Уснуть той ночью я даже не пытался. Я знал, что будет ещё сложнее сдерживать себя, когда она будет рядом. Но то, что на столько…

После того сумасшедшего поцелуя, я до сих пор был в трансе. Даже и не понимаю, откуда взялась та сила воли остановиться. Быть паинькой. Не разложить её прямо там же на мягком диване. Не сейчас. Держи себя в руках, приятель. Не так быстро. Оказывается, я тот ещё мазохист.

Я стоял, глядя на неё, и не мог поверить, что это уже не сон. Это она. И это она потянулась ко мне. Не пришлось даже связывать и заставлять. А мысль такая была… Скорее всего, сыграл свою роль глоток виски и стресс от пережитого. Но то, что её ко мне тянет — это факт.

Моя постель казалась мне впервые не гостеприимной и холодной. Ночь длинная и одинокая. Всё потому, что она не со мной, а беззаботно спит в соседней комнате, не зная, какими грешными мыслями забита моя голова.

Хотелось забраться к ней. Прижаться к горячему телу, покрывая поцелуями её плечи. Скользнуть рукой между влажных складочек и разбудить нежными прикосновениями. Пока она не начнёт урчать и выгибаться, как маленький довольный котёнок.

Я прикрыл глаза. Именно эти мысли и постоянный стояк не давали мне уснуть. Я боялся проснуться и не увидеть её. Понять, что это лишь сон. Но я уговаривал зверя внутри, что она здесь. Рядом. Не нужно волноваться. Стоит лишь протянуть руку.

Уснуть под утро всё же удалось. Разбудили меня запахи, доносившиеся с кухни. И я, как одурманенный поплёлся выяснять их источник.

Я застыл в дверях, как вкопанный. Девушка в домашних штанах и футболке колдовала над плитой. Повсюду витал запах свежего кофе и блинчиков, горкой лежавших на тарелке. Моя Бэмби стояла спиной и пританцовывала под песню Элвиса Пресли. Я завидовал лучам скупого осеннего солнца, которые пробивались сквозь большое окно и бесцеремонно лапали нежное тело моей женщины.

Увидев это, в голове ураганом пронеслось другое воспоминание. Только это уже не моя Мишель. Это другая женщина. Она так ловко переворачивает блинчики одной рукой, другой гладит по голове пацанёнка лет пяти. Она так же пританцовывает под песни сердцееда Пресли. На губах расцветает обворожительная улыбка, когда она смотрит на любимого сына.

Тёплый летний день. У них впереди долгая и счастливая жизнь. Так она думала. Но мечты обычно разбивают самые близкие люди, словно фарфоровую чашку, летящую в стену.

Женский крик. Детские слёзы. Побои. Унижения. Таким было его детство.

Что могли такого совершить невинный ребёнок и любящая мать, чтобы добытчик, глава семьи превратился в монстра?

Женщину нужно носить на руках. Обращаться с ней, как с самым дорогим сокровищем в мире. Дарить ласку и покой, а не синяки и переломы. Я не смогу никому это дать. Поэтому никогда не сближался с женщинами больше, чем на пару ночей.

Я помню, когда случился тот самый момент, когда моё детство закончилось, словно это было вчера. В тот день я думал, что вырвал своё сердце и похоронил вместе с ней. С единственной женщиной, которую любил…

Пулей вылетев из кухни, я закрылся в ванной, пытаясь унять дрожь от непрошенных воспоминаний. Включил воду. Холодный душ всегда помогал избавиться от ночных кошмаров. Только это был не такой кошмар.

Спустя годы воспоминания всё так же болезненны, но они не дают мне размякнуть. Забыть, кто я есть и почему им стал. До сих пор перед глазами стояла мама. Она так гордилась мной, когда я принёс тот дурацкий кубок по футболу, который мне вручили в школе.

Этим же кубком я получил по лицу от Джоша, в которого вселился, кажется, Сатана. Нет. Это всё отговорки. Зло совершается самими людьми. Просто они боятся признать, что монстры — это они сами.

Я смотрела на наступающее утро за окном и думала о всей той круговерти, что творилась в моей жизни. Как будто меня просто выдернули из привычного потока, развернули перпендикулярно и отправили в новый неизведанный и пугающий маршрут. В этом новом мире я, как слепой котёнок. Не знала, как жить и какие правила. Всё такое новое для меня.

