Чарльз.

Позолота, пусть местами и облезшая. Мебель крепкая, но давно уж вышедшая из моды, а порой и вовсе довольно разная, будто попавшая сюда случайно. И узорчатые хрупкого вида козетки вполне себе соседствовали с массивными креслами прошлого века.

Обивка вот была одинаковой, алой.

С золотом.

И шторы тоже красные. Зеркал множество. В одном как раз Чарльз и отражается. Кривая, недовольная физия. Со щетиной, с помятостью и заломами.

Главное, отступить он успел.

И Байни придержал за шкирку. Появилось искушение тряхнуть от души, заодно отвесить пару оплеух и, когда протрезвеет, поинтересоваться, что же случилось со старым приятелем такого, чтобы он так издевался над собой.

Но…

Не отвесит. Не скажет.

- Ох ты ж… полегчало. Нэнси! – Байни отер рот ладонью. – Нэн, девочка моя!

- Чего? – Нэн поднялась с софы, на которой и спала, свесив руки да похрапывая. После сна голос её был по-мужски низким, да и она, избавленная от пудры и краски, казалась страшною.

Байни тоже шарахнулся.

- Скажи, чтоб пожрать несли… и ты сделала, чего я просил?

- Чего? – Нэнси зевнула, показывая желтоватые кривоватые зубы.

- Письмо. Рекомендательное.

- А… еще вчера. Он тоже жрать будет? – она потянулась, и корсаж сполз, обнажив небольшую грудь.

Чарльз отвернулся.

- Будет, - сказал Байни. – А ты иди, приведи себя в порядок… а то как шлюха.

Хлопнули ресницы, но спорить Нэнси не стала. Исчезла.

- Поменяю, - Байни подавил зевок. – Идем… пожрем, что ли. И домой надо, а то матушка опять затянет… и отцу донесут. Матушка ладно, а отец-то… будто сам молодым не был. Пилить начнет. Долг. Обязательства… будто я отказываюсь. Невесту нашли. Я говорил?

- Не помню, - пробурчал Чарльз, пытаясь скрыть свое раздражение. Если и сейчас пусто, то…

…после первой вечеринки состоялась вторая, на которой Чарльз сумел остаться трезвым. И то, что он увидел, привело в ужас.

А еще подвигло принять предложение Эдвина.

В конце концов, герцогиня де Коллен всегда умела создать у высшего общества правильное мнение. И если она возьмет Милисенту под свою опеку, все станет много проще.