Если это конец, то я приму его от любимого без сожалений. Розовые очки ни при чём. Эти недели были несомненно лучшими в моей жизни. Я ощутила весь спектр эмоций, ранее неведомых мне. Этот мужчина дал намного больше, чем все люди вместе взятые, которые были когда-то в моей жизни. Теперь в ней был только один человек…

Слова застряли где-то в горле. Мы стояли под медленно падающими мелкими снежинками, глядя друг другу в глаза. Боясь сделать шаг и нарушить этот момент. Я искала ответы на свои вопросы с немой мольбой. Роберт же пытался пробраться вглубь моего сознания, вглубь души. Вывернуть её наизнанку.

— Я не могу совладать с этим. Всегда старался быть выше. Держать эмоции под замком. Они делают человека слабым. Я не могу быть слабым, но я не хочу существовать без тебя.

Я медленно протянула ему руку, боясь спугнуть зверя, загнанного в угол. Сердце сжималось от тоски и боли, глядя на него в таком состоянии. Я очертила большим пальцем его колючий подбородок. Как мне этого не хватало…

— Эмоции делают человека живым. Ты должен верить мне, Роберт. Я не смогла бы оставить тебя потому, что люблю…

Мой голос дрожал. Хотелось плакать и кричать. Ударить его в грудь, дать пощёчину. Сделать хоть что-то. Выплеснуть все эмоции, разрывающие меня. Это было нестерпимо. Ещё тяжелее было видеть его нахмуренное недоверчивое лицо. Он попятился назад, словно в попытке сбежать от моих слов.

— Это невозможно, Мишель, — его голос был острее бритвы и холоднее айсберга. Кусочки этого льда больно врезались, каждый раз попадая в цель. — Ты не можешь меня любить. Ты знаешь, кто я и на какие поступки способен.

Роберт не повышал тон. Наоборот, старался говорить тише, словно его кто-то мог услышать. Он, как ядовитый змей, шипел слова, причиняющие боль. Как будто пытался убедить в них не меня, а себя.

Я думаю, каждая девушка, признавшись в любви, желает услышать те же слова в ответ. Или эта девушка слишком глупа? Любовь — это не панацея от всех болезней. Иногда бывает, что её недостаточно для того, чтобы растопить кусок льда в груди любимого.

Может быть все чувства, которые как я думала он ко мне испытывает, всего лишь плод моего воображения? Но дьявол! Как же он был сладок… Я с такой глупой наивностью всё это время верила во взаимность. Способен ли он вообще на любовь?

Он вновь подошёл ко мне. Чуть наклонил голову, утыкаясь носом в мои растрёпанные волосы. Прикрыл глаза, тяжело вдохнув воздух.

— Зачем ты это делаешь, Мишель? Думаешь твои слова что-то изменят? Думаешь я поверю в них?

Я прятала от него свой взгляд, не желая, чтобы он увидел мокрые дорожки от слёз. Не желая, чтобы он знал, как больно ранит своими словами. Мужчина обхватил меня за руки, чуть выше локтя, крепко сжимая и пытаясь говорить твёрдым уверенным голосом, словно объясняя устройство двигателя глупому ребёнку.

— Слушай меня внимательно. Я дам тебе один шанс. Всего один. Если ты им не воспользуешься, то ты вечность будешь гореть в этом аду вместе со мной.

Я нашла в себе силы посмотреть на него. Мои затуманенные глаза уткнулись в какой-то нездоровый маниакальный блеск двух льдин. Его тело подрагивало, так же, как и рука, которой он накрыл мою. Ладонь обожгло холодом, но отдёрнуть её не смогла. Опустив глаза, я увидела пистолет.

— Что ты…

— Я снял его с предохранителя. Как пользоваться ты уже знаешь. Помнишь, Мишель? Один шанс, — он отступил на три шага назад. Голос ровный, как тогда, в часы спокойствия и безмятежности в четырёх спасительных стенах нашего уютного мирка. Словно тот ангел на плече подбадривающий и утверждавший, что всё правильно. Так и должно быть. Нужно лишь сделать это. В его глазах не было и капли страха, а на губах играла скупая улыбка. — Давай, малышка. Сделай это. Я не смогу без тебя, а со мной ты пропадёшь. Освободи нас… Освободи себя. Для меня всё уже кончено. Я уже в аду.

