— Как твое самочувствие? — спросил он мягко.

Мальчик все смотрел на него — или, скорее, сквозь него, — а затем, так не промолвив ни слова, повернул голову обратно и уставился в потолок. Как будто потерял интерес. Эрик не хотел с ходу начинать расспрашивать его о произошедшем в школе — сначала он надеялся показать доброту, чтобы маленький свидетель сам захотел все рассказать. После рассказов сослуживцев у Эрика создалось впечатление, что мальчик чем-то напуган — и нет, дело было не в убийстве, которое, вероятно, произошло на его глазах. Тут было что-то другое — так полицейскому подсказывала интуиция, которая в свою очередь основывалась на личном опыте: когда-то давно он сам был напуганным мальчишкой.

— Смотри, — он сунул руку в карман и вытащил небольшой пакетик с леденцами. — Врач сказал, что эти леденцы тебе можно. Вот, положу у тебя на тумбочке. Захочешь — возьмешь.

Полицейский положил пакетик и посмотрел на мальчика, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Прошло не меньше половины минуты, прежде чем тот сначала безмолвно зашевелил губами, а затем все же выдавил из себя:

— Не хочу, — и голос его оказался слабым-слабым, как будто он потратил на эти два слова кучу сил.

— Потом захочешь. Готов поспорить, есть одни таблетки не очень вкусно.

— Не захочу… — еще слабее промолвил мальчик.

— Тебе не нравятся такие леденцы? Хорошо, я куплю что-нибудь другое.

— Нет, — просто ответил мальчик, поставив полицейского в тупик. Впрочем, одно то, что он говорил, а не игнорировал вопросы, как будто пребывая в другом мире, уже было достижением. Эрик уже продвинулся дальше, чем сослуживцы, пытавшиеся разговорить мальчика до этого.

— Пусть будут тут, — сказал он. — Вдруг все-таки захочешь.

Все глядя в потолок, мальчик жалобно попросил:

— Закроете окно? Мне холодно.

Полицейский выполнил его просьбу. Мальчик слабой ручкой натянул белоснежное одеяло почти на подбородок.

— Спасибо.

— Выглядишь ты неважно, врать не буду.

— Я знаю… — тихо проговорил мальчик, а затем посмотрел на Эрика. — В меня все пихают каши… а я их не хочу, они мне не нравятся. Пихают горькие таблетки — они тоже не нравятся.

— От этого никуда не деться. Ты ведь хочешь выздороветь?

— Хочу.

— Тогда придется немного потерпеть. Ты же боец. Для тебя это раз плюнуть, так?

— Я терпел, но это… не поможет, — еще жалобнее произнес мальчик и развернулся к окну, так что видно теперь было только его спину.

— Почему не поможет?

Ответом была тишина. Полицейский попытался зайти с другой стороны.

— Я Эрик. А как тебя зовут?

На этот раз послышалось неразборчивое бормотание. Если это и было имя, то Эрик его не расслышал.

— Ты полицейский, — отчетливо произнес мальчик. — Ты тоже будешь доставать меня вопросами? Другие полицейские постоянно что-то спрашивали меня…

— «Что-то»?

— Что-то спрашивали.

— Ты не слышал их?

— Слышал.

— Ты не понял?

— Понял.

— Тогда почему ты не отвечал на их вопросы? — осторожно спросил Эрик.

— Не хотел. — Мальчик слабенько выдохнул и шевельнул ногой под одеялом. — Ты как они. Одни вопросы.

— Но я почему-то первый, с кем ты заговорил, — не мог не заметить Эрик. — Раз уж мне так повезло, может, все-таки расскажешь мне, что случилось? Послушай, давай ответишь на мои вопросы, и мы все от тебя отстанем. Клянусь своим мизинцем.

Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем мальчик изрек:

— Хорошо.

Эрик тщательно обдумал следующий шаг. Опасаясь, что у мальчика в любой момент может поменяться настроение, он решил спросить самое главное, а потом уже перейти к деталям и подробностям.

— Почему ты никому не сказал, что твоя бабушка умерла?

— Я хотел сказать, но…

— Но?

— Я не знал, к кому обратиться, — промолвил мальчик не то виновато, не то испуганно.

— Ты мог обратиться к любому взрослому, — Эрик засомневался в его словах, хотя допускал, что мальчик в силу своей неопытности мог себе чего-то напридумывать, и от этого повести себя не совсем нормально. — Да хотя бы к своей учительнице. Я уже не говорю про то, что тебе следовало позвонить в скорую. Ты ведь знаешь, как звонить в скорую?