Одно я знала точно. При воспоминании о том поцелуе, я готова была провалиться сквозь землю от стыда и вознестись куда-то под потолок. Это чувство так же ново для меня. Я уже давно не девочка, а чувствовала себя именно так. Как будто мне снова пятнадцать и это мой первый поцелуй. Но не тот обмен слюнями, как с Марселем. Меня передёрнуло от воспоминания. Прыщавый юнец дрожащими от страха или возбуждения хиленькими ручками прижал меня к себе. Его рот хотел съесть меня, а брекеты царапали губы. Это был его первый поцелуй, как и мой. Я пошла на этот отчаянный шаг, чтобы доказать себе, что уже не маленькая девочка, которой могут помыкать родители. Я была той ещё бунтаркой. Впрочем, как и сейчас.

Хотела доказать, что в своей жизни сама принимаю решения. С кем общаться и с кем целоваться. Но лишь доказала себе, что поцелуи не для меня. Мерзость. Марсель не знал, куда деть свой язык и как повернуть голову, чтобы не мешался нос. Слюней было слишком много. В первый момент я подумала, что захлебнусь.

После этого я несколько лет не подпускала никого к себе. Психологическая травма, как сказал бы психолог, если бы я осмелилась кому — то об этом рассказать.

Макс так же не особо утруждал себя. Вся его нежность и страсть заключались лишь в поглаживании и пощипывании моей кожи. Иногда лёгкий поцелуй в лоб или щёку. Больше походило на дружеское внимание. Не было той страсти, тех искр, что показывали нам актёры с плоских экранов. А этого хотелось. Видимо слишком много хотела. Так не бывает. Я думала.

А Роберт… Боже. Как бы банально и заезжено не звучало, но мне не хотелось прерывать поцелуй. Может, во мне говорил алкоголь? Как легко найти оправдание своим действиям и желаниям, когда в крови течёт сорокоградусная лава. Но мы же не животные. Мы не должны поддаваться инстинктам. Голова должна быть ясной. И я ясно понимала, что это неправильно. Понимала, но не могла удержаться.

В любом случае, это ошибка. И я готова целиком и полностью взять на себя вину перед ним. Перенервничав из-за всего свалившегося и охмелев от близости притягательного мужчины, я поддалась соблазну. Да. Так и скажу. Виновата не я, а твой виски. Точно.

А какое оправдание у него? Чего он хотел? Утешить? Поддержать?

Я всё так же сидела, глядя в окно кухни, когда зашёл Роберт. Его чуть влажные волосы блестели после душа. Тело, обтянутое дорогой тканью, манило и соблазняло. Я постаралась слишком открыто не разглядывать его, сгорая со стыда от своих мыслей. Меня только вчера выгнал на улицу мужчина, с которым я думала, что проведу всю свою размеренную и скучную жизнь. А уже сегодня не думаю о нём, пялясь на другого.

Не могу перестать смотреть на него. Не могу перестать представлять свои руки на его теле. На его жёсткой щетине. На его идеальном прессе и упругих ягодицах. А ведь он одет.

В глазах мужчины что-то неуловимо изменилось. Не было прежнего льда, но они напугали больше обычного. Там, в их глубине, скрывался магнетизм и что-то ещё, явно не предвещавшие ничего хорошего. Я задумалась. А много ли я знаю об этом человеке? Как я могу доверять ему, если, видя его, не могу доверять даже себе? Я не знаю о нём абсолютно ничего. Кто он такой. Чем занимается. Какие дела его связывают с не самым добропорядочным гражданином Леваля — Баше Лурье.

Титаническим усилием воли я отвела глаза от полурасстёгнутой рубашки. От маленькой дорожки чёрных волос, начинающейся у пупка и спускающейся куда-то в глубины похоти и разврата. Он специально так ходит, чтобы свести с ума?

— Доброе утро. Блинчики будешь? — я не знала с чего начать. А может сделать вид, что ничего не было? Я почти физически чувствовала глухую стену между нами.

— Было бы замечательно. Спасибо, — он внимательно следил за мной из-под сдвинутых бровей. Он больше не нарушал молчания, но всё так же, не скрываясь, следил за моими манипуляциями с чашкой. Засыпать кофе в турку. Погреть пару секунд на огне. Залить холодной водой. Руки тряслись. Поставить на огонь. Подождать. Пенка поднялась. Снять с огня. Налить в чашку.