- Мой сын снова изволил ночевать в другом месте? – вежливо осведомилась свекровь. И главное, не пытается же скрыть, что рада.

Ага.

Чему?

Тому, что Чарли в очередную авантюру вляпался? Королевская служба… в записке, которую муженек соизволил прислать, о ней говорилось. А я вот взяла и поверила, что именно она, королевская служба, и виноватая, такая, которая ночью. Ну-ну, это он пусть кому из местных девиц на уши вешает. Я ведь чую, чем от него пахнет.

Сигарами.

И виски. Еще, слабо-слабо, но все-таки – духами, такими ядреными, вроде тех, что шлюхи Бетти любили, чтоб, значит, перебивало напрочь запах немытого тела.

Главное, чтоб духи какие другие или только виски, я бы подумала… ну, про то, что он ничем-то от папашки моего не отличается.

Честно, даже подумала сперва. А потом… потом просто поняла, что в жизни такой чистоплюй с немытою девкой не свяжется. Чарльз, если и найдет шлюху, то из тех, что почти приличными притворяются. Поняла и… не успокоилась. Потому как выходило, что вляпался муженек в очередную историю, если вовсе не вознамерился подвиг совершить.

И ведь не скажет, какой. Не из недоверия, а чтобы я не полезла.

Обидно. Вдвойне.

- Вы ж вроде уезжать собирались, - овсянку я в себя засунула. Если подумать, не такая уж и мерзость, случалось есть и чего похуже.

Да и дорогу к местной кухне я еще в самый первый день нашла.

И с поварихой познакомилась. Не скажу, что знакомство так сразу заладилось, сперва-то фыркала и носом крутила, дескать, я ей не хозяйка. Но потом ничего.

Сговорились.

Так что после первого завтрака будет и второй. Нормальный.

- Или передумали?

Дорогая свекровь поджала губы, Августа же подумала было изобразить обморок, откинувшись на кресло, но потом дошло до болезной, что вряд ли кто на него внимание обратит. И надулась.

- Как я могу бросить тебя в ситуации столь неоднозначной?

- Легко! – ответила я с надеждой. И пальцем в Августу указала. – Ей вон свежий воздух нужен. А то вся сбледнула.

- Что? – на щеках Августы проступили пятна.

- И похуднула.

Свекровь закатила очи. Я тоже поглядела на потолок. Потолки в доме были высокими и со всякими там завитушками. Иногда на них вовсе малевали, пухлых младенчиков, цветы, птичек. Красиво, конечно, но не понятно, на кой оно.

- Сама ты… похуднула, - огрызнулась Августа, не выдержав-таки.

- И это тоже, - я похлопала по животу. – С такими завтраками и вовсе сгинуть недолго. Или это вы нарочно решили меня голодом уморить?

- Леди пристала умеренность в еде, - заметила свекровь, разглядывая овсянку как-то так… без особой, скажем, любви.

- Так то ж леди, - возразила я.

- Действительно…

И опять стало тихо. Настолько, что слышно было, как гудит где-то там, под расписным потолком, муха. Как ни странно, но это гудение несколько примиряло меня с действительностью. Вот вроде ж оно и цивилизация, и дом роскошный, а нате вам, мухи никуда не девались.

- Я взяла на себя смелость пригласить модистку, - свекровь все же ткнула в кашу ложкой. – И куафера. И еще кое-кого… все-таки тебя надо приводить в порядок, прежде чем показывать людям.

- Я в порядке.

- Несомненно, - она чуть склонила голову. – Но… видишь ли, милая, у нас разные представления о том, что есть порядок.

Ну да, слыхала.

- Мама! – выдохнула Августа.

- Да, дорогая? Тебе тоже не помешает несколько… освежить облик.

- Я в трауре!

- Несомненно. Но это еще не повод вовсе отказываться от маленьких радостей жизни.

Августа молча поднялась.

А я… впервые, пожалуй, мне стало её жаль. Пусть Змееныш был редкой скотиной, пусть она знала, что он вытворяет. Но ведь она любила. И продолжала любить. А теперь вот…

- Вернись, - жестко сказала свекровь.

Но Августа будто не услышала.

А я… я почему-то чувствовала себя виноватой, хотя, конечно, я-то как раз ни в чем не виновата.

