— Боишься все, да? Тем более тогда пойду с тобой.

— Да не за себя я боюсь…

— Хватит меня оберегать, Алиса.

— Ты просишь о невозможном.

— Я не маленькая и могу за себя постоять.

— Не привыкну я к этой мысли.

— …Идем, — повторила Кира. — Обязательно идем, или я тебя силком потащу.

— Ладно… — сдалась Алиса.

Кира помолчала, затем поглядела на тарелку и подвинула ее на середину стола.

— Может, тоже поешь? — предложила она. — Я оставила тебе половину.

— В следующий раз, — отказалась Алиса. — Все равно аппетита нет никакого. А ты растешь все еще, тебе нужнее.

— Ну… хорошо, — не сразу сказала Кира и пододвинула тарелку обратно. — Настаивать не буду.

Затем к ним подошла одна из работниц и сообщила, что они скоро закрываются. Кира быстро доела то, что оставалось, и они с сестрой, накинув куртки и нацепив шапки, покинули усыпляющую теплоту столовой.

Они словно бы оказались в совершенно другом мире, холодном и темном мире. В черном небе, словно половинка сырной головы, горел полумесяц, окруженный рваными клочками облаков. Его слабый свет падал на верхушки монолитных каменных глыб — какой-то умник назвал их небоскребами, однако выглядели они скорее как высоченные надгробия с сотнями заключенных внутри себя душ, чьи тени иногда мелькали в тлеющих окнах.

Девушки шли. Город притих, постепенно засыпая, и на улицах уже было почти не встретить людей. По дорогам изредка проезжали машины, как будто затерявшиеся в паутине здешних улиц. Алиса чувствовала к ним какую-то даже зависть. Они хотя бы стремились куда-то, домой спешили… а у них с сестрой не было и того. Все кануло в небытие; все, что они знали, что имело для них смысл — было стерто из реальности, оставшись болезненным воспоминанием.

С неба опускались легкие, словно перышки, снежинки. Ряд фонарей, освещавших тротуар, уходил далеко-далеко вперед, как будто бы в бесконечность, исчезая за горизонтом вместе с вездесущими высотками. Девушки шагали, наверно, уже полчаса, а может, и целый час, никуда не сворачивая, но конца фонарям так и не было видно, а горизонт не приближался. Потом они, увидев неоновую вывеску, завернули в проулок и вскоре вышли на параллельную улицу. Через дорогу виднелся молчаливый городской парк.

Туда им и надо было.

— Пойдем обратно, — попросила Алиса и нервно огляделась по сторонам. — Еще не поздно…

— Нет, — Кира поежилась и вжала голову в плечи, пытаясь спрятать оголенную шею за воротником. — Обратно не пойдем.

Деревья качали оголенными когтистыми ветвями на ветру, тихо постанывая и поскрипывая. Хотя парк был хорошо освещен фонарями, Алису не покидало тревожное чувство. Над парком нависла густая тишина, и казалось, будто вся эта часть города, каждое горящее окно в округе сейчас наблюдает за нею с Кирой, ведь больше будто бы в мире и не было людей, кроме них двоих.

Расчищенная от снега дорога привела девушек к закрытому на зиму фонтану. Они находились в самом центре парка.

— Эй, я здесь!

Девушки повернулись на ржавый голос и увидели женщину, сидящую на скамейке неподалеку. Она махнула им рукой, а затем спрятала ее в карман куртки. Девушки переглянулись и подошли ближе. Женщина явно была не молода, однако старой ее тоже назвать язык не поворачивался. Выглядела она доброжелательной, что, впрочем, настораживало еще больше.

— Сядете со мной? — предложила женщина, достав руки из карманов и положив ладони на свободные места рядом с собой. Девушки, однако, не шелохнулись, продолжая молча взирать на нее. — Да-а, доверия я у вас не вызываю… и в общем-то другой реакции я и не ожидала. Не бойтесь, это не какая-то подстава или что-то еще. Я просто хочу с вами поговорить. Да и вы тоже, полагаю, раз все-таки пришли сюда.

— Кто ты? — холодно спросила Кира.

— «Благодетель» из письма, — ответила женщина.

— Это я и так поняла. Кто ты? — повторила Кира, и голос ее прозвучал еще холоднее.