— Нет…

Восемь лет — это уже достаточно самостоятельный возраст на самом деле. Он телефоном хоть пользоваться умеет? Что-то тут не так…

— Ты не против, если я пересяду к тебе?

— Нет, — не сразу послышался ответ.

Неуверенный до конца, что именно означает это «нет», полицейский все же пересел к мальчику на кровать. Возражений не последовало. Кровать была большая, как будто и не детская вовсе, так что места хватало.

— Ты не мог бы повернуться ко мне? — Эрик постарался попросить ласково. С его голосом, не привыкшим к таким интонациям, это было почти непосильной задачей.

— Зачем? — отозвался мальчик.

— Чтобы у нас был зрительный контакт.

— Не хочу.

Эрик отступил, не став настаивать.

— Выходит, ты жил совершенно один на протяжении трех дней, я правильно понимаю?

— Да…

— И тебя ничуть не смущал труп бабушки на втором этаже?

— Бабушка всегда была злая и меня не любила, — неожиданно резко сказал мальчик.

— И поэтому ты… — полицейский не договорил.

— Нет, — вновь ответил мальчик односложно.

Эрик решил, что еще вернется к этой теме позже, а пока задал другой вопрос. Основной вопрос, который его интересовал.

— Что произошло в школе?

— Катастрофа.

— Можешь рассказать, как все произошло? С самого начала?

Снова возникла пауза. Она затянулась, и Эрику начало казаться, что мальчик больше не хочет говорить.

— Я помогал убираться в нашем классе. Протирал парты, отковыривал из-под них жвачки, мыл доску… А потом в класс забежал убийца… и тут же за ним забежал дядя из охраны. Я спрятался под партой и… все видел. Охранник проиграл, и убийца убежал. Я подполз к охраннику, хотел помочь, но он уже… Было много крови… — с содроганием закончил рассказ мальчик.

Эрик почувствовал себя бездушной скотиной из-за того, что заставлял его заново это все переживать. Но по-другому было никак, и пока что отставать он не собирался. В рассказе были пробелы и странности — о них полицейский и стал расспрашивать.

— То есть убийца тебя не заметил?

— Да, — робко ответил мальчик.

— Убийца был занят охранником, то есть тебя он не видел, так? Почему ты не выбежал из класса? Почему не позвал на помощь?

— Мне было страшно. — Эрик попытался разглядеть лицо мальчика, но угол был не тот. — Я думал, он и меня… того.

— Понимаю. Просто спрашиваю. А ты один, что ли, в классе убирался? Разве тебе никто не помогал?

— Нас было пятеро. Я заканчивал. Остальные уже разошлись.

— Ясно. А перед тем, как в класс забежали охранник с убийцей, ты что-нибудь слышал? В коридоре что-нибудь происходило?

— Не знаю… был какой-то шум.

— А убийца? Как он выглядел, можешь описать?

— Высокий, — говорил мальчик, немного подумав. — Молодой. Он был одет в сиреневую футболку и джинсы.

«Высокий»? Восьмилетнему мальчику таковыми будут казаться все, кто выше него, так что эта характеристика ни о чем не говорила.

— Насколько он был высокий, можешь точнее сказать?

— Выше некоторых взрослых.

— Насколько молод?

— Не знаю. Молодой… и все.

— Ты мог бы назвать его взрослым?

— Наверное… Он был как ты. Но младше.

— А его лицо?

— Не помню, но… у него были очки.

— Хорошо, это более-менее прояснили, — выдохнул полицейский. — Как он убил охранника, можешь рассказать? Было ли у него оружие?

— У него был молоток. Большой молоток. И он им охранника… по голове, — с болью произнес мальчик, будто это его ударили.

— А что было потом? Откуда на теле взялись раны? Ты сказал, что убийца ушел сразу?

— Я… да. Мне было плохо и страшно, и я ничего больше не помню.

Может быть, убийца вернулся чуть позже, предположил Эрик. В любом случае картина вырисовывалась пока странная и по-прежнему малопонятная. Но и то, что удалось узнать — уже большой шаг вперед. Особенно описание убийцы. Он невольно подумал про парня, которого видел недавно — того, что с мертвой собакой. Подходит ведь. Но он же школьник еще! И вообще звучит это бредово. Не-е, тут что-то другое…