- Что ж… - свекровь тоже стала. – Не буду утомлять тебя своим присутствием…

- Погодите, - спрашивать её вот совершенно не хотелось, но ведь больше некого. Чарли… хрен его знает, когда он вернется. Но ведь и братец мой сгинул куда-то. И матушка. А это было совсем не нормально. – Мне никто не писал?

- А есть кому? – свекровь подняла бровь.

А я… я почувствовала ложь.

Вот ведь… свекровище!

- И вправду, - я тоже встала. Овсянку не то, чтобы не люблю, скорее уж не люблю именно эту, безвкусную, полужидкую и отравленную добрым ко мне отношением. – Кому… ничего. Думаю, я вполне сама справлюсь.

- С чем?

- Со всем, - рявкнула я, чувствуя, что еще немного и полыхну. А ведь Чарли учителя обещал. И… и что все будет хорошо.

Вот и верь после этого.

На кухне я оказалась спустя четверть часа, и Марта молча поставила передо мной огромную тарелку. Бекон. Яйца. И слегка обжаренный, посыпанный крупной солью козий сыр.

- Спасибо, - сказала я вполне искренне.

И за чай.

Нормальный. Который темный до черноты и горький. Леди такой не пьют? А вот Марта вполне, пусть даже, подозреваю, не ставя хозяйку в известность. И это тоже грело душу.

Нет, я не злая, просто…

- Письма, - поинтересовалась я, вытирая растекшийся желток куском хлеба. – Ко мне должны были приходить письма.

- Я в дом не поднимаюсь, - буркнула Марта, но глянула с сочувствием.

Стало быть…

- Кто? – я спросила мягко.

Она же вздохнула и, отерев полотенцем крупные мягкие руки, опустилась на скамью.

- Ешь, девонька… ты, я вижу, из простых…

Я промычала что-то невнятное.

- Так что тут надолго не задержишься. Хозяйка крепко недовольная, - Марта покачала головой и губы поджала. Чем-то неуловимо походила она на Мамашу Мо, то ли этою вот неторопливостью, то ли запахами кухни, что напрочь пропитали и одежду её, и волосы, и саму кожу. То ли еще чем. – Господин-то в прежние времена с матушкою не спорил. Да и чего ему? У него свои дела, мужские. А у нее, стало быть, свои, но женские.

Я кивнула.

- Она-то, сказывают, уже и сговорилась с кем-то про женитьбу.

Слушать было неприятно.

- Думала, небось, что слезу уронит, хозяин матушку пожалеет и женится. Особенно, когда младшенькая этакое-то выкинула, да… а он взял да сбег. Кто бы мог подумать…

Она снова замолчала и губой задвигала, будто жует чего.

Мамаша Мо и жевала. Табак.

Принести, может?

- А возвернулся уже и вот… наши сказывают, что она-то о том объявления давать не велела.

- Какое объявление?

- А как водится-то. В прежние времена люди что? Шли к жрецу, а тот уж в храме, стало быть, на службе имена и объявлял. Мол, такой-то и этакая собираются пожениться. И, стало быть, коль кто ведает, отчего неможно им жениться, то пускай скажет. И так месяц.

Я кивнула.

Знаю. У нас не то, чтобы также, но случалось.

- У людей простых и ныне так. Оно же ж правильно. Пред людями сказано, и никто не может попрекнуть, что не слышамши. А вот у благородных иначей. Они в газету, стало быть, объявление шлют. Вон, про дочку свою она послала, что, мол, замуж та вышла, хотя ж никто-то не верил, что и вправду вышла. Но вид сделали. Как же ж. Род древний. Славный. И старого хозяина помнят еще, да… теперь-то, может, и правильно. Вернись она безмужняя и с животом, что было бы?

- Что? – спросила я.

А ведь и вправду интересно же!

- А ничего хорошего, - отрезала Марта. – Только о другом я… господин, стало быть, велел известие послать. В газету. Чтоб напечатали про свадьбу. Про то, что женился он на девице… уж запамятовала, как там тебя.

Ничего.

Это нормально. Я просто кивнула.

- И когда б оно так было, тогда б велено было б дом готовить. Понимаешь?

- Нет, - честно ответила я.

Ничего не понимаю. Куда готовить? И для чего?

- Невесту и жену положено обществу представлять. Сперва у себя дома, а после уж, коль обчеству благородному глянется, то и по гостям. И тянуть с приемом не принято. Оно ж тогда подумать могут, что семья, стало быть, не радая этой свадьбе.