— Та, благодаря кому вы до сих пор живы. — Женщина сделала паузу, как бы позволяя девушкам осмыслить этот факт, а затем продолжила: — Не думаете же вы, что вам удавалось скрываться потому, что вы умеете хорошо скрываться? Это я водила за нос своих, я все это время незаметно приглядывала и оберегала вас. Ну, теперь не хотите со мной сесть?

Девушки остались неподвижны.

— Почему ты это делала? — спросила Алиса смятенно.

— Почему? Почему… — задумалась женщина. — Хороший вопрос. Наверно, из какой-то симпатии. Или жалости. Я видела, как жители Бланверта медленно, но верно впадали в безумие, и прониклась жалостью к некоторым. Хотя нет… наверно, это все-таки раскаяние. Попытка искупиться. Ведь это с меня все началось.

Кира сжала кулак. Сдерживая злобу, она произнесла:

— Это ты была первым вампиром?

— Что? — удивилась женщина. — Нет же, какой там! Никакой я не вампир, а самый что ни на есть обычный человек. Но это я заразила мэра. Подмешала ему кое-что в кофе. И от него все пошло.

— В каком смысле «заразила»?

— В самом прямом. Вампиризм — это болезнь. Рукотворная болезнь.

— Рукотворная? — продрожала Алиса. — То есть это с нами сделали какие-то люди?

— Все так, — женщина потерла мерзнущие руки и опять спрятала их в карманы. — Не делай такое ошарашенное лицо. Ты уже давно догадалась, что к чему и кому все это было нужно.

— Да, но… я не могла в это поверить! — взволнованно сказала Алиса и бросила взгляд на сестру, которая стояла с пустым лицом. — Нас просто использовали как морских свинок? Как будто мы и не люди, а какие-то зверьки, на которых можно провести тесты?

Женщина просто кивнула.

— Наши друзья… — процедила Кира с искаженным от злобы лицом, — наши родители… столько невинных людей — всех вы принесли в жертву, ради каких-то опытов!

— Я понимаю твою ненависть. Однако — я всего лишь исполнитель и походу дела лишь собирала информацию. Настоящее зло там, гораздо выше, — она показала глазами вверх. — Впрочем, это не попытка оправдаться. Я знаю, что хоть я и была инструментом, это не снимает с меня вины.

— Мерзавцы!

В порыве гнева Кира одной рукой схватила женщину за грудки, а другую, сжав в кулак, уже занесла для удара, но вдруг замерла. Женщина смотрела ей в глаза в смирении.

— Вы, конечно, можете избить меня до смерти, — промолвила она. — Это будет справедливо. Однако я еще не все рассказала.

Кира, фыркнув, отпустила ее и отшагнула:

— Не собираюсь я тебя бить! — раздраженно сказала она. — Хотя очень хотелось… но для этого я бы нашла что-нибудь потяжелее, чем мои кулаки… Да и сестра, наверно, не одобрит рукоприкладство.

Алиса молча и печально посмотрела на Киру, а затем отвела взгляд. Бей или не бей, ничего это уже не изменит…

— У Бланверта не могло быть другой судьбы, — говорила женщина после небольшой паузы. — Потому что такова его судьба — быть однажды принесенным в жертву. Его предназначение, если угодно, цель, ради которой он, собственно, все эти годы существовал. Что он вдали от других городов, что не на всех даже картах отмечен — все это служило одной цели.

— Да ты шутишь… — пролепетала Алиса.

— Если бы я пришла сюда шутки шутить, я бы захватила с собой клоунский парик, красный шарик на нос и пару длиннющих ботинок, — сказала женщина, а затем продолжала: — Это еще Генри Коут задумал. Знаете ли вы, что он не только отец революции, но и талантливый биолог? В учебниках его нынче описывают как простого доктора, лечившего детей, да только ни черта он был не простым. А еще он очень любил насекомых. Разносторонняя личность… В общем, он выяснил, что прозрачнобрюхий фасеточник — или просто прозрачник, как его в народе называют, — выделяет своеобразный яд, когда кусает свою жертву. Этот яд приводит жертву в бешенство, отчего она нападает на своих же сородичей, если те окажутся рядом, а иногда их даже пожирает. Поэтому, собственно, прозрачнобрюхий фасеточник предпочитает нападать на группы насекомых поменьше. Когда Генри Коут это обнаружил, в его голове зародился гениальнейший, как он говорил, план. При жизни он добился того, что заставил яд подействовать на мышей, мы же, потомки, все эти годы постепенно доводили начатое им до ума.