— Извините, если напугал, — промолвил Ким. Он и сам вообще-то испугался от неожиданности. — Я не знал, что тут кто-то есть.

— Я тоже думала, что я сижу одна… — ответил женский силуэт. Возникла пауза. — Знаете, раз уж мы, два полуночника, встретились, то почему бы нам не поговорить немножко? Что думаете?

Это предложение стало для Кима еще большей неожиданностью. Он поколебался немного, но все же приблизился к беседке.

— Садитесь со мной, — пригласила женщина приветливо. — Дождь усиливается. Вы ведь не хотите промокнуть?

Ким сел напротив.

— Я не слышала ваших шагов. Вы как будто подкрались ко мне.

— Ага… — рассеянно ответил парень, лишь частично уловив смысл сказанного. — А вы что здесь делаете в такое время?

Он смог разглядеть женщину получше. Она была уже немолода, лет под пятьдесят, а скорее всего, даже за. При этом у нее было довольно, как ему показалось, спортивное телосложение; одета она была в кофту с воротником и джинсы. Стрижка короткая, волосы будто серебро — на седые не похожи, крашеные, наверно. Она держала в руках блокнотик и ручку и, кажется, что-то записывала, пока Ким ее не прервал.

— Я наслаждаюсь ночью и ее тишиной, — ответила она мягко. — А вы, молодой человек?

— Гуляю, — пожал плечами Ким.

— Не могу не заметить, что для детей неспроста существует комендантский час, — без какого-либо осуждения сказала женщина.

— А вы, как думаете, сколько мне лет?

— Достаточно, чтобы не вспоминать про это правило. Но само то, что вы один бродите по городу в такое время…

— А почему вы думаете, что я брожу?

— Мне так показалось. Вас здесь не было, когда я сюда пришла. А я здесь сижу уже часа два или три.

— Может, я живу в одном из этих домов, мне плохо спалось, и я вышел подышать свежим воздухом?

— Как скажете, молодой человек.

— Знаете, — Ким потер затылок, — вообще-то я был здесь все это время. Вон там, в кустах.

— Да? — удивленно спросила женщина и обернулась, посмотрев туда, куда указывал Кимов палец. — Что вы там делали?

— Лежал.

— Зачем лежали?

— Не знаю. А вот вы зачем здесь сидите?

— Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. А! Или вы про блокнот? На самом деле я пишу стихи. Стихи лучше всего пишутся ночью, в такую тишину — самое романтичное время.

— Да уж, — поддакнул Ким, не зная, как ответить.

— А все-таки: почему вы лежали в кустах? — серьезно спросила женщина, положив ручку с блокнотом на сидение рядом с собой. — Вы в порядке?

— Приболел немного.

— Родители хоть знают, что с вами? Где вы пропадаете?

— Это уже не имеет значение…

Женщина промолчала.

— А вы, может, зачитаете мне одно из ваших стихотворений? — не то чтобы они интересовали Кима — он просто хотел перевести тему.

— Я не думаю, что это хорошая идея, — сказала женщина.

— Почему?

— Я очень стесняюсь показывать свои творения другим людям, — живо заговорила женщина. — Мне они кажутся неказистыми и глупыми, и очень смущают меня. Не хочу смущать других людей тоже.

— Тогда зачем вы продолжаете это делать? Ну, творить? Разве смысл не в том, чтобы показать свои творения другим? Ради этого и живет творец. Мне всегда так казалось.

— Вообще-то, у меня есть определенный круг людей, которым я могу это показать… но не сейчас.

— Семья и друзья?

— Не совсем.

— Я тоже пытался сочинять всякое, когда был в пятом классе. Получилась лютая тупость.

— Вначале всегда получается лютая тупость.

— Наверное. В любом случае, я как начал сочинять в пятом классе, тогда же и закончил. Скажите, вам не страшно ночью торчать тут в одиночестве?

Кажется, женщина улыбнулась — она сидела против света фонаря, и было плохо видно ее лицо.

— Сейчас я уже не одна.

— Но до этого вы были одна.

— Мне не было страшно. Ничуть.

— И все-таки ночью в Бланверте опасно гулять одному.

— Я вообще-то владею боевыми искусствами. Пусть опасность только попробует ко мне подобраться, — весело сказала женщина.

— Я серьезно. Вы наверняка слышали, что происходит в городе.

— И я сама серьезность! Просто не вижу смысла беспокоиться раньше времени. Вот когда кто-то решит меня похитить, тогда и перестану шутки шутить.