Я с ужасом смотрела на мужчину, не веря в реальность происходящего. Словно тот кошмар, от которого невозможно проснуться, а лоб заливает холодный пот. Пистолет в моей руке подрагивал от невыносимой тяжести. Странно. В первый раз он не казался таким тяжёлым. И ночь тогда не была такой чёрной. Словно луна избегала на нас смотреть, оставляя в темноте и ужасе.

Я всё ждала, когда же вернётся тот самодовольный и грубый Роберт, что предстал передо мной на вечеринке у Макса. Тот мужчина знал, чего хочет и брал это. Даже если в ущерб остальным. Для него имели значения только его желания и амбиции. Он был грубым, властным и порой жестоким. Со всеми, только не со мной.

Этот новый человек, который стоял покорно всего в нескольких шагах, пугал меня сильнее, чем тогда, когда я узнала от Александра правду. Но я бы с радостью и благодарностью приняла и эту сторону его многогранной души, если бы он дал мне возможность. Если бы он дал возможность доказать самому себе, что имеет право на искупление.

— Роберт…

— Всё в порядке.

— Я не буду этого делать, — одним движением я откинула пистолет в припорошенную снегом траву. Лицо мужчины исказила гримаса злости и отчаяния. Словно именно сейчас я предала его. Словно он не ожидал от меня такого.

Роберт сильно сжал челюсти и в один широкий шаг сократил расстояние между нами. Нагнулся, подхватил сиротливо лежащий ствол и снова вложил его в мою руку.

— Ты делаешь мне больно! — я с мольбой посмотрела на него, но не заметила и капли сочувствия. Руками он держал мои руку, чтобы я уже не могла разжать её.

— Дьявол! Ты что плохо слышала меня?! Ты ДОЛЖНА это сделать! Глупая наивная дура! — он направил мою руку с зажатым пистолетом себе в грудь. — Пойми же наконец. Со мной тебе не светит «долго и счастливо». Со мной каждый твой день, каждая минута превратится в череду контроля, ревности и жестокости. Ты не заслужила это!

Я закусила губу, сдерживая рыдания и дрожь тела. Истерика, уже готовая прорваться наружу, могла покончить со всем этим. Снятый с предохранителя пистолет, казался ядовитой змеёй, в любой момент грозящей ужалить и отобрать единственного человека в моей никчёмной и пустой без него жизни. Даже дышать было страшно.

— Хоть раз… Хоть раз подумай не о себе, Роберт. Подумай, каково будет мне жить в этом мире, где не будет тебя… Хоть на минуту прости себя. Перестань ненавидеть того ребёнка, что сидит в углу твоей души.

Мужчина рвано выдохнул, удивлённо моргнув серыми глазами. Его руки расслабились, отпуская мои. Словно это я была тем самым ядом в его душе. Моя ладонь с ненавистным мне металлом безвольно опустилась вдоль тела. Казалось, я уже намертво срослась с ним.

— Я готова один единственный день прожить в аду с тобой, Роберт, зная, что завтра умру. Но не готова существовать, не видя твоих глаз, не вдыхая запах, сводящий с ума, и не чувствуя жара твоих объятий.

— Ты не можешь этого хотеть… — он отступил на шаг, всё ещё с недоверием и опаской глядя на меня, словно мы только сейчас познакомились.

— Не тебе решать, что я могу, а чего нет. Я сделала свой выбор. Ты должен сделать свой. Сейчас тебе предстоит самое сложное решение в твоей жизни, Роберт. Ответь мне всего лишь раз. Готов ли ты отпустить своё прошлое? Готов начать строить настоящее? То, что было уже не исправить, но вместе мы постараемся быть лучше друг для друга.

— Понимаешь ли ты, о чём говоришь, Мишель?

Я прикоснулась ладонью к его не бритой несколько дней щеке. Роберт, словно дикий раненый зверь, который на грани приручения, прильнул к ней, прикрыв глаза. Его кожа всё так же полыхала и приятно покалывала. Мы стояли под медленно падающими с неба застывшими крупицами воды, не спеша делать следующий шаг. Два сломленных человека, так яростно нуждающихся друг в друге. Весь его мир был заключён во мне, так же, как и я видела лишь его душу. Настоящую его сущность. Истерзанную многолетним самобичеванием и ненавистью не только ко всему миру, но и к себе. Нам предстоит трудный путь, но, когда есть ради кого жить… ради кого меняться, то этот путь окажется к счастью.