— А вы не волнуетесь особо, я смотрю.

Женщина легонько пожала плечом, мол, она такая, какая есть, и ничего с этим не поделать.

— Бланверт ждут большие перемены, — вдруг сказала она. — Этот город уже никогда не будет прежним.

— Да? С чего вы так решили? — Ким напрягся. Кажется, женщина что-то знала. Может, она тоже вампир? Ну точно, почему же еще она сидит в беседке посреди ночи? Конечно же она вампир.

— Такое ощущение возникло, — уклончиво ответила женщина.

— И как же город изменится? В лучшую сторону? Или худшую?

— Не знаю, молодой человек. Это я и хочу увидеть. Мне любопытно, как все обернется.

— А вы сами-то кто такая? — прямо спросил Ким.

— Хм, — женщина задумчиво коснулась подбородка тонкими пальцами, — это довольно резкий вопрос. Даже невежливый, я бы сказала. Но я не оскорблена, не подумай. Я буду… а вот — я ночная поэтесса. Как тебе такое? — Очевидно, что ничего конкретного о себе она говорить не собиралась. Ким и сам бы увильнул от ответа, спроси она его то же.

— А я тогда… я тогда ночной призрак.

— Почему именно призрак?

— Ну я же брожу. Вернее бродил, пока не оказался тут. И бродил без какой-то цели.

— Неважно выглядишь, призрак.

— Я же еще в кустах почему-то лежал, забыли? Конечно после этого я буду выглядеть неважно.

— Точно.

Помолчали. Дождь стучал по крыше беседки. Где-то далеко-далеко лаяли собаки.

— А я все же поделюсь с вами своим творчеством, — сказал Ким.

— Да? — оживилась поэтесса. — Буду рада послушать.

— В моем рассказе все было как обычно: вампиры и люди. Вампиры, правда, были почти неотличимы от людей. Они не спали в гробах, у них не было длинных клыков, которыми они вгрызались в шею и высасывали у жертвы кровь, серебра они не боялись, чеснока тоже. В общем, не было у них каких-то особенностей или преимуществ, какого-то превосходства над обычными людьми…

— И такое написать в пятом классе? — удивилась поэтесса. — Надо же.

— Да ладно вам. Вы даже не читали рассказ, это вам кажется интересным, потому что я пересказываю самую суть. Хотя, вообще-то, я еще не перешел к сути. Вот она: люди в один момент стали называть вампиров каннибалами. И так, если подумать, они были правы: раз пьешь человеческую кровь — это все равно, что каннибализм. Но вампиры не хотели с этим соглашаться. «Каннибалы едят мясо, а мы всего лишь пьем кровь, это не одно и то же! Что в этом такого ужасного?» Они продолжали гордо называть себя вампирами. А вы как думаете? Кто из них прав? Люди или вампиры?

Поэтесса призадумалась.

— Вообще, и те и другие правы по-своему. Но я, наверно, все же склоняюсь на сторону вампиров. Каннибал — это тот, кто сознательно съедает себе подобного, хотя у него есть альтернатива. У вампиров же альтернативы нет, они не могут питаться обычной едой. Им нужно пить кровь, чтобы жить, так? Или у вас было по-другому?

— Нет, вы весьма точно предугадали сюжет моего рассказа. — У Кима не осталось сомнений, что перед ним сидит вампир. Он вздохнул. — Давайте уже говорить нормально, без этих иносказаний.

Поэтесса помолчала, а затем сказала:

— Тебе бы перестать противиться своему аппетиту. Ты так долго не протянешь.

— Наверно…

— Можешь быть уверен, — сказала поэтесса серьезно. Она спрятала ручку с блокнотом в правый карман джинс. — У тебя же есть родственники. Кому, думаешь, станет лучше, если ты умрешь от голода?

— Я лучше умру человеком, — ответил Ким.

— Похвальная верность принципам, — сказала поэтесса после небольшой паузы. — Но ты глупец. Глупец, каких еще поискать на белом свете.

— Знаю… А ты как это все приняла?

— Никак. Я просто стараюсь не думать об этом. Не могу сказать, что жизнь для меня кардинально поменялась. Я никогда особо не придавала значения тому, что я ем. Это было для меня не больше, чем способом продолжать существование. Кровь я смешиваю с томатным соком. Знаешь, как будто и не становилась вампиром. Как пила томатный сок, так и пью.